— Ха! — грубо хохотнул Миша, слегка придерживаясь за животик, который обещал от смеха порваться. — В твоей школе я бы вообще сплошным отличником стал. Там отметки ставят за появление в школе. Пришел — хорошо, опоздал — удовлетворительно, забыл придти — трояк с минусом. А уж если еще и в домашнем задании кое-чего намалевал, так совсем героем дня стал на всю школу. Даже такие необразованные, как я, запросто учиться могут в твоей школе. Я бы и сам пошел туда, да папаша не пускает. А еще там работать надо на заводе.
— Нет, Миша, позволь с тобой не согласиться, — без особого азарта и рвения попробовал вступиться за учебный процесс в вечерней школе Женя. — Не всегда, но очень редко, однако случаются такие казусы, как двойки и неудовлетворительные оценки.
— А у них имеется разница? Мне так казалась, что двойка и неудовлетворительная отметка — это одно и то же.
— Не совсем. Двойка ставится, когда даже к доске не хотят выходить. А неудовлетворительно — за смелость. Раз вышел к доске, то уж чего-нибудь ляпнешь. У нас Палиенко часто неудовлетворительно получает. Просто при его опросе преподаватель очень нервничает.
— Это же, по какому предмету надо нечто неправильно ответить, чтобы еще и преподавателя довести до нервного срыва? — продолжал хихикать Миша. — Я сам в окошко видел, как у доски у вас отвечают. По учебнику читают прямо в открытую. Хоть бы слегка прятали, так нет, кладет перед собой, и читает. Ну, если только алфавит не выучил, тогда конечно, а так любой текст прочесть несложно. Если буквы знакомые все. А то такие учебники попадаются, что и слова выговорить невозможно.
— Арифметика у него сильно хромает, — не обращая внимания на Мишины насмешки, продолжал спокойно разъяснять Женя. — Даже не хромает, а ползает на пузе. Никак не может сложить одну вторую с одной второй. Нет, он может, да вот ответ, всегда выходит у него две четвертых. А преподаватель нервничает. Как же ему вдолбить, что два пол литра на литр тянут! А еще по географии. Постоянно Среднюю Азию в Африке ищет. По-моему, в армию пойдет необразованным.
— По географии и у меня трояк в аттестате, — констатировал факт Володя Гришкевич. — Но знаниями обладаю не троечными. Уж Среднюю Азию от Африки отличу. Просто в начале девятого класса мы с Гришей на уроке стреляли.
— Из ружья что ли? Совсем народ с ума сошел. Хоть без жертв обошлось, аль кого пристрелили?
— Да нет, ни о каком ружье и речи не идет. Из капсюлей мы стреляли. На перышко такой натыкаешь и бросаешь его на пол. Эффект потрясающий. Вот увлеклись и не заметили прихода учительницы. А у Тамары Сергеевны от такого бух чуть сердце не остановилось, и она сама бухнуть на пол захотела. Отошла от потрясений и влепила нам по двояку в журнал. А потом весь год не вызывала. Нет, в конце вызвала, пару вопросов задала и за год трояк вывела. Вот и вся эпопея со стрельбой. Ну, а в десятом географии нет, сами знаете. Так аттестат и подпортила.
— Я у тебя еще один трояк наблюдал, — вспомнил Вася Лебедев, и в срочном порядке довел информацию до всей компании.
Нашел чем удивить и народ порадовать, а у самого кроме арифметики и физкультуры сплошные трояки. Так эта арифметика еще в пятом классе закончилась. Тогда мы все отличниками были. Ну, почти все.
— Тот трояк не считается. Он по белорусскому языку. Пишу я на этой мове весьма неграмотно, — как бы оправдываясь, констатировал Володя. — Страшно сложный язык.
— А еще в литературный институт собрался поступать, грамотей несчастный, — похихикал Миша, довольный такими плохими учебными успехами своих товарищей. Не один он такой неуч в компании.
