— Не давая вам превратить ответ в целую речь, хочу задать конкретный вопрос о…

— Почему вы перебиваете меня?

— Позвольте спросить о…

— Почему прерываете меня, когда я говорю. Где ваша вежливость?

— Хорошо, простите, пожалуйста, разрешите спросить вас об удерживаемых у вас трех молодых людях…

— Да, мы взяли в плен трех американских солдат.

— Ну да, солдат. Так что с ними будет? Над ними будет суд? Что им грозит?

— Если бы вы захватили трех югославских солдат в самом сердце Соединенных Штатов, что сделали бы вы? Разве не посчитали бы их шпионами — точно такими же, как эти трое захваченных американцев?

— А какое наказание?

— Наказание? Не знаю. Я не судья и не председатель суда — военного суда — ведь мы на войне. Они пришли к нам без паспорта, без визы, они не несли никакой гуманитарной помощи, вместо этого они тащили винтовки и кое-что еще… Да, очевидно, они предстанут перед военным судом. Но вся эта американская болтовня про то, что их расстреляют… Скорее всего, их отпустят через несколько недель или месяцев. Не знаю уж, сколько будет длиться эта глупая война.

— Вы что же, действительно собираетесь воевать против натовских войск в открытом бою?

— У меня нет другой Родины, только эта. Поэтому если нападет НАТО, да хоть Россия — мы будем защищать нашу страну, наших детей и наших жен. Мы защитим наше Косово, исконно сербскую землю, на века сербскую землю. Так что я обещаю: вы получите настоящий ад. Если нам перестанет хватать оружия, мы будем защищаться камнями, вилами и умрем, как воины.

— Поинтересуюсь, куда пропадают мужчины-косовары?

— Если вы станете говорить, что мы в конце третьего тысячелетия едим албанцев и пьем их кровь, и они исчезают, то это будет все той же вашей пропагандой. Я знаю, как работает эта машина. Я смотрю все американские станции, и смешно видеть, как в репортаже о "беспрецедентных этнических чистках" показывается, как "изгои" спокойно запирают двери на ключ, пакуют вещи, садятся в комфортабельную машину и не спеша отъезжают.

— А почему это сербы предъявляют претензии на Косово, ведь их там всего 10%?

— В Албании был коммунистический режим, и в течение 50 лет нас заставляли принимать иммигрантов. Мы давали им кредиты, деньги на строительство домов, давали им землю, и так — 50 лет. И албанское население разрослось. Сербские женщины рожали по 1-2 ребенка, а албанские — по 15. Скоро, возможно, сербов останется 1%. Но по этой причине мы не собираемся отдавать нашу землю.

Мизерная террористическая группа при поддержке ЦРУ и США превратилась в "Армию освобождения Косово". Пока она согласуется с интересами США, вы называете ее "освободительной организацией". Пойдет против вашей воли — станет "террористической бандой".

Косовары должны быть частью Сербии. У вас в США есть штаты Нью-Мексико, Техас. Что, если мексиканское население этих штатов вдруг заявит, что хочет присоединить Техас к Мексике? Что вы будете делать?

— Почему же нельзя достичь мирных соглашений? Для нас на первом месте стоят не вопросы гордости, а гуманность и мирная жизнь…

— Я за мир, потому что я знаю, что такое война. Я хотел бы все решать мирным путем. Мы не хотим сбивать ваши самолеты, ведь они такие красивые и мощные… Мы не собираемся бомбить другие страны: у нас столько бомб не поместится. Мы здравомыслящие люди, мы готовы к переговорам. Это лучше, чем воевать. Но когда огромное НАТО желает уничтожить маленькую Сербию… Да какое-нибудь техасское ранчо будет больше, чем вся Югославия!

Я — рабочий на этом ранчо. Я защищаю свое ранчо. Вы же нападаете на невинных людей, на рабочих ранчо — только потому, что они не желают следовать натовской политике. Нам по душе демократия, но мы хотим свою, сербскую демократию.

— Что вы думаете о миссии Примакова?

— Нет никакой миссии. Это не русская страна. Я против России, потому что я не люблю коммунистов. "Когда никто не помогает тебе, заключаешь дело с дьяволом." Лично я не желаю заключать дела с дьяволом, даже с русским дьяволом. Я считаю, что Примаков собирается продать нас за западные деньги. Я не верю ему и считаю, что бессмысленно ждать от него помощи. В истории Югославии русские никогда не помогали нам, даже во Вторую мировую.

— Как вы объясните постоянные заверения Милошевича, что он готов к миру, в то время как сам постоянно продолжает войну?

— Мне неизвестно, что думает Милошевич, какие ходы он предпримет завтра. Вы должны понять важную вещь. У Милошевича в Югославии очень большая оппозиция. Я сам возглавляю партию "Сербское единство". Но сегодня Милошевич, как никогда, популярен в стране, и все политические партии поддерживают ту политику, что он проводит. Вы сами своими бомбардировками так укрепили его.

— Скажите, неужели правда, что от бомбардировок страдают мирные граждане?

— Вы бомбите наши военные заводы, на которых работают гражданские рабочие. Вы бомбите мосты, которые прикрывают собой горожане. Вы бомбите колонны тракторов, принимая их за танки. Ваши бомбы падают на беззащитных людей в городах и селах. Но мы можем жить и под бомбами. На улицах Белграда под бомбежки устраиваются концерты. Люди поют под ваши бомбы, они справляют ваши налеты! Вы никогда не поймете этих людей, потому что вы нас бомбите, а мы защищаем свою страну.

новые торговые автоматы 4

ПАРА СОВЕТСКИХ САМОЛЕТОВ-РАЗВЕДЧИКОВ, выполнив задание, возвращается с вражеской территории. На утреннем небе, у самого горизонта появляются черные точки. “ Точки” стремительно разрастаются, и постепенно сбываются самые мрачные предчувствия русских летчиков. Навстречу двум советским “Якам” несутся 14 немецких “Фоки-вульфов”. Несколько секунд — и на борту вражеских самолетов уже можно разглядеть красочно намалеванные игральные карты. Плохой знак — разведчикам пришлось иметь дело с “Тузами” — элитными летчиками нацистов. Инструкция запрещает разведчикам вступать в бой, разведчику нельзя быть сбитым, он обязан донести разведданные до своего командования. Но сейчас выхода нет. Германские асы, увидав легкую добычу, рванулись в атаку, и уйти от них без боя уже нереально. Иван Федоров, пилотирующий один из советских самолетов, сближается с противником и сразу же видит пулеметную очередь, которая прошивает воздух в нескольких сантиметрах от кабины, вдоль всего фюзеляжа. Федоров бросает свою машину влево и вниз, имитирует падение, безумно болтаясь в воздухе, заходит в пике. По инструкции, немецкий летчик, сбивший врага, обязан доложить командирам номер поверженного самолета, чтобы ему его засчитали в личный зачет. Поэтому немец обычно сближается с ним на 5-7 метров, чтобы прочитать на его борту номер, и часто сопровождает машину до земли.