ПРОКУРОР: Прежде чем мы перейдем к событиям того вечера, лейтенант, я хотел бы спросить у вас, имелись ли у вас какие-то трения с полковником Крютером по этому или каким-либо другим вопросам.

СВИДЕТЕЛЬ: Никак нет, сэр, никаких трений. Если мне позволено будет сказать, я хочу заявить, что считаю полковника замечательным человеком и замечательным солдатом. Я глубоко уважаю его, сэр, и всегда буду уважать.

ПРОКУРОР: То есть между вами не было вражды…

МАЙОР УОТЕРСОН, ЗАЩИТНИК: Мой клиент желает сделать заявление.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Обвиняемый не…

ПОЛКОВНИК КРЮТЕР, ОБВИНЯЕМЫЙ: Я хочу кое-что сказать.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Полковник, сядьте. Это приказ.

ОБВИНЯЕМЫЙ: И что же вы со мной сделаете за неповиновение? Отдадите под трибунал?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Полковник…

ОБВИНЯЕМЫЙ: Я собираюсь сказать это, генерал, нравится вам это или нет. Лейтенант Эллиот во все время службы под моим командованием показал себя прекрасным офицером.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Вы оказываете себе дурную услугу, полковник. Прекратите.

ОБВИНЯЕМЫЙ: Между нами нет никакой вражды. Не было тогда. Нет сейчас. И никогда не будет.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Я сказал — прекратите, полковник.

ОВИНЯЕМЫЙ: И еще одно…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ: Суд объявляет перерыв на час. Майор Уотерсон, проконсультируйте вашего клиента. Выключите эту чертову стенографирующую машинку, капрал.

Дейв неспешно ехал по авеню к западу от Таймс-сквер. За те двадцать лет, что он прожил в Нью-Йорке, каждый мэр, вступая в должность, начинал свой срок правления с обещания реконструировать этот район, убрать мусор и вернуть окрестностям приличие и достоинство.

Но почему-то вышло, что никто из них так этого и не сделал. Не то чтобы это имело особое значение. Никто и так не верил нью-йоркским мэрам.

В этот поздний час темп жизни здесь замедлился. Проститутки больше не патрулировали свои районы. Вместо этого они стояли небольшими группками, устало прислонившись к расписанным граффити стенам, покуривали и похвалялись своими сутенерами. Сами сутенеры покинули свои показушно дорогие машины, образовали собственные кружки и обсуждали меновые и прочие сделки, которых требовал сегодняшний день.

Кинотеатры сети «Три Икс» закрылись, но бары все еще были открыты; их кричащие неоновые вывески зазывали неосмотрительных дурней. Двери время от времени отворялись, чтобы впустить или выпустить добычу, ночных пташек, которые могли безопасно добраться до дома — но только потому, что хищники уже слишком насытились более ранней добычей, чтобы охотиться на них.

Почти все торговцы наркотиками исчезли. Зазывалы, заманивающие клиентов в заведения типа «Девочки! Девочки! Девочки!» или «Настоящий секс на сцене!», — тоже. Несколько пьяных матросов, сбившихся в кучку безопасности ради, ковыляли куда-то по тротуару. Трое подростков кружили вокруг троицы скучающих проституток. В конце концов один из мальчишек набрался духу и сделал шаг вперед. Проститутки заулыбались. Дейв поехал дальше.

Он остановился на красный свет. Рядом с ним притормозила бело-голубая полицейская машина. Водитель посмотрел на него, потом отвернулся и принялся изучать улицу.

«Отлично. Он даже не взглянул на тебя второй раз. Это была превосходная идея — подстричься и покраситься. Даже если я говорю это сам себе».

У Дейва заурчало в животе. Последний раз он ел четырнадцать часов назад. Он был голоден. Хуже того — его одолевала усталость. Ему требовался кофе — и чем крепче, тем лучше.

В центре квартала на Сорок четвертой улице располагался ночной кафетерий. Дейв втиснул свою машину между мусоровозом и вызывающе роскошным оранжевым автомобилем, принадлежащим какому-то сутенеру. Выбравшись из машины, он потянулся.

