Сорока и кукушка улетели. Иван подсел поближе к ворону, на поваленное дерево, а ворон спросил:
– Чего тебе, Иванушка? Ко мне ли пожаловал?
– К тебе, мудрый ворон, – ответил Иван.
– Тогда стань в свой черёд за лисой и зайцем. Ну, сказывайте, заяц да лиса, кто кого обидел?
– Рассуди нас, мудрый ворон! – воскликнула лиса.
– Меня вперед выслушай, – попросил заяц.
– Сказывай, заяц, – приказал ворон, – а ты, кума, погоди. У меня обычай – вперёд обиженных выслушать, а потом уж и обидчика.
– Помилуй, ворон-батюшка, – заюлила лиса, – какая же я обидчица? На меня, беззащитную, поклёп возвели, злую напраслину, да я...
– Замолчи! – строго прервал её мудрый ворон. – Всё-то тебя, бедную, обижают... Сказывай, зайка.
Заяц тяжело вздохнул, утер лапкой слёзы и начал свой грустный рассказ:
– Пришла, как зайчат моих увидела, пошла петь-заливаться. И такие, мол, ваши детки, и сякие. Всем хороши, только больно дикие, ничего не умеют. Пришлите, мол, ко мне. Я их всем лесным наукам обучу. Мы и поверили ей. А детки наши к ней пошли – и не вернулись. Сердцем чую – съела она их.
– Вот, видали?! – возмутилась лиса. – Вот каково в нашем лесу добро делать! Я же лиходейкой и оказалась!.. Каково?
– А куда же делись зайчата? – спросил мудрый ворон.
– Да я их видом не видывала, слыхом не слыхивала, – оправдывалась лиса. – Шли – да не дошли, видно.
– Да, заяц, – сказал мудрый ворон. – Ты виноват.
– Ага! – торжествовала лиса. – Слыхал, косой? Недаром тебя мудрым кличут, батюшка-ворон. Что, зайчишка-доносчик, выкусил?
– Помилуй, мудрый ворон, – заплакал заяц, – моя-то вина в чём?
– А в том, – пояснил ворон, – что раскормил ты своих зайчат. Больно жирные стали, – сказал ворон, – вот лисонька и соблазнилась.
– Жирные! Ха-ха-ха! – засмеялась ли-са. – Куда там жирные? Почитай, одни косточки! И есть-то почти нечего было – так голодная и осталась!
Спохватилась лиса, да уж поздно.
– Вот и выдала себя, – сурово сказал мудрый ворон. – Все на тебя жалуются, рыжая. Чтоб духу твоего теперь в нашем лесу не было. Ослушаешься – пеняй на себя. А ты, лопоухий, умней в другой раз будь. Ступайте оба!
Заяц и лиса так и прыснули в разные стороны, а Иван подошёл к ворону поближе.
– Прежде чем расспросить тебя, Иван, куда путь держишь и зачем ко мне пожаловал, загадаю я тебе три загадки. Коли разгадаешь – побеседуем, помогу, чем смогу, а коли не разгадаешь, не прогневайся, ступай откуда пришёл.
– Загадывай, – ответил Иван.
– Вот первая. Заря-заряница, красная девица, по полю гуляла, ключи потеряла. Месяц видел, а солнце скрыло.
Иван помолчал, подумал немного и ответил:
– Так это... роса, батюшка-ворон.
– Смотри-ка, – удивился ворон, – правильно говоришь. Слушай тогда вторую. Белые люди рубят, а красный человек возит.
– Сейчас... Погоди, – пробормотал Иван, – красный человек возит...
– Не отгадаешь? – спросил ворон.
– Скор ты больно... Погоди... Ага! Да ведь это зубы... Зубы да язык! – ответил Иван.
– И это верно, – сказал ворон. – Слушай-ка третью. Летит птица-говорок через широкий дворок. Сама себе говорит, без огня село горит...
– По-моему, – сказал Иван, – так это солнышко всходит, потому и без огня село горит, а как уж по-твоему, мне неведомо.
– Разгадал, – сказал ворон. – Ну теперь поближе садись – сказывай, зачем пришёл?
Иван низко поклонился ворону и сказал:
– За великой твоей милостью. Укажи дорогу к логову Горыныча. Биться с ним хочу.
Ворон удивился, принялся было отговаривать Ивана, сказал, что парню с Горынычем биться – всё равно что воробышку на ястреба напасть.
– Силы Горыныча не знаешь, – вразумлял ворон Ивана. – Оттого и отважен. Войска у него видимо-невидимо. Сорок королевств стоном от него стонут. Дань с них берёт великую, а они отбиться не могут! Силён змей и лукав, обведёт он тебя вокруг пальца, силой возьмёт, хитростью одолеет!..
