— И наверняка будут лучше на вкус, — подхватила Анжелина. — Так и сделаем!

Потянулись праздные дни. Клубни наземной растительности — с ходу прозванные «терпомоем»[12] — оказались вкусными и питательными. Сударыня Джулия и ее товарки скоро начали готовить из них уйму замечательных блюд — варенные с приправами и жареные, пюре, холодные салаты и тушенные с мороженым мясом. Мы благоденствовали.

И хотя днем царила чистейшая баня, после заката было очень комфортно. Мы расставляли столы и трапезничали под открытым небом при свете лун. Расставив шатры для защиты от многочисленных ливней, проводили вне корабля все больше и больше времени. Довольные хрюшки совсем разжирели, даже Розочка, вопреки усилиям Анжелины сохранить ей фигуру. В отсутствие животных какого бы то ни было рода, даже насекомых, существование у нас было не бей лежачего.

Дни складывались в недели, недели в месяцы, и когда капитан созвал собрание, это чуть не стало для нас сюрпризом.

— Скоро мы отбываем, так что пора наметить планы на будущее.

Действительность нагнала нас. Пора покончить с отдыхом и готовиться к отлету. Заставив забыть о свежем загаре и заметно улучшившихся фигурах, перед нами в ближайшем будущем замаячила безобразная реальность Грузной.

Было самое чудесное время — близился послеполуденный час коктейля. Я вознамерился забыть о Грузной, до которой было уже рукой подать. И до трудов, которые нам вскоре предстоит свершить. Предамся хотя бы на минутку блаженному забвению. Я как раз наводил глянец на бокалы в баре, мыча какой-то мотивчик и просматривая этикетки на уставленных ярусами бутылках, когда вошла Анжелина.

— Воистину безупречно своевременное явление! Милости прошу.

— Не очень безупречно, — негромко отозвалась она. Я приподнял брови.

— У тебя посетитель, который хотел бы с тобой потолковать прежде, чем ты налижешься.

— С кем угодно! Если только это не Эльмо.

— Это Эльмо.

Я испустил порывистый вздох. Прикуси пулю. Раз — и готово! Предвкушая, как утопишь печали — потом.

— Да, ага… конечно… давай его сюда.

— Уже здеся, кузен Джим. — Эльмо вырос на пороге как дурное воспоминание. — Допрежь всего, хотевши тебе сказать, мы все оченна благодарные за то, шо ты и другие мужики сделали на Грузной. Вроде как, знаешь, ну, великое дело. Ежли понимаешь, про чего я…

Черные воспоминания нахлынули на меня, лишив дара речи.

— Мы все хотели поблагодарить — за то, что вы сделали в тот день, — подхватила Анжелина с искренним теплом в голосе.

— Вы сказавши, сударыня Анжелина, чего я сказанул бы, найди я слова. А мы с хлопцами тут толковали и сыскали способ, чтоб вам не делать этого сызнова.

Смысл его корявых синтаксических построений пробился сквозь мою усугубляющуюся депрессию.

— Верно говорю. Мы толковали и подбили хлопцев с клуба «Грубая гиря» в добровольцы, и они прям жаждавши, чтоб я тебе сказавши!

О чем это он? Никогда не употребляй одно слово, если десять лучше. В груди у меня родилось утробное рычание.

— Пусть войдут, — сказала Анжелина. Неужели и она замешана в каком-то замысловатом заговоре аграриев? Не успел я и рта раскрыть, как ребятишки молча потянулись в бар. Челюсть у меня отвисла.

Шаркающие, смущенные, с толстыми шеями, могучими ляжками — в каждом больше двух метров бугрящейся мускулатуры.

— Они мировые чемпионы среди тяжелоатлетов! — по-отечески проговорил Эльмо. — Хотят притащить эту машину обратно, заместо тебя и этих тощих дохляков.

В моем сознании воссиял свет. Ну конечно! Для перетаскивания конденсатора мозги не нужны. Только грубая сила, а она тут в самом гипертрофированном виде.

— Да! — не замедлил с ответом я. — От лица всех тощих дохляков говорю: работа ваша!

Они просияли и зарделись, радость волнами пробежала от бицепсов через трицепсы на грудные мышцы. Они поспешно зашаркали прочь, а меня вдруг обуяла щедрость.

