С точки зрения В. Вундта (1822–1920), язык – это психофизиологическая деятельность человека. В основе грамматических категорий лежат понятия. В. Вундт справедливо настаивал на том, что язык – многоформное явление, включающее в себя звуковую, кинетическую (мимико-жестикуляторную) и письменную форму (133, 197).
Идеи В. Гумбольдта и Г. Штейнталя получили развитие в работах известного отечественного ученого-лингвиста А.А. Потебни (1835–1897). По мнению А.А. Потебни, речевой акт – это явление исключительно психическое, но язык, слово вносит в этот акт культурное, социальное начало: «Язык объективирует мысль... Мысль посредством слова идеализируется и освобождается от... влияния непосредственных чувственных восприятий... Язык есть потому же условие прогресса народов, почему он орган мысли отдельного лица» (176, с. 237).
А.А. Потебня рассматривает язык как средство создания мысли. В своей известной книге «Мысль и язык» (1892), а также в других исследованиях он утверждает, что язык – это основной способ мышления, творческая деятельность, организующая мысль. По мнению А. Потебни, в слове следует различать его «внешнюю форму», т. е. членораздельный звук, содержание, объективируемое посредством звуков, и «внутреннюю форму», или ближайшее этимологическое значение слова, тот способ, каким выражается содержание. АА. Потебня пишет: «Слово есть выражение мысли лишь настолько, насколько служит средством к ее созданию; внутренняя форма, единственное объективное содержание слова, имеет значение только потому, что видоизменяет и совершенствует те агрегаты восприятий, какие застает в душе».[42] Истинное состояние языка – это речь. «Значение слова, – утверждает АА. Потебня, – возможно только в речи. Вырванное из связи слово мертво, не функционирует, не обнаруживает ни своих лексических, ни тем более формальных свойств, потому что их не имеет».[43] АА Потебня подчеркивает приоритет содержания над формой: «Нет формы, присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по смыслу, т. е. по связи с другими словами и формами в речи и языке».[44] Вместе с тем автор утверждает, что грамматические категории реализуются лишь в синтаксисе. Основная единица языка – предложение, а создает предложение глагол. АА Потебня обращает внимание на активный творческий характер как процесса порождения, так и восприятия речи. По этому поводу он, в частности, пишет: «Значение слова не передается, и повторенное ребенком слово до тех пор не имеет для него смысла, пока он сам не соединит с ним известных образов, не объяснит его восприятиями, составляющими его личную, исключительную собственность».[45] Восприятие-понимание речи рассматривается А. А. Потебней как «создание известного содержания в самом себе по поводу внешних возбуждений. Понимание другого человека происходит „от понимания самого себя“ (176, с. 42).
Большой вклад в развитие лингвистической науки и создание предпосылок к возникновению психолингвистики внес выдающийся отечественный лингвист Иван Александрович Бодуэн де Куртенэ (1845–1929), который определял язык как сложное объективно психическое явление, состоящее из многих групп разнородных представлений. Первым его элементом являются фонации, которым соответствуют группы фонационных представлений и представлений физиологических движений. Второй элемент – психический. Его образуют группы аудиционных представлений – представлений акустических результатов указанных выше физиологических движений. Третий элемент – церебрации — это группы исключительно церебрационных представлений (25, с. 237). «Сущностью языка, – пишет ученый, – является только церебрация».[46]
И.А Бодуэн считал, что «сущность человеческого языка исключительно психическая. Существование и развитие языка обусловлено чисто психическими законами. Нет и не может быть в речи человеческой или в языке ни одного явления, которое не было бы вместе с тем психическим» (там же, с. 238).
По мнению И.А. Бодуэна, речь основана на «общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты собственного организма и сообщать их существам, ему подобным, то есть другим людям» (25, с. 238).
И.А. Бодуэн утверждал, что «существуют не какие-то витающие в воздухе языки, а только люди, одаренные языковым мышлением».[47] Вместе с тем он характеризует язык как явление «психическо-социальное» или «психическо-общественное». Язык понимается не как замкнутый в себе организм, но как «орудие и деятельность». Язык – это «беспрерывно повторяющийся процесс», который основывается «на общительном характере человека и его потребности воплощать свои мысли в ощущаемые продукты собственного организма и сообщать их другим людям[48] ». И.А. Бодуэн подчеркивал, что язык многофункционален, его проявления зависят от многих факторов неречевой деятельности и ситуаций, в которых протекает деятельность – неречевая и речевая. Он считал, что необходимо «обратить внимание на различие языка торжественного и обыденного, семейного и общественного – вообще на различие языка в разных обстоятельствах жизни, на различие языка и речи, общего языка и языка специалистов, на изменение языка сообразно с разным настроением человека: язык чувства, язык воображения, язык ума и т. д.»[49]
И.А. Бодуэн был первым профессиональным лингвистом, который уже в середине 80-х гг. XIX в. призывал исследовать разнообразные языковые нарушения для понимания нормальных механизмов языка. Он дал блестящий образец такого исследования.[50] Анализируя динамику усвоения языка у ребенка с экспрессивной алалией (афазией, по терминологии автора), он, в частности, показал, что характер языковых единиц (элементов) определяется не только «изначально» присущими им свойствами, но в большой мере тем положением, которое они занимают в контексте, той функцией, которую они выполняют. В этой работе также показано, что в «онтогенезе языка» ребенок овладевает правилами выбора и комбинирования лингвистических единиц (элементов). На основании анализа особенностей овладения этими правилами можно предсказать ход и итог речевого развития ребенка. Призыв И.А. Бодуэна изучать патологию языка был подхвачен многими представителями петербургской (впоследствие – ленинградской) лингвистической школы: прежде всего его учеником и выдающимся лингвистом Л.В. Щербой, а также Л.Р. Зиндером и Л.В. Бондарко, В.К. Орфинской, Е.Ф. Соботович, Р. И. Лалаевой, Ю.И. Кузьминым[51] и др.
Со второй половины XIX в. большой вклад в понимание процессов речеобразования внесли исследователи, работавшие в области логопатологии.[52] Так, Карл Вернике (1848–1905) установил, что речь является многоэтапным процессом (1874). По его мнению, словесный материал из слуховой памяти переходит в центр идеации (центр интеллекта, мышления), из которого направляется к центру двигательной памяти и далее – в собственно артикуляторный аппарат.[53]
А. Куссмауль (1877) – знаменитый невролог, один из «основоположников» логопатологии и логопедии – рассматривал речь как одну из знаковых систем. Речь – это продукт особенной символической функции души. «Символическая функция, – утверждал А. Куссмауль, – представляет собою известную форму инстинкта и интеллекта, отличающуюся от других только целью, к которой она направлена, – добиться понимания вещей; но затем, как и остальные, она представляет собою результирующую ощущений, восприятий, представлений – с одной стороны, рефлекторных и ассоциативных приспособлений – с другой».[54] По мнению А. Куссмауля, вербальное выражение мысли распадается на три стадии (процесса): (1) «приуготовление» к речи, совершающееся в душе и уме; (2) дикция — произведение «внутренних слов» вместе с синтаксисом и (3) артикуляция — образование внешнего слова.
