Дикие Орки окружают нас, многие из них — взрослые, огромные существа. Некоторые вооружены стрелковым оружием. Удавку разрывает на части очередью болтов. Его левая рука, оторванная от тела, ударяется о мое плечо.

Я убиваю Орка с болтером. Затем мы со Смельчаком поливаем пещеру автоматическим огнем. Воздух наполняется брызгами зеленой крови.

На меня с ревом бросается Орк, в его мощном кулаке, размером с мою голову, сжат клинок. В моей винтовке кончился заряд. Я медлю. Орк видит болтающийся у меня на шее глаз, и это, похоже, приводит его в замешательство. Для меня этого достаточно. Я с силой вгоняю штык в его подбородок, так что клинок выходит из затылка. В предсмертных судорогах огромная челюсть Орка ломает ствол моей винтовки. Правой рукой я поднимаю орочий тесак, держа в левой автопистолет. Клинком я вышибаю орочьи мозги. Пистолетом я раню, калечу, убиваю. Я уже весь покрыт орочьей кровью, такой же дикарь как те, с кем я сражаюсь. Жестокий. Озлобленный. Безумный.

Джопалл теперь кажется совсем далеким. Намного дальше, чем прежде.

И я знаю, что уже никогда не смогу вернуться туда.

Только не теперь.

Только не после всего этого.

Горелка появляется у нас за спиной и орет, чтобы мы пригнулись. Смельчак падает, и я тоже опускаюсь на землю. Огонь проходит над нашими головами раскаленной струей, выжигая все живое в помещении.

Мы смеемся, выбираясь из гнезда. Выжившие Контрактники, Колдер и Спафф, смотрят на меня как на психа. Я и сам представляю, как выгляжу сейчас: покрытый копотью и грязью и коркой запекшейся крови. Но мне наплевать. Мне плевать, что они там думают. Мне уже на все на свете наплевать.

Кейзер дерется с орочьим Боссом. Выгнанный из убежища дымом, тяжело раненый в живот, он был загнан в угол в болоте, к востоку от логова. Кейзер вышел с ним один на один. Мы собираемся, чтобы посмотреть. Никто на вмешивается. Мы просто смотрим, кричим, воем. Словно Орки.

Орочий вожак на сотню килограмм тяжелее Кейзера, с массивной мускулатурой, его зубы подобны кинжалам, клыки торчат изо рта бивнями. Он одет в броню из черепашьего панциря, в одной его руке кривой меч, в другой — кинжал. Рваная рана в животе источает отвратительно пахнущую жидкость, заставляя существо согнуться.

Кейзер — худой и жилистый, одет в рваную камуфляжную форму и разгрузочный жилет, его кожа покрыта белой краской. Он вооружен одним мачете. Они кружат, обмениваясь ударами. Мы окружаем прогалину, подпрыгивая, крича, скандируя: «Кей-зер! Кей-зер!», как звери. Босс делает выпад, уходя от клинка Кейзера, и срезает приличный кусок мяса с ноги Кейзера своим мечом. В ответ сержант наносит удар прямо в рану на животе чудовища, заставляя его упасть в фонтане слизи.

Босс тяжело поднимается на ноги. Кейзер теперь хромает из-за открытой раны на ноге. Удар Орка содрал кожу, открывая розовое мясо и блестящую белую кость. Я поражаюсь, как он может продолжать драться с такой ужасной раной.

Но он продолжает. Кейзер бросается сквозь пенящуюся воду и рубит Орка по руке. Босс роняет свой меч.

Следующий удар Кейзера проходит по широкой дуге против часовой стрелки, и его клинок вонзается в горло Орка по рукоятку.

Кровь брызжет из раны. Издавая булькающий звук, вожак заваливается на спину, вздымая своей тушей стены воды. И умирает.

Мы выкрикиваем имя Кейзера так громко, что с веток начинают осыпаться листья.

Онди Скалбер мертв. Когда-то давно он умер где-то в коварных джунглях Армагеддона.

Теперь я едва помню его. Должно быть, он был хорошим парнем.

Чем я стал теперь — покажет только время. Я ненавижу это, но и люблю в то же время. Этот та простота жизни и смерти, которая так привлекает меня. Ранить и убивать. Быть лучшем охотником, лучшим убийцей, чем те твари, на которых мы охотимся. Быть Острым Глазом.

Когда-нибудь, я наверно вспомню Джопалл, вспомню свою тогдашнюю жизнь. Наверно. Может быть, я проснусь посреди ночи с криком, когда мне присниться все это. А может и нет.

