– Можно не обратить внимания на легкую лихорадку. Вы уверены, что у вас нет слабого, незаметного озноба?

– Совершенно уверен.

– Ну, тогда у меня еще остается надежда. Я охотно приготовлю из порции вашей крови сыворотку. Конечно, в нашем распоряжении достаточно всякой сыворотки, но вся она приготовлена из крови людей, которые потом умерли. Мы с вами, может быть, сумеем выделить антигены и…

– Сэм, я думал, вы сейчас в машине скорой помощи!

Слова, которые прервали их разговор, звучали холодно и с оттенком выговора.

Сэм повернулся к Эдди Перкинсу.

– Да, я состою на службе скорой помощи. Последний выезд продолжался почти двадцать часов. Положение в городе становится все более катастрофическим.

– Я понимаю. Вас пригласили на эту конференцию?

В глазах Перкинса горел гнев.

– Нет, – сказал Сэм с победной улыбкой, которая не ускользнула и от других.

– Тогда мне очень жаль, Сэм. Я боюсь, что должен попросить вас…

– Кто вы такой, черт побери? – взревел Хатьяр.

Он подался вперед, чтобы рассмотреть лицо того, кто прервал их беседу.

– Я Перкинс, доктор Хатьяр, ассистент доктора Мак-Кея. Я исполняю его обязанности, пока…

– Ну, тогда выполняйте их дальше и не мешайте нам.

Огромная рука Хатьяра сжала руку Сэма и удержала его. Перкинс стоял красный. Сэм почувствовал удовлетворение, но одновременно он понимал, что эта стычка ухудшила его отношения с Перкинсом.

Профессор Чейбл постучал маленьким молоточком. Группы рассредоточились, стулья были пододвинуты к длинному столу. Чейбл сел и уставился на бумагу, лежавшую перед ним, потом тихо заговорил:

– Для начала должен сообщить, что эта конференция созвана Всемирной Службой Здоровья. Я попросил доктора Перкинса, взявшего на себя обязанности Мак-Кея, собрать вас, чтобы доложить вам о положении, сложившемся в настоящее время. Я получил все ваши докладные и благодарю вас за то, что вы держали меня в курсе происходящего. Наша деятельность в ВОЗ в первую очередь связана с контролем переносчиков инфекции; мы также создаем карантинную зону. Борьбой с болезнью занимаются местные институты, связанные с несколькими военными отрядами, но скоро развитие эпидемии достигнет такого уровня, что мы вынуждены будем применить радикальные меры. Но прежде мне хотелось бы знать наверняка, что еще нам предстоит сделать и чего вы надеетесь достичь в борьбе с этой болезнью.

Когда он умолк, в помещении воцарилась мертвая тишина. Наконец Эдди Перкинс откашлялся и оглядел собравшихся.

– Может быть, будет лучше, если я сделаю короткий обзор ситуации, сложившейся к настоящему времени. Болезнь Рэнда в ста случаях из ста приводит к смерти, она остается неизлечимой, и ее жертвы умирают через двенадцать часов после заражения. Исключений из этого правила до сих пор не было. Использование поддерживающих средств позволяет продлить этот срок до сорока двух часов. Итак, существует надежда…

– Чушь! Не существует ни малейшей надежды, – сердито сказал доктор Хатьяр. – Не существует ни способа лечения, ни способа предупреждения этой болезни. Единственное, что мы можем, это отдалить на пару дней неизбежный конец.

Перкинс прилагал видимые усилия, чтобы сдержаться.

– Может быть, это правда, доктор Хатьяр, но не забывайте, что я сделал только очень приблизительный обзор. Может быть, настал подходящий момент, и вы проинформируете нас о прогрессе, которого достигла команда иммунологов?

– Результат нулевой.

– Это говорит нам очень мало.

– Нам нечего больше сказать. Я могу добиться успеха, если мне удастся выделить антигены. Болезнь Рэнда несложна. Альфа, бета, гамма – реакции всех штаммов в высшей степени просты. Организм или заражен ими, или нет. Если заражен, он погибает. Не существует стертых форм этой болезни, и ни один из зараженных организмов, очевидно, не способен успешно вырабатывать антитела и бороться с болезнью.

