- Виктор, берегитесь женщин-тиранов.

- Что поделаешь, Алексей Иванович, с женщинами надо считаться.

- Ладно. Так и быть, поедем вдвоем.

Вскоре мы с Иваном Петровичем съездили на рыбалку. Хорошо посидели. Он расспрашивал о моей поездке к брату. Интересовался, как тот попал за границу, чем занимается, как я провел время и очень был доволен рыбными снастями.

Вскоре наступил Новый год. Встретили его всей семьей. Было весело и непринужденно.

Так прошло полгода. Вроде бы ничего примечательного за это время не произошло. От Зори поступали письма. Он часто жаловался на плохое самочувствие. Но вот однажды поступило тревожное сообщение. Он писал о том, что заболел и его положили в больницу. Просил по возможности срочно приехать. В подтверждение даже прислал заключение врачей. Из письма и присланной справки было видно, что он лежит в больнице с обширным инфарктом миокарда. Кто не знает, что это такое? Все мы всполошились. Я снова начал бегать по организациям и оформлять поездку.

Наконец разрешение получено. К моим сборам Марина по-прежнему была безучастна. Как будто я уезжал не за границу, а на рыбалку. Когда все было готово, я спросил дочь, что ей привезти.

Марина на это ничего не ответила.

- Она ищет себе купальный костюм, да и туфли не мешало бы, - подсказала жена.

- Мама, я обойдусь без адвоката.

- Ладно, куплю.

Марина промолчала.

- Я не понимаю тебя, почему ты так упрямишься?

- Из принципа.

В это время в коридоре зазвонил телефон. Я, чтобы избежать неприятных объяснений, торопливо вышел из комнаты и снял трубку. Это Виктор просил Марину.

«Отец совсем потерял голову от заграницы. Только и разговор о магазинах, тряпках. Мама под стать папе. До чего же живуча в нас еще мещанская обывательщина. А дядюшка, словно чувствуя, на чем можно сыграть, упрямо развращает моих родителей - шлет и шлет посылки. Конечно, присылает он вещи хорошие, полезные, но нельзя же терять чувство собственного достоинства.

А тут еще прибавилось хлопот и тревог в связи с болезнью дядюшки. Родители замучили врачей и знакомых расспросами об инфаркте и его последствиях. Снова беготня, суетня. Ловлю себя на мысли - мне все это до лампочки. Может быть, это и нехорошо, что меня не огорчает болезнь дяди, но ничего не могу поделать с собой. Как без него было спокойно».

В Вене меня встретил Роджерс.

- Что с Зорей? - спросил я, а у самого холодок на сердце от дурного предчувствия.

- О, не беспокойтесь, Алексей Иванович, он через два дня прилетит. Дела, бизнес - все это отнимает много времени. Он очень извиняется и поручил мне заняться вами. Так что вы, как это у вас говорят, в надежных руках... - Роджерс дружески похлопал меня по плечу.

О болезни - ни слова... Я смотрю на веселое, беззаботное лицо Роджерса и не могу понять, в чем дело. Правда, если присмотреться внимательно, лицо у Роджерса не такое уж беззаботное. Напряжение выдают глубокие морщины, вертикально перерезающие лоб. Роджерс внимательно, даже несколько излишне внимательно, разглядывает меня.

- Как - прилетит?! Он что, уже поправился?! - невольно вырвалось у меня.

В самом деле, я ехал в тревоге и сомнениях, застану ли Зорю живым, а тут «прилетит».

- Да. Вполне. Вы удивлены? Врачи немного перестраховались. Ничего серьезного. Приступ. Сердце, - коротко отвечает Роджерс. - А пока я к вашим услугам.

- У него же обширный инфаркт...

- Диагноз не подтвердился. Вы что, сожалеете?

- Что вы?! Слава богу, что врачи ошиблись...

И тут я решаюсь задать вопрос, который готовил всю дорогу:

- Скажите, Роджерс, что за книги вручили вы мне в дорогу в прошлый раз?

- Книги? Какие книги? А, вспомнил. Да это просто чтобы время в дороге скоротать. - И как бы между прочим спросил: - Что, не понравились?

И я, постеснявшись признаться, что выбросил их, промямлил:

- Да так, ничего особенного...

