Не будь у Хана в то время так высоко поставленный авторитет и крепкие позиции среди большого круга поддерживавших его — все это могло кончиться для него весьма плачевно. И в другой зоне произошло бы определенно: уже не помогли бы объяснения, со всей их кажущейся убедительностью.
Вспомнив «Махно», здесь, на примере хитро сплетенной интриги с ним, самое время точней обрисовать характер Хана.
(NB: Краткий словарь общения.
Коцаные стиры — меченые карты. Киса — мать «Махно». Двинуть фуфло — не уплатить вовремя карточный долг. Затравить — спровоцировать. Выскочить на химию — выйти из мест заключения или из зала суда на стройки народного хозяйства. Катать — играть в карты. Стиры запилились — истрепались карты. Мусор — мент. Тасануть — передать (что-то кому- то). С нуля — новая. Рамс — подлая карточная игра; в данном случае — щекотливая ситуация. Приставки — претензии, условия. Малява для развода — письмо для решения вопроса.)
Вышеупомянутый Игорь Беденко в это время также находился в зоне Алды и жил в «семейке» Хана, так как ранее был его одноклассником. В 1981 году «Беда», придя этапом за аферы из Москвы на Грозненскую тюрьму, сидел в Кизлярском корпусе в одной камере с «Котом» — Данилбеком Ошаевым — и другими ребятами. В камере постоянно шла игра в карты на деньги, которую «затравил» сам «Беда». Как-то Игорь проиграл крупную сумму, и приближался день расплаты. «Беда» через оперативников перевелся в другую «хату», что по тюремным законам абсолютно не оберегает от «фуфла». Не расплатившись, Игорь выскочил на «химию», но долг остался за ним. И когда Игорь опять был возвращен с «химии» за нарушение режима на зону, он скрыл от встречавшего его Хана висевшее на нем «фуфло».
Как обычно, и в Алдах шла игра. «Беда» «катал» с Доккой «Шатоевским», прежде жившим в районе республиканской туббольницы по улице Ленина в Грозном и приходившимся родственником «Хозе» (Николаю) Сулейманову.
В это время в «бендегу», где шла игра, заглянул Мамихан («Махно») и спросил:
-Что, катаете?
-Да, катаем…
На кону уже в течение нескольких часов было не больше сотни рублей, и «Беда» обратился к «Махно»:
-У тебя стиры есть? А то эти все запилились уже.
«Понтовитый» Махно никогда бы не признался, что у него нет колоды, и достал бы ее хоть из-под земли, чтобы лишний раз подчеркнуть свою «крутизну». Многие знали его по Москве и слышали о его успешных делах, которыми так любил Махно прихвастнуть. Кичась богатством, он неоднократно заявлял на зоне, что может построить себе здесь, в лагере, двухэтажный особняк, а все вертухаи будут бегать у него на посылках (многие менты и так уже были им куплены).
Да мусор один сейчас обещал занести. Если что — я вам тасану, — ответил Махно Беде и ушел.
Минут через сорок, найдя совершенно новую, запакованную колоду, он отдал ее играющим. Беда как бы в шутку спросил:
-Ты случайно ее не закоцал?..
-Нет, она с нуля, — ответил Махно, хотя такие вопросы среди катающих вообще против правил. Коцаная, не коцаная, — хочешь, играй, хочешь, не играй, так как каждый игрок, заметивший метки, с легкостью может использовать их в свою сторону. Когда двое играют, то третий вообще не у дел и не имеет права советовать. Само собой, что он не несет ни малейшей ответственности по игре.
Махно ушел, а через час его позвали и объявили, что колода была коцаной, и виноват в этом он, так как играющие могли поссориться до конфликта и даже вызвать кровопролитие. Сказал это Беда, который никогда бы не осмелился это произнести вслух Махно, если б не получил инструкцию от Хана. Получалось, что Докка за это короткое время якобы проиграл Беде 14 000 рублей, по тем временам — три автомашины, огромные деньги, но платить будет не он, а Махно.
-Как так?! — удивился Махно.
-А вот так. Твои карты, ты и будешь платить.
На моментально собранной сходке, как всегда возглавляемой Ханом, весь «рамс» был им разведен в таких ужасных картинах, что это могло закончиться зоновской резней, и Махно выглядел чуть ли не умышленным провокатором, подсунувшим заведомо коцаные стиры. (Все колоды, особенно имеющие клетчатую рубашку, отличаются одна от другой, а режет их заводской станок. Так что уголки и разводы по углам легко «читаются» каталами. Именно фабричные «заусенцы» и неровности и предъявили, как коцки, выполненные Махно).
