Какой обольстительной она умеет быть! Ни одного фальшивого жеста, ни одного неправильного слова! Она смотрит в самое сердце, и противостоять ей невозможно. Она красива и дьявольски умна — очень опасное сочетание в женщине. Она всегда знает, какой нужно выбрать тон, чтобы добиться своего, и мужчины — всего лишь послушные игрушки в ее руках…

Мне трудно было поверить в любовь ко мне, которая внезапно вспыхнула в ней. Я реалист и привык трезво оценивать себя. Майкл Фоссет для великой Селин Дарнье только прихоть, поверхностное желание, которое утоляют мимоходом, как легкую жажду. И все же какой-то коварный демон внутри меня нашептывал: «Смотри, не упусти свою удачу. Ты слишком скромен. Раз Вероника Маунтрой любит тебя, почему бы Селин Дарнье не полюбить тебя? Все женщины одинаковы. Как только ты перестанешь смотреть на Селин как на божество, ты сможешь в этом убедиться!»

Селин всеми силами помогала этому демону. Взгляд обиженного ребенка, голос, убаюкивающий совесть, губы, которые сводят с ума… Ради чего я должен отказываться от женщины, которую люблю? Мне достаточно только руку протянуть, и она окажется в моих объятиях. Я слишком долго мечтал о ней, чтобы обойтись с собой так жестоко. Я всего лишь мужчина…

Но когда я проводил ее в театр и поехал домой, когда ее присутствие перестало сводить меня с ума, моя совесть наконец подала голос.

А как же Вероника?

Я только что бессовестно предал ее, когда позволил другой женщине целовать себя. И нет никакого оправдания в том, что Селин сделала первый шаг. Я мужчина и не должен был забывать о своем долге. Селин всего лишь слабая женщина, и к ней нельзя предъявлять такие же строгие требования, как к мужчине… Слабая? Черта с два!

Я вышел из такси и решил немного пройтись пешком, хотя погода еще меньше располагала к прогулкам, чем тогда, когда мы с Селин целовались на Трафальгарской площади. Слишком холодно, чтобы чувствовать себя уютно. Но как раз то, что надо, чтобы прийти в себя. Селин словно околдовала меня. И тогда, и сейчас. Она как сирена, увлекающая сладким пением на дно морское. Ее объятия сулят неземное блаженство, но что произойдет со мной, если я кинусь в них?

Если бы только все это произошло полгода назад, в Вене или Венеции! Тогда я был готов умереть ради Селин… Но что изменилось с тех пор? Она стала менее красивой или я меньше люблю ее? Нет, она все так же хороша, и мои чувства к ней остались прежними… Но почему же у меня на душе так противно?

Я шел быстро, не смотрел по сторонам и почти у самого своего дома налетел на девушку, сиротливо стоявшую у моего подъезда.

— Извините, — смущенно пробормотал я. — Надеюсь, я не очень сильно ушиб вас…

Я осекся. Передо мной стояла Вероника. У нее был очень печальный и потерянный вид. Наверное, из-за тонкого темного шарфа, который она надела на голову.

— Привет, — сказал я еще более смущенно.

Я не сомневался, что на моем лбу крупными буквами написано «виноват». Я никогда не умел притворяться или лгать…

— Что ты тут делаешь?

— Тебя жду, — ответила Вероника побелевшими губами. — Я звонила в твое историческое общество, и мне сказали, что ты должен был прийти и не пришел… Я очень волновалась… Думала, что с тобой что-нибудь случилось… Под машину попал или еще что-нибудь в этом духе…

Она всхлипнула, подбежала ко мне и обняла. Я машинально погладил ее по голове. Милая Вероника! Твое чутье не подвело тебя. Со мной действительно кое-что случилось, и гораздо страшнее, чем автомобильная авария.

— Как видишь, я в порядке, — попытался пошутить я. — У меня просто возникли… срочные дела.

Если она начнет меня расспрашивать, я пропал, со странным равнодушием подумал я. Сейчас мне не приходило в голову ни одного дела, по которому я мог бы без предупреждения пропустить собрание Королевского исторического общества. Интересно, знает ли меня Вероника настолько, чтобы понимать это?

— Я ужасно замерзла, — прошептала она. — Давай поднимемся к тебе.

