— 73-ий — послышался голос диспетчера в эфире.
— Слушаю, — ответил Гриша, прижимая ларенги к губам.
— Далеко еще?
— Минут через десять встречай.
— Переживает, — усмехнулся Саша.
— Конечно, страшновато. Кому же захочется задаром седину наживать? — понимающе вздохнул Гриша, оправдывая переживания диспетчера Адхама.
— Хи-хи-хи! — похохотал на ухо Саше Рашмаджан (Миша). — Никому неохота. Вот только нам эта халява вечно достается. И все по своей мягкотелости влипаем в какую-нибудь авантюру. Всех нам жалко, вечно всех мы должны выручать. А вот, как седина и прочие халявные сопутствующие аксессуары, так сразу нам.
— По твоей черной шевелюре переживаний я как-то особо не заметил, — усмехнулся Гриша.
— Так скоро будет и она. Вот еще пару-тройку таких санзаданий — вся голова побелеет. Это тебе хорошо. Осталось на голове две волосинки, так без разницы их цвет.
— Он свою голову вечно на сквозняках держит. Вот и сдуло всю растительность, — смеялся Саша под грозный и сердитый взгляд Гриши, которому и самому не очень нравилось такое экстренное и ускоренное покидание в последний год богатой пшеничной прически. Даже расческой прекратил пользоваться, боясь таким прибором остатки счесать, окончательно превратив голову в сказочный персонаж.
— Это все от чужих подушек, — заметил Миша.
— Можно подумать, он всегда на своих спит, — прокричал по СПУ Гриша, довольный ответом на сарказм товарищей.
Теперь смеялись все, и обстановка разрядилась.
А влипать экипажу, ни в какие неприятности и сомнительные истории не хотелось. Да очень уж жалостливо просили, что под конец уговорили. Гриша даже, уже соглашаясь, хотел всплакнуть, да только давно разучился, как это делается. Саша и Миша (Рашмаджан) плакать не желали и не собирались. Но, соглашаясь, громко и звучно скрипели зубами и прочими подвижными скрипящими частями организма. Сдались под напором плакальщиков. Только Миша тихо похихикал и сказал:
— Хи-хи-хи! Опять уговорили.!?
В таких ответственных случаях, когда под угрозой нависала вся летная карьера всего экипажа, одного Гришиного согласия и команды было недостаточно. Требовалось не просто единодушие, но и добровольное принятие решения.
А начиналось все с того, что начальник УРБ (Управление разведочного бурения), заказчик, заявки которого выполнял экипаж, отпустил их на отдых раньше обычного. Потом термометр зашкалил за плюс сорок пять по Цельсию, что категорически не разрешало полеты, и экипаж забрался в вагончик под защиту кондиционера. Сильный попался зверюга. Шумел, рычал, громко возмущался, но нужный холод все равно извергал, лаская тело страждущих и испепеленных солнцем.
Гриша заслуженно гордился им, так как сам выбирал из огромной горы один единственный. Долго рылся на складе, нервируя его работников и иных, материально ответственных работников этого хранилища многочисленных ценностей, пока данный агрегат не приглянулся ему. Как он не пояснил экипажу, что этот аппарат сам напросился в руки и подмигнул ему при встрече. Саша и Миша вслух поддержали его гордость, но между собой иногда посмеивались с сомнениями и подозрениями, поскольку такой сложный агрегат, как кондиционер, машина сложная и, вполне допустимо, что умная, но железная и безмолвная. В душу к ней не заглянешь, про настроение не спросишь, и на свои недомогания пожаловаться не сумеет.
Одним словом — лотерея. Повезло, значит выиграл. Лично Саша по лотереи никогда и ничего не выигрывал. Покупал регулярно, погружая семейный бюджет в непредвиденные расходы, в надежде на успех и желании окупить столь неоправданные расходы. И всегда не доставало одной цифры, что только подталкивало на новые покупки, чтобы догнать эту недостающую циферку. Миша (будем теперь все время называть его так, поскольку настоящее имя, как выговорить, так и написать без ошибок очень сложно) выиграл один раз рубль.
