Но враг незримый, тот похуже будет,
Тот, кто сбивает с истины пути,
Кто подозренья даже не разбудит,
От шёпота его, бывает, не уйти!
Он шепчет, плачет, о пощаде молит
И просит он всегда лишь об одном:
Чтобы забыть навек геройства роли
И помнить лишь о нём, таком родном!
Его инстинктом люди называют,
Такая, мол, программа у природы,
И им, бывает, трусость прикрывают,
Ну, что за склонность у породы!
Построив лишь приоритеты верно,
На сей вопрос найдём ответ:
Когда ты любишь так безмерно,
То без любви и жизни нет!
Виктор и Злата, обнявшись, стояли в своей каюте перед большим иллюминатором и смотрели в том направлении, где всего лишь несколько часов назад была комета. Её внезапное исчезновение повергло в шок, едва ли не больший, чем при известии о неизбежности столкновения. Она исчезла после того, как саркофаг Сеятеля бесцеремонно заставил землян убраться прочь. Улетая на малой крейсерской скорости, Виктор пристально наблюдал за происходящим. Вот саркофаг застыл, и изумлённые зрители увидели, как грозная Ворона вдруг испарилась, исчезла из поля зрения. Виктор срочно отдал команду на останов двигателей, справедливо рассудив, что нужно разобраться в происходящем, не спеша. Уже натерпевшись от непрошенной гостьи, экипаж не мог поверить, что её полёт закончился, ждали какого-то подвоха. Прошло шесть бесконечных часов, прежде чем люди заметили неладное. Огромная стая, невесть откуда взявшихся драконов стали нападать на саркофаг, поливая его огненными струями. Самое странное было в том, что Сеятель никак не оборонялся, казалось, какое-то очень важное дело удерживает его на месте. Виктор не мог смотреть спокойно на этот расстрел и отдал команду подойти поближе, — может, Сеятель ещё жив и тогда они смогут помочь ему. Но тут вдруг в один момент комета появилась на том же месте и спокойно продолжила свой путь. Это настолько поразило людей, что только через несколько минут, всё ещё наблюдая за Сеятелем, крошившим направо и налево драконов, Виктору пришла в голову мысль проверить расчёты по столкновению кометы с Землёй. Он стал сам лихорадочно просчитывать, пока Злата докладывала обстановку на Землю. Он не мог поверить своим глазам, когда результат подтвердил его догадку, что опасность миновала, Ворона уже не сможет причинить вред матушке Земле. Через минуту и Центр управления полётами подтвердил его расчёт. Ликующий возглас сотряс корабль, и все кинулись посмотреть на своего спасителя. Каково же было их удивление, когда они не смогли его увидеть. В космосе летали только какие-то ошмётки, а самого героя не было видно. Виктору не давала покоя мысль, что он ничем не смог помочь Сеятелю, что тот, вероятнее всего, погиб в схватке с космической нечистью. Однако, для того, чтобы полностью увериться в своих предположениях, Виктор решил всё-таки облететь комету напоследок, для потомков, так сказать, запечатлеть последний портрет небесной странницы.
Когда корабль пролетал мимо большего осколка, вдруг обнаружилось зияющее отверстие, освещённое изнутри. Там явно что-то происходило. После недолгих колебаний и совещаний с ЦУПом, Виктор отправился на челноке к обнаруженной пещере. Пока они добирались, свет в пещере потух, поэтому пришлось что-то срочно придумывать для освещения. Когда и эта проблема общими усилиями была, наконец, решена, Виктор во главе отряда из трёх добровольцев, среди которых была и Злата, торопливо направился к отверстию, неся с собой мощные прожектора. Открывшаяся перед ними картина была ужасающе простой, — два мёртвых тела сплелись в последней конвульсии, — практически сожжённый Сеятель и огромный дракон, напоминающий сороконожку, без видимых повреждений. Злата попыталась найти признаки жизни у обгоревшего Сеятеля, но всё тщетно. Дракон тоже был мёртв, его широко открытые глаза выражали ужас.