– Вы можете сказать, доктор, каковы наши шансы? – спросил Чейбл. – Еще лучше – каковы, на ваш взгляд, шансы обнаружить необходимые антитела?

– Здесь вероятность тоже равна нулю. Наше положение улучшится только в том случае, если появится совершенно новый фактор.

На этот раз молчание затянулось, и безмолвное предложение внести ясность в их положение своим собственным сообщением осталось без ответа. Перкинс должен был вызывать руководителей команд по одному, поименно. Многие говорили не так открыто, как Хатьяр, но заключения во всех случаях оставались одинаковыми.

– Если мне позволят резюмировать общее мнение, наши перспективы ни в коем случае не радужные, – сказал профессор Чейбл.

Его голос слегка дрожал, но на этот раз не от слабости.

– Мы знаем, откуда появилась болезнь Рэнда, мы знаем, как она распространилась и распространяется, нам известны ее первые симптомы и окончательный исход, который мы в лучшем случае можем оттянуть на несколько часов. Мы знаем, что ни один из зараженных организмов не в состоянии вырабатывать антитела; антибиотики не оказывают на эту болезнь никакого действия, интерферон – только ограниченное, и у нас нет никаких химических средств, которые могли бы уничтожить вирус, не убив при этом его носителя. Мы знаем также – и это самое невероятное – что болезнь Рэнда поражает лишь некоторых животных, которые в свою очередь заражают особей своего вида, а также людей. Это важные факты, и самое благоприятное для нас заключается в том, что болезнь не может передаваться от человека к человеку…

– Пока – нет, – сказала Нита.

И быстро прикрыла рот рукой, словно сожалея о сказанном.

Ее голос отчетливо прозвучал в тишине, задвигались стулья: все повернулись к Ните.

– Вы не объясните нам свои слова, доктор Мендель? – спросил Чейбл, наморщив лоб.

– Мне очень жаль, я не хотела помешать, и я не могу доказать свое утверждение. Называйте это бездоказательным предположением, но, неоднократно пересадив вирус-бета, я получила вирус-гамма, который может переноситься собаками…

– Извините, – сказал Чейбл.

Он быстро перелистал лежавшие перед ним бумаги.

– Я не нахожу никаких отчетов об этом эксперименте.

– Официального сообщения не было, профессор. Этот эксперимент не был запланирован. Я провела его по собственной инициативе и письменно зафиксировала результаты.

– Официально или нет, вы должны были немедленно, как только эти результаты были получены, сделать сообщение.

– Я хотела, но…

Она подняла взгляд, избегая смотреть на Эдди Перкинса, который с белым, как мел, напряженным лицом сидел, подавшись к ней.

– Но опыт был проведен только в прошлую полночь. Когда я вышла с результатами к Мак-Кею, он уже выбыл из игры и там царила всеобщая суматоха. Сразу же после этого была обнаружена зараженная собака из Коннектикута, и об опасности узнали все.

– Суматоха или нет, но сообщение непременно следовало сделать. Я не критикую вас, доктор, и так же, как и вы, признаю, что ситуация была не совсем подходящей. Я хочу только подчеркнуть: обо всем, что связано с болезнью Рэнда и что может даже показаться не столь уж важным, дóлжно немедленно сообщать. Пожалуйста, продолжайте. Вы опасаетесь, что болезнь в конце концов может трансформироваться и начать передаваться от человека к человеку?

– К сожалению, я не могу подтвердить фактами свое предположение, профессор. Болезнь эта неизвестна, как мы вынуждены признать. Она развивается по чужим для нас законам, ее возбудитель меняется, развивается при многократном переносе от птиц к человеку и превращается в вирус, который поражает еще и собак. Что произойдет, если вирус после многократных изменений станет передаваться от собак к человеку? Я считаю, что нужно продолжать пересадки и выявлять новые штаммы и животных, могущих служить их переносчиками. Может быть, последняя мутация приведет к тому, что вирус станет смертельно опасным для каждого живого существа. Эти изменения будут только нормальными. Неизменным остается лишь одно его качество – очевидная неспособность передаваться напрямую от человека к человеку. Но может произойти и это.