Лично сам Миша мечтает в армию поступить. Ему эта учеба уже порядком надоела. Даже с повторениями. Конечно, как уже и говорилось ранее, директор школы Виктор Андреевич обещал торжественно и клятвенно перед всей школой сам лично вручить Мише свидетельство о неполном среднем образовании. Хотя многие и сомневались, но Миша ему верил. Даже ради этого совсем перестал учиться. И на тройки, и на двойки. А нули в документ не впишешь. Могут наверху не понять
— Я не в Белорусский литературный, а в русский институт собираюсь поступать, — поправил его Володя. — Кто же виноват, что у нас даже в деревне, где я все детство каждое лето просиживал, на этом языке никто говорить не умеет. Это тем повезло, у кого в паспорте иная национальность указана. Их освободили от белорусского языка. А у меня кто-то, как и положено, графа с национальностью заполнена грамотно: белорус. Вот и пришлось писать. Я два раза чуть заикой не стал, настолько трудный и непонятный язык. Нет, поболтать можно, но писать — пытка. А Елена Львовна весь урок заставляла писать и писать, словно хотела вбить в наши мозги и руки белорусскую грамоту. Мы ее и прозвали так: "пишите". Она двери не успевает открыть, а из коридора уже несется ее противный скрипучий указ: "пишите". У всего класса от ее голоса дрожь по телу бегала, как ошалевшая. У нас только один Баранович пятерку получал по ее письму. Даже в аттестате поставили. Так этот тип ни черта по-русски говорить не умеет. Ему сам бог велел одну эту пятерку, и иметь в документе. А уж остальные, так сплошные трояки. Даже по физкультуре и труду.
— Что же твои родители с национальностью подвели так, — посочувствовал Вася. — Вот у меня грамотно написали — русский. А стало быть — освобожденный.
— Так в том-то и дело, что у меня неизвестно даже, кто из кого белоруса сделал, — продолжал оправдываться Володя. — Из двух дедов и двух бабок лишь папина прабабка была белорусской.
— А эти кто? — со смехом спрашивал Женя. — Кто же тебе в паспорте влепил такую национальность?
— Ну, — призадумался Володя. — Вроде, как родились в Белоруссии, так потому и написали. А вообще-то, так их всего четыре национальности в кучу собрали: один дед русский, другой литовец, бабка мамина еврейка, а папина полька.
— Так тебе и надо было изучать эти языки, — вывел верную теорию Вася Лебедев. — Но не думаю, что польский с литовским ты с радостью осваивал бы. Да еще еврейский — эти языки тебе больше не понравились бы. Тогда трояков было бы больше.
— Но их в школе-то не изучали, — не согласился Володя. — Зато от белорусского освободили бы.
— Вот стихи сочиняешь на местную тематику, так и язык белорусский знать должен, — не соглашался с такой постановкой вопроса Женя. Он тоже много исписал тетрадей у этой Елены Львовны. Правда она ему за письмо чаще двойки ставила, но такой факт он от товарищей решил утаить. Давно это было, никто и не вспомнит.
Сам Женя же ничего сочинять не умел и не любил. Он мечтал с самого детства стать киномехаником. Классная работа: с утра до вечера крути всем фильмы разные, да и сам по пути смотри. Вот к этой профессии он себя готовил основательно, поскольку по выходным крутил кино в местном Доме Культуры. ДК называется. Там в субботу и в воскресенье по три сеанса кино гоняли. В обед для детей, и вечером два сеанса для взрослых. Так вот Женя там и подрабатывал киномехаником на общественных началах. Но за тридцать рублей в месяц. Деньги для Жени немалые. На полтора ящика вина хватит. Но так много он не пил. Если только по бутылочке в вечерний сеанс с помощником пропустят, да и то, чтобы дядя Костя не заловил. Это местный директор ДК. Он не уважал пьяных киномехаников. Потом из-за них вечные проблемы с пленками: то перепутают, то изорвут в клочья. Вот и контролировал постоянно. Но после сеанса. Во время никого не пускали. Однако парни лавровым листком зажуют, так от них пряностями прет, что дядя Костя лицо платочком прикрывает.
— Да мы вот консерву пряную открыли, — смело заявляют механики, показывая пустую банку. — Кушать сильно захотелось.
Дядя Костя глянет в их бесстыжие глаза, а они трезвые. А что с мужиками случится от одной бутылки? От того и претензий к ним никогда по причине распития не бывает. А консервная банка с какой-то пряностью у них уже много месяцев валяется. Просто дядя Костя на такой малозначимый факт внимания не обращает.
— Я, Женя, — продолжал оправдываться перед друзьями Володя, — стихи рифмую на русском языке. А по русскому языку у меня всегда твердая четверка была. И на экзаменах я сочинение написал на две пятерки. Даже ни одной ошибки не допустил. А такое разрешалось.