Три года назад они с Хелен отправились на фотосафари в Танзанию. Это была роскошная поездка, организованная чрезвычайно компетентной (и чрезвычайно дорогой) фирмой «Аберкромби и Кент». Устроившись в надежно защищенном чреве великанской «тойоты лендкрузер», Дейв и прочие туристы охали и ахали, проезжая мимо охотящихся львов, крадущихся леопардов и скалящихся гиен, перепачканных в крови. При приближении «лендкрузера» животные продолжали бодро заниматься своими кровопролитными делами, не обращая ни малейшего внимания на глазеющих туристов. И не обращали бы дальше — пока кто-нибудь из розовых пухленьких двуногих не вышел бы из-под защиты машины. Покинуть машину означало изменить характер взаимоотношений. Если ты выходил из машины, ты превращался в мясо. Мясо!

Стоило Дейву ступить на тротуар, как пара проституток тут же двинулась к нему. На одной была просвечивающая насквозь блуза из ткани-сеточки и шорты цвета лимонной меренги. На другой был топ с Микки-Маусом и мини-юбка цвета зеленого лайма.

«Я смотрю, в этом году среди дам полусвета в моде цитрусовые цвета».

Одна из проституток начала было что-то говорить. Но вторая тронула ее за плечо и что-то прошептала на ухо. Первая проститутка кивнула и посмотрела на Дейва с легкой жалостью.

— Лапочка, ты ошибся районом. Фокусы, которые тебя заинтересуют, надо искать на Третьей авеню, в середине Пятидесятых.

Дейв чуть не подавился. Проститутки развернулись, чтобы уйти.

«Это все твоя новая прическа. Она придает тебе несколько… э-э… своеобразный вид».

Дейв провел рукой по почти лысой макушке и улыбнулся.

Внутри кафетерия было душно и сыро. В воздухе витал смешанный запах крепкого кофе, жирного мяса и сигаретного дыма. Большинство столиков были заняты, в помещении стоял приглушенный гомон от множества бесед.

Дейв прошел к стойке.

— Большую слойку с сыром, пожалуйста.

Кассиру не помешало бы побриться. Глаза у него были красные, и, судя по виду, ему казалось, что ночная смена не закончится никогда.

— Сырных нет. Их привезут не раньше шести. Может, в полседьмого.

Дейв кивнул.

— А что-нибудь другое есть?

— Яблочные есть. Но черствые. Говорю же: до шести — половины седьмого ничего не привезут.

— Я возьму одну.

— Деньги не возвращаем.

— Давайте две. Мне нужны углеводы. И сделайте мне кофе. — Помолчав, Дейв добавил: — В картонном стаканчике, ладно?

— У меня только пластиковые.

— Ну, в чем есть.

Избавиться от пластикового стаканчика не труднее, чем от бумажного. Нужно только изорвать его в мелкие клочки.

Кассир плюхнул на тарелку с оббитым краем две даже на вид черствые большие слойки и наполнил кофе большой пластиковый стакан.

— С налогом четыре пятьдесят.

Когда Дейв впервые заказал в Нью-Йорке слойку и стакан кофе, это обошлось ему в четверть доллара. Дейв вручил кассиру пятидолларовую бумажку.

— Держите.

Он сунул бумажник в задний карман.

Кто-то толкнул его в спину. Дейв не глядя двинул локтем назад. Локоть врезался во что-то мягкое. Сзади кто-то сдавленно охнул от боли. Дейв повернулся. Карманник стоял, согнувшись, и держался за солнечное сплетение. Дейв вынул у него из пальцев свой бумажник и улыбнулся.

— Спасибо. А я уж думал, что уронил его.

— Да не за что, приятель, — пробормотал карманник и попятился.

Пара человек посмотрели на Дейва. Взгляды у них были бесстрастные.

Дейв занял столик у окна и принялся с волчьей жадностью поглощать слойки, запивая их кофе. В Нью-Йорке плохих слоек с яблоками не бывает. Дейв направился к стойке за второй порцией.

Вернувшись к столику, он взглянул в окно. И у него отвисла челюсть. Арендованная машина исчезла. Сколько же времени понадобилось кому-то, чтобы украсть ее? Секунд девяносто, не больше.

«Африка», — подумал Дейв. Турист покинул безопасную машину и вышел в вельд…

За соседним столиком сидели три хихикающие негритянки. Одна из них постучала по пачке «Вирджиния слимс», извлекая сигарету. Дейв посмотрел на сигарету голодным взглядом, вспоминая наслаждение, которое несет с собой табак, и тут ему на ум пришла идея. «Вирджиния слимс»…