Знакомство Сухомлинова с супругами Мясоедовыми состоялось в Петербурге, в доме жены сенатора Викторова, в 1909 г. Официальное знакомство вскоре превратилось в тесную дружескую связь между обоими семействами. 

Супруги Сухомлиновы уже в августе 1910 г. жили вместе с Мясоедовыми в Карлсбаде. В найденном впоследствии, во время обыска, у экономки Сухомлиновых Марии Францевны Бонье письме, посланном ей Сухомлиновым из Карлсбада, писалось: «Мясоедовы с нами в том же доме, Сергей Николаевич усердно лечится». К тому же времени относится и письмо, обнаруженное у жены Мясоедова. Это письмо было написано Сухомлиновой на яхте «Нева». В. нем она сообщает: «Супруга вашего видела и уговаривала его ехать с нами в Карлсбад». 

Создавшаяся таким образом близость отставного подполковника Мясоедова к военному министру возбудила тревожные опасения среди ближайших знакомых и подчиненных Сухомлинова. Узнав о намерении военного министра встретить новый год у Мясоедовых, жена состоявшего при Сухомлинове штабс-капитана Коломнина со слезами, отговаривала Сухомлинову от этого шага, ссылаясь на то, что Мясоедова считают темной личностью и подозревают в шпионаже. Но вошедший во время этого разговора в комнату Сухомлинов, узнав о причине слез. Коломниной, стал ее успокаивать, убеждая, что все слухи о Мясоедове не имеют оснований. В числе приглашенных к Мясоедовым на встречу нового года был и адъютант военного министра Булацель. Он, однако, отклонил это предложение, заявив Сухомлиновой, что с людьми, подобными Мясоедову, он не желает вступать в близкие отношения. 

Несмотря на то, что Мясоедов и в «Северо-западном пароходстве» продолжал выполнять свои функции германского шпиона, это все же не устраивало его хозяев. Германо-австрийская разведка настойчиво потребовала от Мясоедова, чтобы он устроился на работу в военное министерство. Дело это было нелегким, поскольку Мясоедова незадолго до этого обвиняли в шпионаже в пользу Германии. Для того «чтобы придать делу официальный характер. 

Мясоедов решил предварительно восстановиться на работе в жандармском управлении. В сентябре 191.1 г. Мясоедов через голову министра внутренних дел, по повелению Николая II, был восстановлен на работе в отдельном корпусе жандармов. Спустя несколько месяцев, по просьбе Сухомлинова, Мясоедов был переведен на работу в военное министерство. 

По этому поводу А. И. Гучков на верховной следственной комиссии, образованной в 1915 г., показал: «Генерал Сухомлинов делает попытки привлечь к себе на службу Мясоедова и обращается к министру внутренних дел Столыпину с просьбой о возвращении Мясоедова на службу в корпус жандармов, с откомандированием его в распоряжение военного министра. Мне известно, что Столыпин настойчиво отказывал в этом ходатайстве и что в этом отказе его поддерживал и бывший в то время товарищем министра внутренних дел Макаров, которому была хорошо известна личность и прошлая служба Мясоедова. 

Однако Столыпину пришлось вскоре уступить более сильному влиянию. Мясоедов, по возвращении на службу, по моим сведениям, был приставлен к делу, с одной стороны, борьбы с иностранным шпионажем, а с другой стороны, сыска по политическим делам, возникающим в армии, причем его личная близость к генералу Сухомлинову придавала ему в отмежеванной ему сфере деятельности громадную власть. Эта служебная роль Мясоедова в связи с характеристикой его личности повергла меня, само собой разумеется, в самую большую тревогу: в руки человека, основательно подозреваемого в прикосновенности к шпионству, передавались борьба с этим самым шпионством и судьба русского офицерства». 

В военном министерстве Мясоедову было поручено установить слежку за офицерами, чтобы, обвинив в неблагонадежности неугодных Сухомлинову лиц, окружить его своими людьми. 

После того как Мясоедов устроился на работу в военное министерство, германо-австрийская разведка пытается через него установить фамилии, имена и методы работы разведчиков царской России, направлявшихся в Германию и Австрию. 