Зеленка ждет меня. Там я буду выполнять свой долг, во имя Императора. Там я обрету свою славу.

– Господин губернатор, я вижу грядущие тени. Я вижу кружащих воронов, но за тенями лишь тьма.

Человек был напуган и нервничал.

– И это значит, что нам грозит опасность, Розарий? Что наши планы тщетны? Посмотри еще раз. Посмотри! – настаивал хозяин.

– Повелитель, я…я не могу сказать… Подождите, там есть что-то, тьма рассеивается… Я вижу огонь. Нет!… звезду, она падает в ночи…падает с небес. Что это значит? Нет, нет, подожди… исчезла, я больше ничего не вижу!

– Тогда старайся лучше. Мы не должны потерпеть неудачу. Слишком много поставлено на карту. Тебе придется защищать меня до тех пор, пока все не закончится. Здесь кругом обман и я никому не доверяю. Если кто-то осмелится дурно обо мне подумать, я хочу знать об этом. Мы сделали крупную ставку, и я хочу быть уверенным, что ее выплатят. Не волнуйся, когда все закончится, я не забуду тех, кто, верно мне служил. Продолжай смотреть – я должен знать, когда победа будет близка.

Губернатор Торлин развернулся на каблуках и прошествовал к окнам. Он был небольшого роста, с уверенной, почти чванливой, походкой человека привыкшего повелевать. Он стоял, слегка опираясь руками о подоконник, и смотрел на свою столицу. Вдалеке он мог видеть вспышки света там, где обороняющиеся отряды удерживали границы города. Триплексное стекло приглушало звуки, но даже на таком расстоянии он видел, как искажается вид из окон, когда непрерывный грохот артиллерии заставлял вибрировать плексиглас. Он не мог сказать, приближаются ли разрывы, но он знал, что скоро стены захватят, и город будет поставлен на колени. Он начал играть с медалями, висевшими на его груди, облаченной в броскую форму, как он делал всегда в минуты раздумья.

Розарий, худой, изможденный человек, закутанный в темную мантию, уставился ему в спину. Молочно-белые глаза, слепые с того самого дня, когда он вступил в Адептус Астра Телепатика, невидяще уставились в пустоту. Он слышал дыхание губернатора, обонял слабый запах напряжения и страха, чувствовал напряженную работу его мозга. Псайкер мог описать его внешность, настолько хорошо астропат изучил ауру губернатора. Но он не обращал внимания на эти ложные обрывки реальности, а сконцентрировался на образах доступных его внутреннему зрению. Далеко за окном Розарий чувствовал отчаяние Гвардейцев, удерживающих стены, чувствовал решительность атакующих, их безумную жажду битвы, в то время как они бросались на защитников. Астропат послал пальцы своих мыслей исследовать пути в будущее, подобно усикам, ползущим по путям вероятностей. Он искал ключи к разгадке того, чем все это может закончиться, искал самый легкий путь к победе, к завершению их планов. Розарий покачал головой в растерянности – куда бы он не посмотрел, он видел лишь темноту и звезды, падающие с небес.

Вспышка света высоко в небе, посреди оранжевых и красных взрывов плазмы и снарядов, привлекла внимание губернатора. Блики на металле, двигается быстро. Он проследил взглядом за снижающимся объектом, до тех пор, пока тот не исчез из вида, оставив за собой тонкий след выжженного раскаленным лобовым щитом воздуха.

Десантный модуль падал с небес подобно горящей комете. Внутри сотня человек пыталась удержаться на местах, крепко вцепившись за шнуры, которыми они были пристегнуты к стенам. Корабль сотрясался, когда рядом с ним рвались смертоносные оранжевые цветы снарядов противовоздушной обороны. Сервомоторы, преодолевая взрывы и ударные волны, пытались удержать корабль в вертикальном положении.

«Высота три тысячи метров и продолжает уменьшаться»

Голос был металлическим и резким.

Веро сидел на месте, разведя ноги, упершись в стену. Он пытался заставить свои мысли собраться и успокоиться. Вокруг него стонали люди, быстрое снижение вызывало головокружение, из ушей текла кровь. Голова трещала и раскалывалась от боли вызванной перепадами давления во время падения. Было темно, единственным источником света являлось тусклое красное свечение, исходящее из двигательного отсека. Жара стояла, как в тропиках, а воздух наполняли серные ароматы плохо настроенных двигателей.