— Да, но я жив, а, Урк вылезет и начнет действовать.
— Он будет воевать в отрядах квистории, вот и все.
— Я его ненавижу, — сказал я.
— Резонно. Ты у нас вообще умница.
— Пилли!
— Что «Пилли»?! Лежи тихо, а я пойду, пора…
— Да, да, иди, Пилли, иди. А они не бомбят нижний город?
— Представить подобную бомбежку может только такой дурачок, как ты. Толщина «потолка» нижнего города внушительна и имеет мощнейшую прокладку. Не бомбят, а стараются его отбить, взять через спуски в него.
— А как вообще положение, общее?
— Ситуация в наших руках. Но у них лучше техника и ее больше, а армия — это профессионалы, а повстанцы — нет.
— Но геллы! — сказал я.
— Если бы ты видел, как они гибнут, — как дети; иногда такое ощущение, что они лишены всякой осторожности — безрассудная месть за столетия рабства. Их трудно сдерживать. — Это все она произнесла совсем тихо, из-за Латы.
— Что еще, ну, скажи же? — настаивал я.
— Доктор Бамбус придет навестить тебя.
— Да я не об этом! Где Фи-лол, а, Тул, а. Шарт?
— Все живы! Погиб Палиф, помнишь, ученый по биополям?
— Ка-ак?!
— Он взорвал одну из казарм квистории с тысячами солдат.
— А Олиф, Кирст как, ну, ученые? — спросил я.
— У Рольта. Воюют. Кстати, их группа захватила еще пару таких же фигур, как уль Патр.
— А сам-то где, Горгонерр?
— Слухи подтвердились, у него есть свой подземный город — мощнейшая крепость. Слухи, что он там.
— А как в стране, а? В других местах.
— Раньше наши позиции были потверже. Тюрьмы пустуют. Началась война — всех в тюрьмах перестреляли.
— Пилли, что же будет, а?
— Мы победим, — сказала Пилли. — Но будет очень много крови. Это такая война, которую мы не имеем права проиграть, иначе…
Заработал ее коммуникатор, ее вызывали — полно раненых.
Пилли ушла, и тот ее укол, который сбил мне температуру и разбудил меня, теперь подействовал усыпляюще, и я снова уснул. Вообще, когда Пилли произнесла слово «температура», на меня пахнуло чем-то земным, домашним и привычным. Я уснул легко, спокойно и спал, кажется, долго и уютно как-то, так что потом, когда пробудился, тоже долго лежал, не отдавая себе толком отчета в том, проснулся я или все же не до конца, и что это продолжается во мне — жизнь, или сон, похожий на жизнь. В какой-то момент лицо Орика склонилось ко мне, а руки мягко легли на плечи (я открыл глаза, или они и были открыты?), но и надавили потом мне на плечи, чуть сильнее…
— Это я, — сказал он, улыбаясь. — Привет, Митя!
— Может, я сплю? Что-то я запутался. — И я крепко сжал его руку.
— Да, поволновались мы за тебя, — сказал он. — Рольт благодарит тебя. Все в порядке: Реет и Митар у него.
— Мне они понравились, — сказал я. — Все казалось, что они не тем занимаются, не с той стороны воюют.
— Твоя подсказка моро — не убивать их, — была правильной. Огромное спасибо.
— А что же с отцом, а? Орик!
— Я говорил с ним два часа назад, — сказал Орик. — Все в порядке. Он под Тарнфилом.
— Пока в порядке, — сказал я, покачав головой.
— Он хочет воевать за нас — и все тут, — сказал Орик, будто бы не слыша моего «пока». Здесь ситуация была яснее ясного: папа думал и о Земле — попробуй запрети ему держать в руках автомат.
— Понятно, — вздохнул я. — Только я не знаю, что с ним, и жив ли он в данную секунду.
А потом вдруг все завертелось у меня перед глазами, что-то вскрикнула, отворив дверь в квартиру, Лата, завизжала Мики, Орик резко обернулся, встал, заслоняя от меня вход в комнату (меня, спящего, видно, перетащили), потом сделал шаг в сторону — и я увидел папу! Живого! С забинтованной головой и рукой, но живого, живого! Я пулей дунул с кровати, и мы обнялись, как-то сразу втроем: он, я и Орик. — Уф, сынок, — сказал папа. — Кажется, мы встретились, а?! — И он захохотал. Да, наверное, не сладко ему пришлось в этих боях, если он, увидев меня, захохотал: хохотать — это уж никогда не было ему свойственно.
— А что с рукой, с головой? — спросил я. — А, папа?
