Ясумура покачал головой:

– Это видео тоже не входит в стандартную комплектацию. На этом уровне видео вообще не предусмотрено. К тому же этот аппарат не имеет номеров…

Сэм протиснулся мимо Ясумуры и взял трубку. Экран оставался темным.

– Будешь говорить со мной или нет? – спросил Сэм.

Он сделал остальным знак отступить. Прежде чем они успели его удержать, прежде чем поняли, что он делает, Сэм вскинул пистолет и открыл беглый огонь по внешнему краю пучка кабелей. Пули пронеслись по коридору, два простреленных кабеля вздрогнули и распались.

Видео загудел, экран ожил.

Со слабо светящегося экрана на Сэма смотрел юпитерианин, первый юпитерианин, которого увидели люди.

«Перикл» падал сквозь бушующие воздушные потоки Юпитера. Он использовал всю силу своих ревущих дюз против сил притяжения планеты и рывков от сгущений ее плотной атмосферы. Ревущие потоки бросали корабль из стороны в сторону, пытаясь сбить с выбранного курса, но чувствительные приборы вовремя обнаруживали отклонения и вводили в компьютер поправки. Раскаленные сопла дюз начинали работать попеременно, производя коррекцию, чтобы держать под контролем спуск корабля.

Текучую атмосферу планеты пронизывали молнии. Сила тяжести составляла три g. Метаново-аммиачный дождь барабанил по металлической обшивке корабля.

Эхо штормов не проникало в рубку, где тишину нарушало лишь тихое гудение вентиляторов или если кто-нибудь из троих, сидевших в глубоких креслах, менял позу или тихо произносил несколько слов. Толстые изолирующие стены глушили все звуки. Немногие иллюминаторы были герметически закрыты, и только на одном экране бушевала внешняя атмосфера. Важнее были другие экраны, дающие сведения о курсе, скорости, высоте корабля и показания радаров. Корабль падал.

– До сих пор курс без заметных отклонений, – сообщил помощник командира, командор Рэнд. – Мы совершим посадку в центре одного из айсбергов.

Это был молодой человек с мужественным лицом, слишком молодой для командора, и этот ранг техника Рэнд получил только из-за отличного знания компьютеров. Он точно рассчитал ход посадки, а теперь проклинал свою бездеятельность и мог только надеяться, что все пройдет гладко.

– Хотелось бы, чтобы нужный риф оказался не просто ледяной горой, – сказал Уикл, старший помощник. – Лед, из которого он состоит, нечто совсем иное, чем обычный земной лед. Он спрессован до фантастической плотности. Радиозонды показали, и все измерительные приборы подтвердили, что это прочная масса, на которую мы без опасения можем совершить посадку.

– Скорость ветра около ста миль в час, – объявил капитан Брэмли. – Температура?

– Минус двести шестьдесят градусов, – ответил Рэнд. – На пару градусов ниже, чем температура рифа. Мы почти внизу.

Они молча наблюдали за показаниями приборов. Их взгляды все чаще обращались к экрану, который показывал их курс. Красная капля медленно скользила по линии проложенного курса вниз, к массивному рифу. Так они называли его с самого начала: риф. Могли быть и другие рифы, вмерзшие в покрывающий всю поверхность планеты океан или плававшие в жидких газах, но земляне не обращали на них внимания: запас радиозондов для обследования планеты был ограничен. Этот риф, их риф, обнаружил один из первых зондов, и его координаты были установлены очень точно. Опасение, что этот риф дрейфует в океане, отмели – ровно через десять часов облета планеты он оказался на прежнем месте. Едва они выяснили, где искать этот риф, он стал объектом непрерывного наблюдения – до тех пор, пока не осталось никаких сомнений, что риф является частью поверхности планеты.

Теперь корабль садился на него.

Рывки реактивных струй из дюз снизили скорость падения корабля до минимума, людей глубоко вдавило в противоперегрузочные кресла, а тем временем волны радаров ощупывали поверхность рифа, выбирая потенциальное место посадки.

Потом заработали боковые двигатели и направили корабль на самое гладкое место.