Потопчемся вокруг кондиционера и выйдем во двор, чтобы несколько минут полюбоваться вагончиком, в котором отдыхал экипаж. О нем хотелось бы говорить не только на восторженной ноте, но и про него спеть симфонию, если бы ко всему прочему имелся в наличии голос и слух. Однако ни того, ни другого в наличии не имеется, но постараемся подобрать интонацию и много красочных выражений, чтобы создать о нем правильное впечатление, и позволить читателю восторгаться вместе с экипажем.
Его история начала формироваться еще несколько месяцев назад. Но не много, где-то в конце зимы. А поскольку сейчас лето, то и большим математиком быть не надо, чтобы приблизительно высчитать срок. Новое, недавно сформированное, УРБ затребовало вертолет, поскольку по пескам на наземной технике добираться до буровых установок, разбросанных на многие десятки и сотни километры друг от друга, нудно и утомительно. Во-первых, начальство желало быстро и комфортно перемещаться от объекта к объекту, а во-вторых, новая смена после такой утомительной поездки еще сутки отдыхать желает. И устают от длительных покачиваний по барханам, да и водки напиться успевают до поросячьего визга. А на вертолете можно за час-полтора оказаться на рабочем месте.
УРБ попросил, а командование авиационного отряда, в подчинении которого работал экипаж, заключило с, выше перечисленной, организацией постоянно действующей и экономически выгодный обеим сторонам договор. После подписания документов и небольшого, но продолжительного банкетика в эту честь, закрепляющего права и обязанности, высокие стороны разъехались по домам, а экипаж остался один на один с недовыполненными обязательствами высоких сторон.
Но заказчик доволен, что приобрел удобное транспортное средство, и клятвенно заверил, что при ближайшей удобной возможности выполнит и остальные пункты договора, касающиеся быта экипажа. Такой удобной оказии не появлялось вот уже несколько месяцев, поэтому экипажу приходилось коротать досуг и личное время, отведенное для отдыха, в поселковой гостинице в номере с многочисленными удобствами во дворе и за барханами.
Трехместный большой квадратный номер в гостинице на втором этаже украшали четыре железные кровати времен Турксиба и Магнитки, с прогибающимися до самого пола пружинами. Посреди комнаты громоздился старый канцелярский стол и один поломанный стул с тремя целыми ногами. Максимальную нагрузку он мог выдержать десять-одиннадцать килограмм. Таковых в экипаже не было. Лишь секретный портфель с картами и штурманским снаряжением. Поэтому кроватями пользовались вместо стульев, как для канцелярских работ, так и в вечерние чаепития. Сон всю ночь находились в очень сложной позе йога. Если ноги и голова приблизительно в положении лежа и находились на одном уровне, то центральная часть туловища провисала на полметра ниже.
Ночью при повороте на другой бок стуком бедер и ягодицами об пол будили весь экипаж. Договорились переворачиваться строго по расписанию, редко и одновременно. Иначе ночь получалась бессонной, а при длительных перелетах днем некоторые пытались наверстать упущенное. Автопилота на вертолете Ми-4 не было. Не успели оборудовать. Только трудно предположить вероятность его наличия. Кто-то ведь должен и наблюдать за перемещением.
С питанием дела обстояли еще хуже. Курящему на завтрак доставалось пару сигарет. А некурящий обходился двумя стаканами теплой воды из графина. Обедали в аэропортовском ресторанчике по цене Московских ресторанов высшей категории. Но очень невкусно и несвеже. Порой диву давались фокусам поваров. Как это такие высококлассные специалисты умудрялись так профессионально и быстро испортить набор свежих и качественных продуктов? На ужин ели ложками красную рыбу (кильки в томатном соусе). Запивали водой из графина.
На четвертый месяц, устав от неполноценного отдыха и безобразного питания, экипаж решил провести общее собрание с присутствием технического состава в лице единственного техника Италмаса, обслуживающего вертолет на земле перед полетом и после. С докладом о злостных бездельниках, не желающих выполнять основные пункты договорных обязательств, касающихся быта и обеда, выступал Гриша. В прениях свое отношение к волнующему вопросу высказали Саша и Миша. Технический состав молчал, так как в его основные обязанности на этом собрании входили процедуры по разливанию водки по стаканам и разносу их по койкам, где восседали ораторы. И слушатели.