Весь этот день, как и последующие, Роджерс провел со мной. Он по-прежнему был полон энергии и оптимизма. Знакомил с новыми уголками Вены. Высокие, не похожие друг на друга жилые башни, строгая планировка территории, разбитые зеленые газоны, отличные подъездные пути, сияющие рекламой магазины, чистота и порядок - все это по-прежнему производило впечатление. Затем снова мчались по гладким как зеркало дорогам, но теперь на «бьюике» малинового цвета с музыкальной сиреной. Опять прямая как стрела и широкая, словно наш Ленинский проспект, автострада. Снова бешеная скорость. Журналы с голыми женщинами, варьете, мотель со знакомой официанткой. И опять... И опять... Роджерс словно нарочно возил меня по старым маршрутам, стараясь снова ошарашить меня. Как всегда, он был предупредителен, вежлив и ненавязчив.

Вскоре появился Зоря.

Я с Роджерсом встречал его в аэропорту. Зоря выглядел бледным, усталым, осунувшимся. Болезнь оставила свой след. Роджерс вился около нас, ни на секунду не оставляя без внимания. Мне хотелось скорее остаться с братом наедине, но Роджерс был постоянно рядом. С аэродрома мы поехали домой. Пока брат приводил себя в порядок после дороги, Роджерс предложил сыграть в шахматы. Я вынужден был отказаться, так как, к своему величайшему стыду, не умел играть. Зоря вышел к нам посвежевшим и даже оживленным.

- Не переношу самолеты, - громко сказал он, а потом обратился ко мне: - Как без меня провел время? Не скучал? Рассказывай, Алеша,

- Пожаловаться не могу, Роджерс был ко мне необыкновенно внимателен.

Роджерс сделал широкий жест - мол, такова уж была его обязанность - друга хозяина. Мне показалось, что брат не слушает, и вопрос свой задал скорее из вежливости, чем из искреннего интереса.

- Узнаю Роджерса. Он, как всегда, делает почти невозможное, - заметил брат.

- Твой брат - мой брат, твой гость - мой гость - таков закон восточной дружбы! - скромно потупился Роджерс.

- Благодарю тебя, Роджерс, я был спокоен за Алексея, Он попал в надежные руки... - скороговоркой произнес Зоря.

Я опять отметил, что. и эти слова прозвучали без особого энтузиазма и искренности.

. - Может быть, ты догадаешься нас чем-нибудь накормить? А то сытый голодного не разумеет... - напомнил Роджерс.

- Конечно. Фани, гости хотят воздать должное твоему кулинарному искусству. У тебя все готово? - крикнул Зоря.

В дверях появилась раскрасневшаяся экономка.

- О да. Прошу к столу, - объявила она.

За столом разговор не клеился, было впечатление, что каждый занят своими мыслями. После трапезы Роджерс с братом, извинившись, уединились в кабинете. О чем они там беседовали, неизвестно. Я лежал, просматривая издания «Русская мысль» и «Посев». Ими меня регулярно снабжал Роджерс.

Когда Роджерс ушел и мы остались одни, я с тревогой спросил брата:

- Зоря, что случилось? Что с твоим здоровьем? Я ничего не могу понять.

- Со здоровьем сейчас все наладилось. Напугали тебя зря. Хуже другое.

- В чем же дело?

- Пошла полоса невезений. Фирма теряет акции, и надо же так случиться, что все это совпало с моим пребыванием здесь. Шеф сердится и угрожает неприятностями, обвиняя меня в непрактичности и нерасторопности. Пришлось бросить в оборот даже личные сбережения. Впрочем, зачем я тебе все это говорю? Отдыхай... Как-нибудь выкрутимся... Возможно, все уладится...

- Мне это очень неприятно, Зоря. Как же так? Неужели ничего нельзя сделать? Ведь ты так предприимчив. Посоветуйся, наконец, с Роджерсом, он же твой друг и компаньон. В конце концов, может, я могу чем-то помочь...

Зоря удивленно посмотрел на меня:

- Ты?! Спасибо. Но чем?

- У меня есть кое-какие деньги... - сказал я, хотя понимал всю нелепость этого предложения.

- Это крохи... Ты говоришь, друг и компаньон... до первого полицейского. Ладно. Как дома? Как дела? - вздохнул Зоря.