Он не видел ее глаз, но внезапно предположил, да еще со стопроцентной уверенностью, что ребенок пришел сюда на этот страшный мост свести счеты с жизнью. Потому и одета так легко в прохладную погоду. Бросив взгляд в зеркало заднего вида и, не обнаружив там транспорта, Евгений, переключая заднюю скорость, ударил по газам, и в мгновение ока оказался рядом с ребенком. Словно боясь испугать и потревожить, он тихо и неспешно вышел из автомобиля и подошел к девочке, прислонившись к перилам рядом. Она не обращала на него внимания, продолжая пялиться в воду, а Евгения поразили ее глаза и опустошенное отрешенное лицо. Она уже умерла, и оставалось лишь легким движением всего тела прекратить пребывание в этом мире.

Легкий толчок, пару секунд полета, и нет беды, исчезло то горе, что выгнало из дома и принесло в этот чужой заброшенный уголок. Несколько автомобилей просигналили, интересуясь причиной остановки Евгения, но он отмахнулся от них, и они обгоняли, одиноко стоящий посреди моста автомобиль, уезжая дальше. Эта боль и страдания маленького ребенка передались и Евгению, и ему вдруг стало невыносимо от всей его прожитой жизни, от потерь и утрат, с такой легкостью позволивших отнять у него сам смысл жизни. И так сильно захотелось вдруг броситься вместо этого ребенка вниз в черную манящую воду, что страшно стало от самого желания. И тогда он неожиданно для самого себя вспыхнул страстной любовью к этой маленькой беззащитной самоубийце. Захотелось схватить на руки, прижать к себе и защитить от всех злыдней на свете.

Нет, он не позволит ей умереть. В кои века возможна и случается такая внезапная долгожданная встреча двух одиночеств, чтобы возможно допустить потерю и расставание. Он просто не пустит ее в эту холодную черную мертвую воду, а возьмет с собой и уговорит на жизнь. Ведь она еще так мала, чтобы, не вкусив все ее прелести, расстаться так нелепо навечно. Не существует в мире такой беды, из-за которой нужно терять самое ценное, подаренное самой природой.

— Идем со мной, — тихо почти шепотом проговорил Евгений, отрывая ее руку от перил и беря в свою. — Холодно уже. Поехали ко мне. Мне тоже ужасно плохо и одиноко. Просто я взрослый, вот и передумал прыгать с моста. А знаешь, как сильно хочется.

Девочка неожиданно резко глянула ему в глаза, словно услыхала дикую несуразную мысль из уст взрослого человека. Она была немного удивлена и не совсем понимала, откуда он взялся, и зачем берет ее с собой. Чтобы ребенок не успел опомниться и передумать, Евгений скоренько усадил ее на заднее сиденье, заблокировав двери, и они на скоростях понеслись в сторону его дома.

— Проходи, смелее. Можешь снять свои ботиночки, вот тапочки, они тепленькие, мягкие, — Евгений суетился вокруг молчаливого, застывшего в неподвижности, ребенка, снял с нее ботинки, сам надел тапочки, оставленные Натальей, и привел ребенка в зал, усаживая на диван напротив включенного телевизора. — Сейчас мы будем с тобой пить чай и смотреть мультики, — неожиданно предложил он, вспомнив такие слова. Сам он давненько мультики не смотрел, но помнил, что по кабельному телевидению показывают их по специальному детскому каналу, который часами могли смотреть его дети. И лишь Светлана с трудом отрывала их от экрана и запрещала. Иначе они моли смотреть свои мультики сутками.

Потом он глянул на ее заношенную одежку и ушел в детскую, где в антресолях еще стопочками лежали детские вещи. Ребенок по комплекции был схож с Натальей, поэтому он легко отобрал несколько необходимых одежонок и вынес к девочке.

— Вот, возьми, переоденься. Это одежда моей дочери. Она чистая и хорошая. Но пока ей без надобности.

— А где она? — вдруг спросила девочка, удивив тем самым Евгения, которому неожиданно показалось, что ребенок и говорить не умеет, потому так долго и молчала.

— Ушли они от меня. И жена, и дочь, и сын. Нет, дети не очень хотели уходить. Но ведь так принять, что дети всегда с мамой. Взрослые сорятся, а папа всегда остается один.

— А почему они ушли от вас? — спросила она, и взгляд ее потеплел, словно наполнился неким сочувствием и состраданием. — Вы, наверное, сильно обидели их?

