Саша вкратце пересказал биографию девочки, поделился с ней своими планами, и мама, слушая беду маленького ребенка, не сумела сдержать слез.

— Ну, вот. Всю жизнь мечтала о доченьке, а тут сын и исполнил мою мечту. Что ж, идем ко мне на ручки, дочурка. Будем знакомиться. Я согласна быть твоей мамой. А ты?

— Мамочка! — неожиданно громко вскрикнула Анфиска и бросилась к маме на шею.

В такси женщины сидели на заднем сиденье и сквозь слезы обе друг другу жаловались на судьбу и на не совсем правильную жизнь. И радовались, что теперь у них все в этой жизни наладится и будет хорошо, не так, как раньше.

— Ты зачем таксисту так много заплатил? — укорила мама, когда они уже поднимались по ступенькам на второй этаж в свою двухкомнатную квартиру, — Надо было один рубль сдачи взять. С вокзала до нашего дома и два рубля не наматывает.

— Мама, пилот в отпуске гуляет. О какой сдаче речь может идти? Смотри, сколько мне отпускных отвалили, с трудом в карманах вмещается, — Саша вывалил из всех карманов деньги, рассыпав разнообразные купюры по всему столу.

Мама охнула и, схватившись за сердце, уселась на диван, чтобы удержаться на ногах. Она отродясь за всю свою жизнь не видела такой кучи денег. Ну, если только в кино. Или в кассе, когда зарплату получает. У них на всю бригаду, поди, не больше получают. А мама работает контролером на радиозаводе. Конденсаторы выбраковывает. Работа не трудная, но нудная и тоскливая. Так Саша решил, когда бывал у нее в цеху и видел, как целая галерея женщин, словно в курятнике на насесте, сидели за маленькими столиками и совали детали в автомат, который тут же их проглатывал. Но иногда и выплевывал. Это и был брак.

— Надо срочно в сберкассу отнести, а то дома страшно столько хранить без охраны, — наконец-то вымолвила мама, осторожно прикасаясь к этой кучке.

— Зачем, мама. А потом за каждым рублем бегать в кассу. Нет, мы дома в тайник припрячем, и будем по мере надобности по чуть-чуть брать на расходы.

— Надолго хоть приехали-то, сынок? Отпуск как всегда один месяц, или сразу на два отпустили? Все-таки, скоро и год закончится, а ты еще ни разу не был.

— Все, мама, приехали мы к тебе насовсем, — категорично и торжественно рубанул сын.

— О боже! — мама вновь села на свое место на диване и придержала сердце от желания выпрыгнуть. Что-то много сюрпризов в один день высыпал ей сынок. Так и до сердечного приступа недалеко. — А случилось хоть что?

— Ты, мама, разве не рада? Сама всегда горевала, что далеко живу от тебя, не добраться.

— Я всегда рада тебе. Но такое ведь неспроста, случилось чего непредвиденное, чувствую.

— Ничего ужасного. Даже наоборот — великолепное. Мне перевод разрешили. Свое начальство я уже уговорил, и оно весьма благосклонно отозвалось к моей просьбе. Мне очень веские доводы пришлось привести. А местный отряд еще в прошлый раз приглашал. Они даже сами переучить хотели, а тут я уже успел переучиться за счет Туркменского управления. Это большой плюс.

— Слава богу! — счастливо и радостно воскликнула мама и наконец-то уже со спокойным стуком сердца обняла родное дитя. — Теперь вместе будем. И уж так неправильно, как произошло в училище, мы тебе с Анфиской жениться не позволим.

— Это как? — испугалась Анфиска. — Он обещал уже мне, что будет ждать, пока я не вырасту.

Мать, с трудом сдерживая смех, отвернулась от девочки, чтобы не обидеть ее, а Саша присел рядом с ребенком и, взяв ее за руки, категорично заявил:

— Будем терпеливо ждать. Хватит нам варягов со стороны. Вот, мама, с какого возраста невест выбирать надо. Воспитаем такую, какая нам и придется потом по душе. И уж не на кого валить будет, что плохо выбирал и смотрел не туда. Не к кому придираться. Вот, откуда, мол, плохие невестки берутся? А тут, что сам сотворил, то и получил. Претензии самому себе и предъявляй.