— Выпей с нами, кузен Эльмо. Я откупорю бутылку.

Что и исполнил, ибо день выдался воистину великолепный.

Я все еще радостно улыбался, когда капитан созвал на мостике собрание. Войдя, я увидел на обзорном экране зловеще заполнившую его Грузную. Капитан, Штрамм и Томас таращились на нее в скорбном унынии.

— Я принес добрые вести, дабы развеять ауру безысходности, тяжким бременем навалившуюся на всех присутствующих. — Они с сомнением поглядели на меня, явно решив, что у меня шарики за ролики закатились. — У нас на корабле нашлись дюжие добровольцы, которые поползут за конденсатором вместо нас.

Когда я закончил объяснения, отчаяние сменилось ликованием.

— Я должен руководить ими, — заметил Томас.

— Несомненно, — согласился я. — В горизонтальном положении на мягком матрасе.

Наш второй визит на Грузную прошел не в пример лучше, чем первый. Когда мы вышли на орбиту, кабаны довольно похрапывали, свиноматки спокойно похрюкивали. Самые крупные однолетки составили взрослым компанию в объятиях электронного морфея, так что на сей раз обошлось без переломов. Я лежал в противоперегрузочном кресле, благословляя перекачанных культуристов, сулящих визиту успех. Благодаря большому экрану на стене мы наблюдали происходящее, как из первого ряда партера.

Как только посадочные двигатели смолкли и 3g навалились на нас, Томас с натугой сел.

— Никакой показухи, — приказал он, когда дверь шлюза со скрежетом отворилась. — Я знаю, что вы, парни, сможете стоять на своих двоих, но встать все же не пытайтесь.

Они кивнули.

— Когда стоишь на четвереньках, нагрузка на каждую конечность вдвое меньше. Делайте скользящие движения. Для того-то у вас наладонники и наколенники. Лады, пошли в шлюз.

Подымаясь на локти — а затем на колени, — они кряхтели. Но справились. И двигались куда элегантнее, чем мы тогда. Томас медленно последовал за ними и рухнул, запыхавшись, на подстилку в шлюзе.

Тяжеловозы терпеливо ждали, когда закроется внутренний люк и медленно, с громким скрипом, откроется наружный.

— Первая пара, вперед. — Томас не договорил, закашлявшись. — Видите вон там трос с петлей на конце?

Неспешные кивки.

— За ним. Тащите его сюда.

Они двинулись вперед, медленно и упорно. Главное, ровно. Я тут же вспомнил, как мы мучительно дергались. Эти битюги — дело другое. В таком деле мозги и вовсе не нужны. Они уже были на полпути к тросу, когда Томас окликнул:

— Второй пусть ждет там. Первый берет трос и тащит его ко второму.

Ведущий без колебаний медленно, ровно пополз дальше.

Добравшись до троса, остановился, тяжело дыша. И не двигался, пока не отдышался. Трясущейся рукой взялся за карабин. И — с явным усилием, от которого вздулись все его мышцы, — пристегнул к поясу. Сделал полукруг и пополз обратно.

Я поймал себя на том, что сижу, взмокнув от напряжения, прекрасно понимая, что он чувствует. И снова улегся с глубоким вздохом. Сделав огромное усилие, Анжелина положила ладонь мне на руку. Я улыбнулся ей.

— Лучше он… чем ты… — пропыхтела она.

Я в ответ лишь слабо кивнул.

Эти силачи были просто великолепны. Медленно и неуклонно, без суеты они передавали трос вперед и тащили его за собой. Вторая команда встретила их у основания пандуса, и трос ровно продвигался вперед, пока они не накинули карабин на крюк лебедки.

Ведущий первой пары с усилием поднял кулак и тряхнул им в воздухе.

— Готово! — Он улыбнулся сквозь заливающий лицо пот.

Остальное было дело техники. Втащить конденсатор лебедкой внутрь и закрепить его. Работа тяжелая, но проделана она была быстро. Как только все оборудование было закреплено для взлета, мы взмыли на орбиту, стремительно расставшись с сокрушительной гравитацией.

Как только на меня нашел такой слог, я отправился в машинное отделение. Где Штрамм сливал остатки гравитонов в бункер припухательного двигателя. Во всяком случае, я предположил, что именно этим он и занят. Поскольку гравитоны лишены массы, веса и видимости, толком тут не скажешь.