Все глубже реактивная струя из дюз вгрызалась в лед, огромные облака пара поднимались над рифом, тотчас снова замерзая, и уносились прочь ветром, который непрерывно выл за бортом. Наконец тяжелый корабль неподвижно повис почти вплотную к поверхности рифа. Несмотря на точнейшее автоматическое управление, при посадке корабль сильно встряхнуло.

– У меня такое чувство, что мы все еще тормозим, – сказал Рэнд.

Он отчаянно старался повернуться в кресле. Капитан Брэмли ответил только тогда, когда при помощи мониторов проверил все отсеки и переговорил с экипажем. Ему потребовалось на это менее трех минут – после посадки корабля треть отсеков проверила автоматика.

– Сели, – сказал капитан. – Все здоровы, все в порядке, никто не ранен.

Он снова опустился в кресло.

– Эти проклятые три g действуют очень тяжело.

– Нам придется терпеть это всего неделю, – ответил Рэнд.

В то же мгновение стрелки приборов бешено заплясали.

Такого не ожидал даже компьютер, который мгновенно попытался найти причину – но не нашел. В несколько секунд лампочки всех контрольных приборов засветились предупреждающим красным светом.

После отказа компьютера офицеры принялись проверять подачу энергии. Нужно было найти повреждение прежде, чем корабль будет уничтожен. К ним постепенно вернулось самообладание, когда приборы показали, что чужая атмосфера не проникла в какую-нибудь щель. Никаких повреждений не обнаружили: приборы просто играли с ними, выдавая неверные данные. Один за одним приборы отключались, а потом помощник командира обнаружил источник этих невероятных показаний.

– Это магнитное поле, – сказал Уикл. – Чудовищное магнитное поле. Чтобы вызвать такие нарушения, оно должно быть не менее десяти тысяч килогауссов. Оно находится над самым кораблем недалеко от поверхности. Это нарушило показания всех приборов. То, что оно появилось за такое короткое время, – явление исключительное.

Насколько это было необычно, они обнаружили позднее, когда отключили питание неисправных приборов, провели точные замеры этого мешавшего им поля и попытались заэкранировать от него наиболее важные для работы приборы.

– Очень просто, – сказал капитан Брэмли.

Он поймал покрытый цифрами листок, который выплюнул вновь заработавший компьютер.

– Невероятно сильное магнитное поле, а внутри нашего корпуса, если не считать внешней обшивки, достаточно много стали, чтобы корабль превратился в игрушку этого поля.

– Капитан! – вдруг вскрикнул Уикл. – Посмотрите! Похоже, это они играют с нашим кораблем! – Он указал на экран, где виднелась группа юпитериан, подошедшая вплотную к корпусу корабля.

– Они, кажется, что-то обсуждают. Не могу себе представить, о чем они говорят, они вне поля действия забортных микрофонов. Однако передающие камеры показывают движение возле самого корпуса корабля.

– Они возле бронированной стенки левого машинного отделения, – ответил капитан.

Он набрал номер этого отсека. Связь установилась сразу, и они услышали, что стенка машинного отделения гремит как литавры.

– Разверните камеры так, чтобы я мог видеть внешнюю стенку, – приказал капитан.

В стенку корабля словно бухнул огромный кузнечный молот, и она прогнулась внутрь; в центре выпуклости появился красновато-зеленый тупой стержень не толще большого пальца, заканчивающийся тупым концом. Он проник в помещение на полметра. Хотя стержень и должен был состоять из особо твердого вещества, чтобы пронзить специально созданный для обшивки корабля сплав, в кислородной атмосфере он задымился и изменил цвет.

Стержень задвигался, изогнулся и начал извиваться, как змея.

– Очистить отсек, – приказал капитан.

Он нажал на клавишу тревоги.

По кораблю пронесся оглушительный вой, закрылись и герметически заперлись двери между отсеками.

Стержнеобразное образование жило, в этом не было никакого сомнения. Это была плоть одного из существ с Юпитера, прочнее и тверже, чем самая твердая сталь, и одновременно очень чувствительная. Она горела в воздухе, пока они смотрели на экран, горела и распадалась и, несмотря на это, медленно двигалась, словно что-то искала.