И я рассказала Джесси о происшедшем. Выехав на кухню, он включил воду, заставил меня отставить в сторону стакан и первым делом промыл порезы. Пока я говорила, Джесси отыскал антисептик и бактерицидный пластырь. Затем с чисто мужской небрежностью налепил пластырь мне на руки.

Наконец он решился хоть что-то спросить:

— Не поговорить ли со специалистом по семейному праву? У нас в конторе есть такой, настоящий питбуль в вопросах опекунства.

— Нет повода. Брайан давно все оформил. И она не может прийти просто так и забрать Люка с собой. Пока Табита не вызовет нас на суд, нет и нужды в адвокате.

— Что собираешься делать?

— Держать себя в руках, а на будущей неделе отвезти Люка к отцу. Как я и планировала.

Джесси посмотрел на фотографию Брайана, примагниченную к холодильнику:

— Да, понимаю, наш Капитан Америка с этим справится.

В его словах прозвучала обидная интонация, но я пропустила замечание Джесси мимо ушей. Мы оба слишком устали. Сегодня Джесси работал до позднего вечера. Я знала наверняка: одежда на нем была та же, что и днем на слушаниях. Рукава закатаны, на шее — красный галстук, не слишком туго затянутый. Джесси заговорил снова, и мне показалось, что такой хрипловатый голос мог принадлежать человеку постарше.

— Скажи, Эв, возможно ли, что этот Вайоминг — жулик, артист? Что он не верит в чушь, которую проповедует, и просто тянет из них деньги?

— Нет. Я так не считаю.

Я допила виски.

— Полагаешь, его слова насчет «первой американской штурмовой церкви» не гипербола?

— Он агитирует прихожан открыто противостоять антихристу. И готовит почву для прямого насилия. Именно Вайоминг приказал толпе напасть на грузовик.

Я снова чувствовала запах горелой резины и видела руку искалеченного человека… Почему это, войдя в церковь, он так кричал? Трудно вообразить, чем ему навредили «Оставшиеся».

Вслух я сказала:

— У меня предчувствие. Пастор Пит планирует совершить что-то грандиозное.

В комнате повисло напряженное молчание.

— Сценарий с «Вратами Господа»?

Массовое самоубийство? Я вздохнула.

— Они не говорили про переход к иной реальности. Разговор шел о мессии в зеленом берете, ведущем людей на битву.

— Случай в Вако?

— Не слышала о таком.

Он выдержал мой взгляд. Я опять отхлебнула из стакана.

— Что скажешь Люку?

Я даже не могла предвидеть, что Джесси так привяжется к моему племяннику. Но таков Джесси: он всегда давит на слабые места. Циничный, как шаман, в отношении взрослых, он точно знает, как поладить с ребенком. Напрямую или разжигая интерес, Джесси легко располагает к себе детвору. Внимательно слушая, что они говорят, он умеет заставить их слушаться. Люка он научил плавать — не бояться, а любить воду так, как любил ее Джесси. Когда-то он был пловцом мирового класса.

Я посмотрела на него. В голубые глаза, на длинные волосы и на серьги, выдававшие его пиратские наклонности. Джесси необычайно обаятельный. Хотя он на пять лет младше меня, но вовсе не кажется молодым. Глаза Джесси холодны как лед и никогда не отражают иллюзий.

Протянув руку, я убрала с его лба прядь волос. Несильно сжав мои пальцы, он повел руку вверх.

— Ой! — вдруг сказал Джесси.

Мы оба вздрогнули, и он показал на запястье, где быстро набухала капля крови — порез от застрявшего в рукаве стекла.

— Будет лучше, если я приму душ.

Через десять минут я уже стояла в спальне, застегивая пуговицы на свежей рубашке. В этот момент послышался голос Джесси:

— Смотри, ты в новостях.

Пройдя кривым коридорчиком, я вернулась в комнату. Джесси сидел на диване, стараясь дотянуться до пульта от телевизора. Он добавил громкости, и тут я увидела себя, лупцующую Питера Вайоминга цитатами из Библии. Как раз передавали репортаж о похоронах Клодины. После вечерней свалки такое начало казалось совершенно безобидным.

— Делани, мне пора.