— Царапины, — сказал он. — Пустяки.
— Сириус у Оли? — спросил я.
— У Оли твой Сириус, у Оли, успокойся, — сказал он. Потом добавил, кивнув на Орика: — Сейчас будет сложный разговор. Сейчас уль Орик будет решать мою судьбу. Не так ли, уль Орик?
— Буду, — сказал Орик. Папа сказал:
— Если я вернусь в отряд…
— Вот именно, если, — сказал Орик.
— …а Латор воюет, — продолжал папа, — то, может быть, Митьку оставить здесь, у Латора, если Лата не против?
— Ну что вы! — воскликнула Лата. — Конечно, не против!
— А если вы мне, уль Орик, воевать запретите…
— Запрещу, — сказал Орик.
— …то тогда где же мы будем жить с сыном? Тесно.
— Да мы все поместимся, — сказала Лата, — что вы!
— Что вы намерены сделать со мной, уль Орик?
— Запретить вам принимать участие в войне.
— Почему? — спросил папа. — Ну почему?
— Горгонерр проиграет. Вы можете быть спокойны за Землю. А нам вы и так помогли выше головы.
— Допустим, — сказал папа, — но я-то должен помочь ему проиграть. — Настаивал он как-то нелепо.
— Нет, не должны, — сказал Орик. — Геллы с нами — это ваша заслуга.
Папа молчал. Сказать: «А я просто хочу, должен, обязан», — здесь было неуместно.
— Я думаю, уль Владимир, и вы, и Митя очень понадобитесь нам сегодня же вечером. Есть о чем подумать, а вы, извините за навязчивый комплимент, думать умеете, опять-таки важен ваш взгляд со стороны. Это уже не раз помогало.
…Орик ушел. Лата нас накормила, Мики нас умилила, доктор Бамбус нас обласкал и подлечил, а когда и он ушел, мы с папой стали ждать неизвестно чего, вернее, — известно чего, но когда это произойдет, мы не знали. Не знали, когда придет победа. А сидеть дома и ждать прихода победы… Не-ет, здесь глагол «ждать» абсолютно, ну уж никак не годится.
Я снова задремал, а когда «выпрыгнул» из сна, то все пространство прямо перед моими глазами (а вокруг витал смех Латы и веселый визг Мики) было занято широким и улыбающимся лицом Латора. Какой-то день счастья: Пилли, Орик, папа, Латор!
— Жив, малыш! — кричал он. — Молодец, малыш! Жи-ив!
— Ух ты — Латор! — восхищенно воскликнул я, вскакивая с постели и крепко обнимая его. — Ух ты, Латорище! И ты жив!
Тут же Латор сказал, что нам пора идти: нас ждут на совещании.
— Тебя я понесу на руках, — сказал мне Латор.
— Вот еще! — Я рассердился. — Я сам, понял?!
…Орика, Пилли и Латора я уже видел, но маленького, доброго, чудесного, седоволосого Ир-фа… Нет, я не мог удержаться от вопля радости!
— Уль Владимир и Митя, — сказал Орик, когда все расселись. — Я расскажу вам сейчас, что на самом деле представляет собой подземное убежище Горгонерра. События развиваются так, что пора вплотную подумать о том, как нам быть с этим его «гнездышком». Мы справедливо опасаемся нападения квистории на космолеты, но эти корабли пригодятся в случае чего и Горгонерру. Почему? Постараюсь описать «гнездо» квистора поточнее. Мы знаем более или менее точно, где находится этот небольшой подземный город. В отличие от нижнего Тарнфила на нем, на его поверхности, не стоят дома — там чистое поле. Не буду говорить, что «гнездо» это совершенно, абсолютно удобно для жилья и снабжено оружием, а так же и запасами еды года на три. Есть два существенных момента: первый — неуязвимость «гнезда», второй связан с особенностями его устройства. Прежде всего, потолок «гнезда» вдвое мощнее, чем потолок над нижним Тарнфилом. Практически он непробиваем. Можно, конечно, подумать о ракетах высшего типа, хранящихся и у нас для защиты Политории в случае космической войны. Не уверен, что и они способны пробить пластину над «гнездом» квистора, но это может стать гибельным для атмосферы всей Политории. Представьте себе, что «гнездо» Горгонерра — это, так сказать, группа квартир, между которыми приличные пространства. И эти пространства, в отличие от квартир, простираются высоко вверх, почти достигая поверхности земли. Их отделяют от воздушной среды тоже мощные прокладки, способные автономно открываться наружу, как крышка ящика, в данном случае — как крышка огромного, глубокого колодца.