Мамихан должен был «занести» семь тысяч в зону, а еще семь отдать Беде в день его освобождения, при встрече на воле. Так как Хан был главным авторитетом в зоне, никто не подал слово в защиту Махно (лишь Алихан, с которым тот жил, пытался как-то вступиться). И Мамихан ответил присутствующим:
-Хорошо. Киса приедет на свидание, и я ей скажу о деньгах.
Вскоре мать привезла эти деньги, которые пошли на «общак» Хоже. А иными словами, это была недельная пьянка-гулежка, и наркотиков досталось всем, кто был более или менее в зоне заметен. Несколько тысяч дали менту — капитану Шахбиеву, ДПНК — на ампулы омнапона, морфина и промедола, которые он и занес в большом количестве в лагерь.
Когда я приехал на больничку, приходило много встречающих, они и поведали эту историю в красках. Я удивился: — Как это так? Беспредел. Двое играют — а третий платит. И вообще, после игры никаких приставок не бывает.
Со мной находились Ибрагим Сусаев из Ачхой-Мартана, Салаудин Исмаилов и другие. Наше мнение быстро распространилось по зоне. В 1981 году, когда Беда не выплатил долг, я тоже был с ним в тюрьме, но только в другом корпусе, и знал о произошедшем. А о подробностях слышал уже в Науре от Данилбека Ошаева и других очевидцев. Я написал маляву на зону в Наур бывшим сокамерникам Беды и отправил ее с уходящим этапом, и через две недели (то есть через этап) получил ответы о фуфле, двинутом Бедой, и о том, как с помощью оперов он соскочил тогда с хаты. А среди зэков, по понятиям, фуфлыжник — это то же самое, что неопущенный «петух», то есть нетрахнутый педераст, и считается непростительным позором.
Махно сам пришел ко мне и изложил свое видение ситуации. Я знал, что за всем стоит Хан, и отдал Хоже эти ответные малявы для развода — решения судьбы Махно.
Хан, само собой, переговорил с Бедой, укорив за сокрытый грех, и оттолкнул от себя: Беда должен был жить на стороне. Был назначен день разборок, проходивших в ПТУ, где собралось человек шестьдесят или больше. Мне было жаль Махно из-за явной несправедливости и махрового беспредела: он стоял в дверях, как зять, и ждал решения. Я хотел выступить жестко, но Хан перехватил слово и повел ситуацию так:
— Махно, ты ж в Москве крутился? Если ты лоха кидал, тебе это считалось? Сейчас тебя кинули, как лоха, и единственная вина Беды — что он не предупредил в зоне, что за ним есть фуфло. Беда эти деньги вернет, как фуфлыжник, но ты их не получишь. Потому что ты лох. Ты овца, тебя как овцу и обстригли. А деньги пойдут на общак.
Таким образом ни в чем не повинному Махно Хан указал место, принизив того перед всеми. И это не просто одна из интриг, свойственных Хану, но и манера его мышления: голова Хожи полна подобными схемами.
…Иногда в какую-нибудь «бендегу» вдруг врывался дежурный офицер с войсковым нарядом, что в первый раз меня довольно обеспокоило, так как сидели мы в тот раз на подстилках из мебельных матрацев, покрытых гобеленом и расстеленных прямо на полу маленькой комнатки. А посередине на клеенке лежали куски вареной баранины, виноград, апельсины, другие фрукты и овощи, черная икра, сыр, конфеты, что-то еще из пищи, баллон в три литра с коньяком, другой — с шампанским (так легче было заносить в зону), пара-тройка этих напитков в бутылках, граммов 50 анаши в целлофановом пакете, уже забитые папиросы рядом и несколько шприцев, заправленных героином, и тройка флаконов из-под пенициллина с этим препаратом. То была встреча нас, пришедших на больничку из другой зоны, и, как понимаете, пользующихся достаточной известностью и авторитетом в «том мире».
Рядом со мной сидел молодой тогда еще «вор в законе», а вернее, «свояк» или «жулик», так как «вор в законе» — это термин уголовного розыска, — девятнадцатилетний Нугзар Торчинава — «Торчик», известный сейчас в Москве среди крадунов-барсеточников. И тут же был Игорь «Бакинский» — молодой, но уже тогда действительно известный и авторитетный «свояк», — было нас человек 8-10. Заскочил, как я уже говорил, наряд, и я инстинктивно стал ошеломленно мыслить, как и куда все это выкинуть или спрятать, ведь пахло прибавкой к сроку в года три, а самое простое — полгода ПКТ.