Мама и Саша шутили, смеялись, а Анфиса так до конца и не сумела понять, почему в таких серьезных вопросах взрослые люди шутят и смеются. Она, лично, к своей позиции подходит со всей строгостью и женской расчетливостью.

— Мы потом свою квартиру на большую поменяем. Или дом купим, правда, Саша? — заявила она, и тут сама не выдержала серьезного тона, и расхохотались все втроем.

15

П Р О Б У Ж Д Е Н И Е, П О В Е Р Г Ш Е Е В Ш О К

Войэр медленно и трудно открывал глаза, ощущая тяжелую одышку, словно вдыхаемый воздух был тяжелым и вязким, и с трудом и с большой неохотой проникал в легкие. А к векам приклеились свинцовые накладки, которые предстояло поднять усилиями мышц век. Почему-то выплыло из памяти традиционное выражение из одной телевизионной программы, в которой ведущий громко и внятно кричал в эфир, пробуждая поздним утром заспанных и ленивых соотечественников: "с добрым утром, проснувшийся человек"!

Сколько же мы проспали в таком законсервированном состоянии? Войэр даже сам представить не мог этот срок. Он не фиксировал ничего конкретного, не планировал и не рассчитывал. Лишь одна мысль толкала на этот безрассудный и авантюрный поступок: подальше от цивилизации, чтобы она убедилась в его лояльности и правдивости, чтобы поверила в их стопроцентную безопасность. Он обещал выброситься вместе со всеми за пределы всех доступных и возможных далей, он выполнил данное слово, а они позволили беспрепятственно покинуть.

Отсек медленно избавлялся от консерванта. А вместо него втекал изо всех щелей на потолке тот жизненный и легкий, что позволит полной грудью вдыхать и комфортно ощущать его жизненный вкус. В теле возникал зуд и стремление полнокровно нагрузить силой и физическими тяжестями свои мышцы, истосковавшиеся по движению, помахать руками, в полную силу оттолкнуться от пола ногами. Хотелось резко и быстро шевелиться, крутиться и громко во весь голос кричать.

Но, как указано в инструкции и помнится из прежних школьных учебников, пока никаких резких движений, никаких прыжков и скачков во избежание разрыва и растяжения тканей, не восстановленных и не адаптированных к новым условиям после столь длительного бездействия. Хотя время на срок летаргии во всем корабле как бы остановилось, замерло и совсем исчезло. Спал не только экипаж, но и все оборудование, аппаратура и материалы, из которых изготовлен сам звездолет. Произошла полная консервация всего корабля.

Войэр не помнил, на какое время установил этот вечный сон, но догадывался, что запредельно много и надолго. Притом ошибка может исчисляться на нули. В тот момент его мало волновал, как маршрут, так и конечный пункт. Лишь бы подальше. Он даже слабо надеялся на это пробуждение. Никто еще и никогда в истории освоении космического пространства не засыпал на такой сумасшедше рекордный срок. Войэр в этой области поставил новый космический рекорд. Вот только перед кем и зачем его сейчас можно зарегистрировать, чтобы вписаться в историю, как первооткрыватель и первопроходец.

И сейчас он даже в затруднении и не уверен, можно ли вообще будить своих сумасшедших товарищей. А не оставить ли их вот в таком вечном сне? Не выбрасывать же за борт корабля. Хотя, если взвесить все возможные варианты, то это один из лучших и оптимальных. Он забросил их в такую невозможную даль в пустой и холодный космос, что уже на простую человеческую благодарность рассчитывать не приходится. У него и в мозгах не могло возникнуть вероятность их реакции на такое сообщение, созвучное с пожизненным приговором.

Но Войэр в глубоком раздумье. Благо, что на иную деятельность у него нет возможностей. Однако экстремальные варианты он способен лишь предпринять в своих невероятных фантазиях. В жизни Войэр не способен был покуситься на жизнь беспомощных и спящих товарищей, хоть и не испытывал к ним теплых дружеских чувств. За такой длительный сон в его мозгах многое переосмыслено. Им и так пришлось не по своей воле стать жестокими убийцами. Зачем же усугублять свое неизвестное вечное существование в этом замкнутом пространстве.