Дотянувшись, Джесси усадил меня рядом с собой и взял за руку. Потом обхватил меня двумя руками и поцеловал. Потом еще и еще. Закрыв глаза, я прильнула к его телу. В Джесси было что-то очень хорошее — его чувство, всегда просыпавшееся в моменты, когда я поступала правильно. Чувство, более сильное, чем соблазн, или влюбленность, или даже «основной инстинкт». Я сидела, прижавшись к Джесси, стараясь продлить момент и окончательно успокоиться.

Еще до аварии, когда мы едва познакомились, я отнесла Джесси к совершенному американскому типу, приняв за человека, который имеет все — приятную внешность, ум, атлетические данные. Такого, который легко парит над реальной жизнью, счастливый и недосягаемый. На самом деле я его совсем не знала. И потребовалось ужасное несчастье, чтобы я поняла наконец твердость его характера и непреклонность. И приняла возмутительную способность Джесси трогать меня единственно правильным образом.

Еще поцелуй, и я позволила своим рукам скользнуть вверх по его предплечьям и обхватить спину. У Джесси всегда была крепкая, накачанная плаванием мускулатура. Теперь его плечи и руки выглядели рельефными, словно резной дуб, а их физическая сила лишь возросла от двойной нагрузки, выпавшей на долю верхней половины тела. Я обвила его как плющ. Джесси казался надежным оплотом.

Наконец он проговорил:

— Я не могу остаться.

— Знаю.

Он не станет тратить на меня ночь. На следующее утро назначены ранние слушания, Джесси жил неблизко и не догадался захватить свежую сорочку. Как не взял и болеутоляющего, в котором объективно нуждался. Помимо прочего, сломанная спина означала, что нам требуется время. Процесс исключал всякую спонтанность.

Несмотря ни на какие соображения, Джесси запустил пальцы в мои волосы и поцеловал в шею. Я запрокинула голову, почувствовав, как его дыхание коснулось кожи там, где грудь не была прикрыта рубашкой. Потом он осторожно зубами расстегнул пуговицу, и я ощутила на своей коже его губы.

Неожиданно для нас обоих сзади послышался знакомый голосок:

— Я хочу пить…

Я вздрогнула. Поднял голову Джесси. Люк стоял в дверях, моргая и стараясь привыкнуть к свету.

Секунду я колебалась, хотя отлично понимала, что Люк ни за что не вернется в постель, не попив. Затем встала и налила мальчику полный стакан молока. Когда вернулась, Люк сидел рядом с Джесси на диване. С сонным видом он попил молока, после чего я взяла мальчика за руку и скомандовала:

— Марш в постель.

В ответ Люк прильнул лицом к груди Джесси, демонстративно не обращая на меня внимания. Джесси сказал:

— Ладно. Давай-ка я тебя прокачу. — Он перенес тело на кресло-каталку и похлопал по коленям: — Запрыгивай, маленький пижон.

Люк вскарабкался на каталку.

Вскоре, уложив Люка и дождавшись, когда мальчик заснет, Джесси отправился домой. Прогулявшись до машины — надежной, с мощным двигателем и ручным управлением, — я наклонилась, поцеловала его и внимательно проследила за тем, как он садился в салон. К ночи похолодало, и пока Джесси не отъехал, я стояла одна на пешеходной дорожке, растирая голые плечи своими истерзанными битым стеклом руками. По коже неприятно струился холодный ветер.

Действительно осень. Я слишком устала, чтобы сопротивляться ей. Смена сезона выглядела неприятной чисто физически. Я опасалась, что осень разрушит и мой собственный благополучный фасад, выставив на всеобщее обозрение голые ветви одиночества. Казалось, дела шли неплохо — счет в банке и книга, обещавшая стать событием городского книжного фестиваля. Был даже любящий меня мужчина.

Впрочем, я знала, что за картина откроется моим глазам после отъезда Люка: кое-как устроенное, ни к чему не обязывающее существование. А еще работа. Точнее, бумагомарание ради куска хлеба. Любовник, уехавший куда-то в ночь. Комната в доме, который вот-вот опустеет.

Я снова прошла через калитку. Потом остановилась около дома, чтобы собрать брошенные Люком игрушки. Персонажи из «Звездных войн»: Квай-Го Джи, Дарт Вейдер. Их имена я знала лучше, чем имена апостолов, — потому что они были частью мира детства, открывшегося мне не так давно. Или, к примеру, знание предметов, которые мальчик может случайно засунуть себе в нос. Палочки для еды кажутся опаснее, чем сладости «Эм-энд-эмс», но их куда как проще извлечь.