Калалек с большой неохотой начал грести. Остров становился все ближе, пока они медленно двигались к северу вдоль скалистого островка.

– Где живут мургу? – шепотом спросил Калалек, как будто кто-то мог его услышать с берега.

– На этом берегу, держись севернее.

Скалистый берег закончился, дальше начинался пляж, кое-где были разбросаны группы деревьев. Потом береговая линия поворачивала к гавани, и на фоне светлого дерева, которым был отделан док, показались темные фигуры.

– Там, – сказал Керрик. – Урукето – это их животные – иккергаки, как тот, которого мы уже видели. Вот это место, вот этот город. Я знаю, что он может представлять собой; они все выращиваются по одному и тому же принципу. За ним пляжи, где выращивается молодняк; их окружает барьер. Амбесед, который выходит на восток, – это место эйстайи, ее почетное место, где она сидит все время. Первые лучи и тепло солнца сначала попадают туда. Это Икхалменетс.

Армун не понравилось, когда он говорил обо всем этом, потому что он издавал странные звуки и дергался всем телом. Она отвернулась, но он позвал ее.

– Ты видишь русло реки, которая впадает в океан? Вот где мы пристанем, где мы снова встретимся. Греби к берегу, Калалек. Это именно то место, которое нам нужно. Оно близко, но находится за защитным барьером, окружающим город.

На берегу было много грязи и песка, которые во время ливней, в сезон дождей, приносились потоками воды с гор.

– Здесь мы останемся на ночь, – сказал Керрик. – Но мы должны покинуть это место до рассвета. Армун, ты останешься и будешь ждать, когда станет достаточно светло, чтобы ты попыталась забраться на скалу.

– Я могу идти в темноте, – ответила Армун.

– Нет, это слишком опасно. У тебя будет много времени. Ты должна подниматься до тех пор, пока не окажешься над городом. Приготовь все, что я скажу тебе: сухого дерева для большого костра, зеленых листьев для дыма. Да, не клади листья, пока не поднимется солнце над океаном. Огонь должен быть большим и жарким, с раскаленными добела углями. В нужное время все листья положишь в огонь, чтобы они тлели и дымились. Как только сделаешь это, вернешься сюда. Поторапливайся, но смотри не упади. Калалек будет ждать. А я пойду вдоль берега и присоединюсь к вам, как только смогу. Все понятно?

– Мне все это кажется безумием, и страх переполняет меня.

– Не бойся. Все идет, как я задумал. Если ты выполнишь свое задание, я буду спасен. Но ты должна сделать это все в нужное время: ни раньше, ни позже. Поняла?

– Да, я понимаю. – Теперь он был от нее далеко, его голос звучал холодно; он думал, как мургу, и вел себя так же, как они. Он хотел только послушания. И оно будет у него. Мир стал очень одиноким местом.

Армун дремала в покачивающейся лодке, то и дело просыпаясь от храпа Калалека, потом снова начинала дремать. Керрик не мог спать. Он просто лежал с открытыми глазами, уставившись на медленно вращающиеся звезды. Скоро должна была взойти утренняя звезда, после этого наступит рассвет. К наступлению следующей ночи все должно быть сделано. Он мог просто не дожить до окончания следующего дня, он это знал. Он шел на громадный риск, и в победе он был уверен настолько, насколько смог убедить Армун.

В какой-то миг ему захотелось снова оказаться на побережье, где круглый год лед и снег, в уютном паукаруте с парамутанами, подальше от опасностей. Он отогнал прочь эту мысль, словно это случилось с другим человеком. Он вспоминал многих людей, которых знал. Он был и йиланом, и тану одновременно; был саммадаром, вождем в борьбе. Он сжег Альпесак, потом пытался спасти его, потерял снова. Его захватили йиланы, потом он бежал от всего этого. Теперь он знал, что бежать уже невозможно. Все это вертелось в его голове. Все, что он делал, было правильно, это было единственное решение. Саммады должны быть спасены. И в этом огромном мире он был единственным, кто мог это сделать. Все его усилия, все, что он когда-то делал, привели его сюда, в это место, в этот город. Что должно быть сделано – будет сделано. Звезды поднялись над горизонтом, и он пошел будить остальных.

Армун молча поплелась к берегу. Она многое хотела сказать, но ничего не говорить было легче.