Имея доступ к письмам и донесениям русских агентов, работавших за границей, Мясоедову было нетрудно выполнять это задание. Он приносил их «для доклада» военному министру, а затем фотографии и копии этих документов передавал германской разведке. 

О состоявшемся прикомандировании Мясоедова к военному министру Макаров, назначенный после убийства Столыпина министром внутренних дел, узнал по вступлении своем в должность. Имея крайне неблагоприятные сведения о Мясоедове, он дважды предупреждал Сухомлинова об опасности приближения к себе такого лица. Но и эти предупреждения, понятно, не произвели впечатления на военного министра. Мясоедов в то время даже хвастал особым доверием Сухомлинова к нему. В подтверждение он рассказывал, что военный министр, не рискуя довериться фельдъегерю, поручил ему однажды отвезти начальнику Главного управления генерального штаба особо секретный документ — союзный договор с Францией — в незапечатанном виде. 

Командующий Киевским военным округом ген. Иванов вскоре стал сообщать, что контрразведке в округе удается иногда перехватывать корреспонденции австрийских агентов, посылаемые из Петербурга в Вену. Из корреспонденции, писал он, выясняется ужасающий факт: агенты эти очень хорошо осведомлены обо всем, что делается в ближайшем окружении военного министра, в его доме, вплоть до его разговоров с царем о военных делах. 

Сообщение ген. Иванова осталось без последствий. Мясоедову огромную помощь оказывала полная бездеятельность начальника контрразведывательного отделения Главного управления генерального штаба России Ерандакова, который не вел фактически никакой борьбы с иностранным шпионажем. В отношении Мясоедова и его шпионской деятельности Ерандаков внешне проявлял полное «неведение». 

В показаниях на чрезвычайной следственной комиссии в 1917 г. Ерандаков вынужден был признать свои близкие отношения к Мясоедову. Но он старался придать этому невинный характер. Ерандаков говорил, что он в дом Мясоедова ходил часто, но только с целью сыска за ним. «Так как осуществлять наблюдение за Мясоедовым, — показывал Ерандаков, — обычным порядком не представлялось удобным, так как Мясоедов как жандармский офицер знал приемы наблюдений, то я выполнял наблюдение исключительно путем личного с ним контакта». 

По показаниям Ерандакова выходило, что до разоблачения Мясоедова он о шпионской деятельности Мясоедова точных и существенных фактов не знал, хотя вся Россия о них знала и говорила. «Никто, — говорил в своих показаниях Ерандаков, — в мое распоряжение точных сведений о прикосновенности Мясоедова к шпионажу не доставлял. Агентурные же сведения, если таковые и были, но настолько незначительны, что я их не помню, и они не давали с формальной стороны достаточного повода для ликвидации Мясоедова…» 

О шпионской обстановке, которая сложилась вокруг Сухомлинова, Гучков рассказывал на следственной комиссии такой эпизод: «Г-жа Сухомлинова больна, лежит в постели, но принимает. В ее спальне собралась обычная компания: Мясоедов, Альтшиллер и др. Тут же за столом сидит и военный министр, просматривая лежащие перед ним бумаги. 

Входит вестовой и докладывает военному министру, что его зовут к телефону. Министр выходит и оставляет бумаги на столе, и мой очевидец наблюдает, как Альтшиллер, прохаживаясь по комнате, подходит к столу, осматривается, не видит ли кто, и пробегает открытую страницу, затем делает попытку перевернуть страницу, чтобы продолжать свое чтение. В это время к нему подходит один из присутствовавших там же офицеров, кладет руку на бумаги и говорит: «Извините, это бумаги военного министра». Альтшиллер отходит от стола и спокойно продолжает прогулку». 

Некоторые видные представители русской буржуазии и помещиков под давлением общественного мнения в 1912 г. вновь выступили против Мясоедова, оставляя, однако, в тени других германо-австрийских шпионов и их пособников сверху, т. е. при царском дворе. Мясоедова избирают мишенью для нападок, главным образом, на страницах газеты «Вечернее время» и в выступлениях Гучкова в Государственной думе.