Я с радостью согласился. Это давало мне некоторую передышку. Я пошел вперед, показывая Веронике дорогу, а заодно пытаясь сообразить, в каком состоянии я оставил свою берлогу и насколько прилично привести туда гостью.

— Как у тебя красиво! — ахнула Вероника с порога.

До сегодняшнего дня она ни разу не была у меня в гостях. Не знаю, что она нашла красивого в моей совершенно обычной квартире, но мне было приятно.

— Извини, здесь может быть не прибрано, — буркнул я.

Моментная неловкость немного приглушила воспоминания о Селин и осознание собственной вины. Я подумал, что неплохо было бы угостить Веронику чаем, и отправился на кухню, не говоря ей ни слова. Только когда маленький чайник закипел на плите, я сообразил, что уходить так внезапно было как минимум невежливо.

Я быстро вернулся в гостиную. Вероника стояла в той же позе, как я ее оставил, — в самом центре комнаты, безвольно опустив руки. Жалость резанула меня по сердцу, когда я увидел ее глаза. Однажды меня занесло в питомник для брошенных собак, так вот, у псин, которые с тревожной надеждой ожидали своих хозяев, было точно такое же выражение…

— Тебе с сахаром или без? — глупо спросил я.

— Что-то случилось, Майк? — ответила она вопросом на вопрос.

Я почувствовал, что краснею. Откуда она могла узнать? Неужели нас с Селин кто-то видел и поспешил доложить Веронике? Нет, невозможно, прошло слишком мало времени. Но тогда откуда? Все дело в проклятой сердечной чувствительности. Разве я сам не знаю, как больно отзываются в душе малейшие изменения в любимом человеке?

— Нет, — пробормотал я со всей убедительностью, на которую был способен. — Почему ты спрашиваешь?

Моя фальшивая бодрость не обманула бы никого. Но Вероника была готова обманываться и с радостью проглотила ложь. Затравленное выражение покинуло ее глаза, и она радостно улыбнулась.

— Просто мне показалось, что ты сам не свой.

Скажи ей правду, нашептывал кто-то бесконечно мудрый, и коварный внутри меня. Сейчас самый подходящий момент. Она славная девушка, не годится ее обманывать. Ей будет очень больно, но все-таки не так, как если бы она узнала о твоей измене…

Все было верно, но что-то мешало мне признаться Веронике. Жалость? Трусость? Малодушие? Непонятно. Я точно знал лишь то, что никакая сила на земле не заставит меня сейчас открыть рот и рассказать ей о Селин.

Потом мы пили чай с булочками, случайно завалявшимися у меня в шкафу, и весело разговаривали. Вернее, говорила одна Вероника. Она словно избавилась от непосильного душевного бремени и торопилась наверстать упущенное. Вероника была вся поглощена свадьбой. Платье, туфли, драгоценности, подружки невесты, непременные традиции и приметы, венчание, свадебное путешествие… Ах да, и обязательный трехъярусный торт с фигурками жениха и невесты.

Вначале я прикладывал колоссальные усилия, чтобы внимательно слушать Веронику и вовремя поддакивать, но потом ее милая незатейливая болтовня увлекла и меня. Как горят ее щечки, когда она с упоением описывает предстоящее торжество! Сразу ясно, что в этой девушке нет ни капли притворства. Она по-настоящему и любит, и ненавидит. Она ни за что не будет скрывать свои чувства. Я мог бы многому у нее научиться…

Чай был давно выпит, а булочки съедены, но мы с Вероникой по-прежнему сидели на диване в моей гостиной. За окном сгустился сумрак, то ли потому, что подошло его время, то ли из-за проливного дождя… Было удивительно уютно сидеть в тепле на мягком диване и слушать, как дождевые капли барабанят по жестяному подоконнику. Я не включал свет. Полумрак гостиной как нельзя лучше отвечал моему настроению. А что касается Вероники… она буквально излучала энергию, и ей не нужны были ни солнце, ни искусственное освещение, чтобы светиться и дальше.

Мы сидели очень близко друг от друга. Я чувствовал горячее бедро Вероники. Иногда она, жестикулируя, задевала меня рукой. Странное это было ощущение. Дождь за окном, потоки воды по стеклу, темная комната, полное нежелание включать свет, прелестная молодая женщина с горящими глазами рядом со мной…