Она стояла в воде, прижимая огненный ящичек к себе, видела, как темный контур лодки медленно удалялся от нее. Луна ушла, звезды тускло светили, и она не могла в темноте видеть лицо Керрика. Потом лодка скрылась во тьме. Армун повернулась и устало пошла по воде к берегу.

– Ой, мы уже мертвые, мертвые, – бормотал Калалек сквозь зубы. – Захвачены этими гигантскими мургу.

– Нечего бояться. Они не ходят ночью. Теперь высади меня на берег, а то скоро наступит рассвет. Ты понял, что должен делать?

– Я знаю, мне было сказано.

– Я снова тебе повторю для полной уверенности. Ты думаешь, что яд для уларуака убьет этих мургу?

– Они умрут. Они не больше уларуака. Это верная смерть.

– Тогда сделай это, быстро, пока я буду на берегу, Убей их, но только двоих из них, не больше. Только убедись, что они действительно мертвы; это очень важно, Двое из них должны умереть!

– Они умрут. Теперь иди, иди!

Лодка так быстро уплыла, что Керрик еще не успел даже дойти до берега. Утренняя звезда ярко светила над горизонтом. Забрезжил рассвет. Время пришло. Керрик снял с себя одежду, обметки с ног. Его копье было в лодке, он не был вооружен… Он дотронулся до металлического ножа, висевшего у него на шее. Нож казался просто украшением.

Керрик расправил плечи и высоко поднял голову, чтобы показать свое превосходство. Совершенно одинокий, он направился в сторону йиланского города – Икхалменетса.

Глава 43

Нинлемейстаа халмуту эйстесеклем.

Над эйстаа – только небо.

(Поговорка йилан)

Громкие крики разбудили Ланефенуу и привели ее в неописуемую ярость. Прозрачный диск в стене ее спального помещения едва светился – должно быть, наступал рассвет. И кто осмелился устроить такой шум в ее амбеседе! Это был звук внимания – к – говорящему, громкий и настойчивый. В один миг она вскочила на ноги, разрушая огромные узоры на полу, и направилась к выходу из помещения.

В центре амбеседа стояла единственная йилана странного цвета и странной формы. Когда она увидела Ланефенуу, то крикнула ей:

– Ланефенуу, эйстаа Икхалменетса, выйди вперед! Я буду разговаривать с тобой!

Дерзкая форма обращения: Ланефенуу ревела от негодования. Помещение осветилось солнечным светом, и она остановилась, даже приподняла хвост от изумления. Говорить могли только йиланы, но это был не йилан.

– Устузоу?! Здесь?!

– Я – Керрик. Огромной силы и огромного гнева.

Ланефенуу медленно шла ему навстречу, потеряв дар речи. Это было невероятно. Устузоу! Бледнокожий, мех посередине, мех на голове и лице, с пустыми руками, сверкающим металлом вокруг шеи. Устузоу Керрик, каким его описывала Вайнти.

– Я пришел предупредить, – сказал устузоу; в его обращении было оскорбление. Грудь Ланефенуу горела от ярости.

– Предупреждение? Мне? Ты только напрашиваешься на смерть, устузоу. – Она подалась вперед. В каждом ее движении была угроза. Но эйстаа остановилась, когда он своими движениями выразил уверенность в разрушении.

– Я несу только смерть и боль, эйстаа. Смерть уже здесь и будет еще, если ты не выслушаешь то, что я скажу тебе. Двойная смерть. Смерть двоих.

Вдруг у входа в амбесед послышалась возня, и они оба посмотрели на взволнованную йилану, которая появилась, широко открыв рот.

– Смерть, – сказала вошедшая, с теми же самыми выражениями силы и настойчивости, как у Керрика. Ланефенуу села на хвост, онемев от шока. Она молчала, пока йилана движениями пыталась сказать ей что-то.

– Послание от Муруспе – срочность информации. Урукето, которым она командовала, мертв. Умер внезапно ночью. И другой урукето тоже мертв. Оба мертвы.

Крик боли Ланефенуу пронзил воздух.

Она, сама командовавшая урукето, посвятившая всю жизнь этим животным; город, который гордился тем, что в нем самые лучшие урукето… И вот… Двое из них… Мертвы. Она, извиваясь от боли, повернулась, чтобы посмотреть на огромное изображение урукето под потолком. Оба мертвы! Что сказал этот устузоу? Она медленно повернулась, глядя на это ужасное существо.