– Да ведь и я не прост, – сопротивлялся Иванушка, – не котёл на плечах – голова!
– Голова-то голова, – согласился ворон, – да она у тебя одна, а у Змея Горыныча – семь голов-то! Чародей он: оборачиваться, кем захочет умеет. Раздумай, Иванушка, не по силам тебе это.
– Не раздумаю, – твёрдо сказал Иван. – Нерушимо слово моё. Сделай милость, укажи дорогу.
– Ну что ж, – вздохнул ворон, – видно, тебя не переломить. Крепко изобидел Горыныч добра молодца. Придётся помочь тебе. Вот возьми два моих перышка. Пустишь одно по ветру – да и в путь за ним! Доведёт тебя оно до ворот дворца Горыныча. Другое пустишь – как домой воротиться задумаешь. Знай – путями немереными, вёрстами несчитанными придётся тебе идти. Через леса дремучие, через горы высокие, через поля широкие, через болота топкие, нехожеными тропками. И это ещё не всё. Через сорок королевств пойдёшь – берегись, лишнего про Горыныча не говори никому. Донесут ему – и погиб. Зря удалью не хвастай. И вот последний совет. Как станешь в лесу отдыхать, начнёт тебе кот Баюн сказки сказывать. А ты не слушай. Либо уши поплотней завяжи, либо беги без оглядки. А то ведь заснёшь и никогда не проснёшься. Ну а теперь ступай!
Низко поклонился Иван мудрому ворону, поблагодарил его за помощь и советы – и отправился в свой долгий путь. Пошёл за пёрышком, что само собой полетело выше его головы. Чтоб идти было веселей, он пел песню, которую тут же сам и сложил:
Предо мною сто дорог,
Ты веди меня, перо
С чёрною бородкою,
Самою короткою!..
Влево, или вправо ли,
К змею семиглавому,
К змею семиглавому,
Злому и лукавому!..
Под его жестокой властью
Плачет там в неволе Настя,
Плачет Настя, а ведь в Насте
Всё Иванушкино счастье.
Много дней и ночей идёт Иван. Ноги уже передвигает с трудом. Забрёл в дремучий сумрачный лес. Оставляют силы могучего парня. Надо бы отдохнуть. Ещё шаг – и свалится он в густую траву. Делает Иван этот последний шаг и падает.
– Ничего, – успокаивает он сам себя, – вот немножко отдохну и дальше путь держать буду. Вот и пёрышко моё остановилось, не летит дальше. Пожалело меня, молодца.
Смотрит Иван на небо, а его за высокими вершинами деревьев почти и не видать. Только мерцает что-то в вышине. Каких-то два зелёных огонька. Иван всматривается и видит, что не огоньки это, а зелёные глаза огромного кота, который сидит на толстой ветке могучего дуба. Вспомнил Иван о том, что говорил ему мудрый ворон о коте Баюне. Встать бы надо и уйти, но ни ноги, ни руки не слушаются. А кот Баюн тихим, вкрадчивым голосом начинает свою сказку сказывать:
– В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Салтан, и была у него дочь-красавица. Все царство обойди – краше не найдёшь. Глаза словно звёзды, уста сахарные, коса шелковая до пояса...
– А у Настеньки-то коса – ниже поя-са!.. – шепчет Иван сонным голосом.
Борется он со сном что есть силы, а сон его одолевает. Беда, да и только.
– Лицо у царевны белое, – рассказывает кот Баюн, – походка плавная – не то лебедь плывёт, не то царевна идёт. Скажет слово – сердцу радостно, засмеётся – словно жемчуг на блюдо кто просыпал...
– А всё не лучше твоя царевна моей Настеньки!.. – рассердился Иван и потёр закрывающиеся очи свои ясные.
– А что нарядов у царевны сто ден считай, не сочтешь. Со счету собьёшься – начинай сызнова... – продолжает кот убаюкивать Ивана.
Иван попытался было встать, да ноги подкашиваются, глаза закрываются, сон так и наваливается. Зарылся он в траве – и перестал сопротивляться.
Только Иван заснул – из зарослей выскочил заяц и подбежал к нему.
– Не спи, Иван, не спи! Слышишь, просыпайся! – запищал заяц на ухо спящему, лапкой потеребил его за уши, но всё было напрасно. Спал Иван – ничего не слышал. Выбежали грибы и цветы. Колокольчики звенели Ивану на ухо, заяц в отчаянии барабанил лапками по могучей груди Ивановой, но всё понапрасну. Спал Иван непробудным сном.