Угробил- таки, гад! Сам-то тоже ушёл, так, кто же победил? Это неправильно! Ещё ни один Драк не смог со мной справиться, а здесь какой-то дряхлый Сеятель угробил? Что-то здесь не так, ему помогали! Да, впрочем, что теперь об этом? Ужасно то, что мне теперь добираться до своего мира, чтобы упокоиться или возродиться, тысячи лет. Если только попробовать попасть на звездолёт, который должен был нас забрать с Кристаллом? Э-э-эх, прощай, моё красивое могучее тело, тебе, как и мне, ещё вечно странствовать…
Когда люди попытались сдвинуть дракона, чтобы освободить от него погибшего Сеятеля, чувство необъяснимого страха овладело ими. Казалось, кто-то смотрит им в спину тяжёлым, до мурашек, взглядом. Причём, стоящая по другую сторону Злата ничего такого не ощущала. Когда они обменивались этими своими впечатлениями, вдруг что-то сильно ухнуло, и сильный ветер забился по стенам пещеры, что было невероятно, учитывая, что всё это происходит в космосе. Видимо, найдя всё-таки выход, этот злой ветер умчался из пещеры, оставив людей стоять с вытянутыми лицами. Придя в себя, ежесекундно ожидая повторения неприятного события, люди всё же освободили тело Сеятеля от дракона. Возможности перенести на корабль его не было, — уж слишком большой был бы по размерам груз, поэтому, немного посовещавшись, решили взять его на буксир, надеясь, что на орбите Земли найдут способ опустить его на поверхность. Почему-то оставить его в пещере вместе с поверженным врагом показалось всем чем-то кощунственным, недопустимым. Понималось, что, похоронив его на Земле, ради которой он отдал свою жизнь, люди смогут отдать достойную его подвига дань уважения…
…Люда открыла глаза с ощущением, что свершилось что-то очень важное для неё. Она чувствовала себя обессиленной навязчивой идеей жертвы ради Матрейи и невозможностью это совершить. В клинике за ней был постоянный контроль, что её до крайности раздражало. Мечта о жертве стала навязчивой идеей. Люда, конечно, помнила своего возлюбленного Кирилла, но эти отношения остались как-то за кадром, как будто в другой жизни. Она и вспоминала об этом, как о событиях с другими, до боли знакомыми людьми. Видя Кирилла на экране во время сеанса связи, она раздражалась от его участливого тона и нескрываемой заботы и любви. Ей казалось, что он посягает на что-то, что ему не принадлежит, как и ей тоже. Она потом долго не могла уснуть после этих разговоров, вспоминая его интонации и надежду на её выздоровление. Глупый, он не понимал, что она здорова и в своём уме. Просто обаятельный Матрейя показал ей её путь, далёкий от земной суеты, и душа её томилась ожиданием чего-то несбывшегося, какой-то высокой мечты. Но сегодня, проснувшись после обеда, она почувствовала, что постоянная спутница её в последнее время — скука ушла вслед за сном. Она попыталась вспомнить, что же такое хорошее ей приснилось, отчего на душе стало легче. Ах, да! Ей снилась малышка, она точно знала во сне, что это её доченька. Такая маленькая, с блаженной, полной таинственного смысла улыбкой, она тянула свои ручонки к ней, что-то бессвязно лепеча. Счастье было в этих глазах такое откровенное, что она во сне тоже невольно поддалась под его влияние, и рванулась прижать к груди своё сокровище. Эта светлая нотка до сих пор ещё дрожала в душе и Люда снова и снова вызывала её вибрации, наслаждаясь таким теперь не доступным для неё чувством. Хотя почему недоступным? Эта мысль её ошеломила, привычные рассуждения сбились с наезженного круга. Вдруг почему-то все её стремления к Матрейе потеряли для неё значимость, важнее и приятнее было воспоминание о виденном во сне малыше. Именно это вдруг показалось важнее всего на свете. Люда ещё полежала, собираясь с мыслями, и осознала, что она хочет, во-первых, кушать, во-вторых, ей нужно было с кем-то поговорить. Изменения в её мыслях требовали обсуждения. Ей вдруг стало невыносимо оставаться одной, и Кирилл именно тот человек, кто выслушает её и поймёт. Именно ему будет интересно, прежде всего, от кого она хочет иметь такого прекрасного малыша.