— Да, ты права, я их очень сильно обидел, — вдруг понял он из ее слов жгучую правоту, кусающую за сердце. — Мне очень жаль теперь, но назад вернуть еще трудней.

— Вы их били, да? — с каким-то недоверием и сомнением произнесла она, словно хотела знать побольше о человеке, не позволившим ей осуществить задуманное самоубийство, и привезшим ее в этот шикарный, богаты и красивый дом.

— Нет, ты что, такое даже в мыслях у меня никогда не было! — словно испугавшись столь неестественного обвинения, воскликнул эмоционально и категорично Евгений. — Я никогда в своей жизни просто не посмел бы побить слабого, а уж тем более любимого. А я их очень сильно все равно люблю. Но так мало уделял внимания, увлекся своей работой и совсем забыл про них. Вот жена и обиделась за такое мое равнодушие и безразличие. Забрала детей и ушла к другому. Понадеялась, что тот уделит ей большего внимания и любви. Хотя, я уже стал сомневаться.

— Но это же неправильно! Нельзя из-за этого уходить из дома. Работа не может обижать. Как же она не понимает такого простого! — удивленно и слегка обиженно за этого хорошего дядю воскликнула девочка. Ее настолько поразила причина разлуки этих людей, что даже верить в этот абсурд не хотелось.

— Тебя как звать, ребенок? Нам уже пора познакомиться и перейти на "ты". Так проще и интересней общаться.

— Софья.

— София? Какое славное имя! Героическое и очень мудрое. Мне кажется, что оно даже соответствует тебе, как нельзя лучше любого иного. Тебя очень правильно назвали.

— А мне оно совсем не нравится. Во дворе только дразнят и обзываются. Сонькой или соней-засоней дразнят.

— Дураки они все. Просто ничего в этом не смыслят. В древней Руси с именем Святой Софьи воины в бой шли, подвиги совершали, а ты — Сонька. Должно нравиться. Оно до смерти тебе дано. С именем этим жить тебе долго и умереть. Другого и не нужно.

При последних словах она неожиданно замерла, словно вспомнилось нечто скверное и ужасное, которое совершенно еще не закончилось и способно повториться. Неожиданно губки ее задрожали. Но она усиленно боролась со своими чувствами, которые, однако, оказались сильней, и Софья безудержно разрыдалась навзрыд и с небольшой истерикой, словно в один миг вспомнились все обиды, вся боль и те унижения, пережитые за такой короткий век, и нахлынули сразу, не давая опомниться, и не позволяя с ними бороться. Евгений поначалу пытался подобрать нужные успокаивающие слова, но быстро понял их ненужность и бессмысленность. И тогда он нашел единственное верное решение, подхватив ребенка на руки и сильно прижав к себе, позволив полностью выплакаться и излить это море слез, так долго копившееся в ее глазах и требующее воли и свободы. Он ходил по комнате, укачивая и убаюкивая, как младенца, а Софья все рыдала, захлебываясь и вздрагивая от всхлипов. Вот так с ребенком на руках он вошел в ванную и сполоснул ей лицо прохладной водой. Ребенок сразу же стих и попытался улыбнуться, слабо вырываясь с рук Евгения.

— Простите! — виновато проговорила он, опускаясь на пол и уже самостоятельно вытирая лицо полотенцем.

— Нет, все правильно, так даже очень правильно. Теперь ты избавилась от горечи обид и страданий, и мы сумеем спокойно и без помех с тобой пообщаться. Ведь ты расскажешь мне о своем горе? Не знаю, почему, но я как-то сразу вдруг почувствовал и понял причину твоего присутствия на мосту. Мне показалось, что у тебя иного выхода и не было. Я правду говорю? Но мы обязательно найдем правильный выход.

Она, молча, кивнула и осмелилась поделиться своей бедой со своим спасителем. Она просто обязана кому-то про все рассказать, чтобы не держать в себе тяжким грузом, давящим и зовущим в эти черные воды реки. Евгению даже представить было сложно тот уровень несчастья, способного обречь ребенка на самоубийство. Не несчастная любовь или потеря любимого. Это не тот возраст, чтобы можно даже думать про такие чувства. И что это можно сотворить с дитем в семье, чтобы жизни стала настолько немила? Сам Евгений не без ужаса смотрел вниз на бегущую реку. И не знает даже признаков такого повода, сумевшего заставить сигануть вниз.