Сборы были недолгими — Маню нарядили мальчиком, косы спрятали под шапкой, а фигуру — под просторным плащом. Николая тоже приодели — приобули и решили, что, раз он не знает языка Тверди, то будет притворяться немым. Немного еды, немного денег, запас одежды — всё рассовали по двум сумкам и, попив наспех чаю, отправились на двор почтовой службы, откуда каждый день уходил в Водобор экипаж с почтой.

Экипаж был уже готов к отправлению. Возница долго не соглашался взять их с собой, нудно объясняя про "не положено", на самом деле просто набивая цену своей услуге. Его хитрые глазки то прятались под густыми бровями, то вдруг выглядывали и становились неожиданно большими, ясными и внимательными, наводя на мысль, что их обладатель не так стар, как хочет казаться. "Он просто зарос до безобразия, — подумал Николай, — если его побрить- постричь, то окажется, что ему нет ещё и сорока лет. Это надо взять на заметку". Когда наконец сговорились и возница, оглядываясь, засунул деньги за пазуху, Маня со всхлипом обняла Бабаню и никак не хотела её отпускать, так, что ей пришлось уже догонять тронувшийся экипаж.

Места в экипаже было достаточно, можно было даже прилечь, чем Николай и не преминул воспользоваться, беготня по горам всё ещё сказывалась, он чувствовал себя разбитым и слабым. Опасности быть обнаруженными в черте города не было никакой — экипаж был с маленькими зарешёченными окошечками, в которых снаружи вряд ли можно было бы что-то увидеть. Маня, всё ещё под впечатлением тягостного расставания, шмыгала носом, ведь она в первый раз покидала отчий дом. Детство разом вдруг кончилось, неопределённость пугала, малознакомый Николай показался вдруг чёрствым, не способным понять её переживания. Поэтому, когда он уснул, Маня ещё раз всплакнула, дав волю своему горю. Постепенно она успокоилась, наблюдая за видами, что открывались по выезде из города. А смотреть было на что — они спускались с плато в равнину, которая была вся как на ладони. Река, водопадом сбегающая с гор, делала равнину очень зелёной и населённой. Живописные деревеньки разбегались в разные стороны, перемежаясь засеянными жёлтыми полями и зелёными рощами. За всем этим великолепием вдали громоздились Лиловые горы…

II

Проснулся Николай от сильного толчка, сбросившего его с сиденья на пол. Маня только подняла немного голову и снова её опустила — сон не отпускал её из своих объятий. День, видимо, уже клонился к вечеру. Возница постучал в стенку экипажа, подавая знак пассажирам. Николай посмотрел на Маню, и чувство жалости захлестнуло его — её замурзанная мордашка даже во сне сохраняла страдальческое выражение, роскошные ресницы были ещё влажными от слёз. Белокурая прядка упала на щеку и колыхалась от её дыхания, а губы были такие розовые и нежные на вид, что Николаю невольно захотелось ощутить эту нежность, приласкать Маню, поддержать, оградить.

Это чувство было новым для него, там, в цивилизованном мире, женщины не нуждались в защите и опёке, демонстрируя кстати и некстати свою независимость и самодостаточность. Там они были равны, были партнёрами, отношения сводились к деловому сотрудничеству, секс был лишь приятным добавлением к нему. Чувствам там не было места. Хотя, может быть, тридцатилетнему Николаю Корневу просто ещё не встречалась женщина, способная вызвать возвышенные чувства. Он в общем-то благополучно, без комплекса неполноценности и особых треволнений, прошёл период возмужания, благодаря взрослой соседке, которая не жалела ни времени, ни сил, чтобы преподать ему все тонкости любви физической. При появлении на горизонте нового неискушённого мальчишки разрыв с ней произошёл как бы сам собой, оставив лишь лёгкое чувство разочарования. Встречавшиеся потом на его пути женщины удовлетворялись его умением доставить им наслаждение, не требуя и не ожидая ничего сверх того.

Несбывшееся по ночам тревожит,

А невозможное — претит.

Действительность мечты корёжит

И пропадает аппетит.

Вкус к жизни дело непростое,

— Вдруг исчезает иногда,

Когда в работе нет простоя,

По расписанью — поезда…

Поэтому теперь, поймав себя на влечении к этой девочке, Николай даже несколько испугался, так ново и необычно было всё это для него.

— Что-то я не доработал, когда продумывал тему того рокового сна, — город получился уж очень реальным, с отбросами, понимаешь, и мафией. А красавица Маня почти ребёнок, теперь по моей вине ещё и гонимый, — невольно вслух проговорил Николай.

При звуке его голоса Маня встрепенулась и, протирая глаза, спросила:

— Приехали? Где мы?

— Ещё не знаю, я же "немой", — усмехнулся Николай.

Когда они выбрались из экипажа, возницы рядом уже не было, — он, видимо, уже зашёл в придорожную харчевню, носившую гордое название "Лунный свет". Окна её были скупо освещены и обещали еду и ночлег. С порога в нос ударил запах прокисшей стряпни и грязных тел, лежавших то тут, то там, не только на широких лавках, но и на полу. В дальнем углу хлопотала со сбором ужина неопрятная, довольно молодая женщина, которую возница при всякой удобной возможности не упускал случая огладить или шлёпнуть. Надо сказать, что женщина никак не реагировала на это, видимо, привычное дело. Ужин состоял из пирога с уже подсохшей корочкой, варёных яиц, зелени и пива. Николаю было проще всего — немой, что с него возьмёшь? А Мане пришлось поддерживать беседу с хитрым возницей, пару раз Николай заметил, что она затруднялась с ответом. И, когда возница обратился к нему с прямым вопросом, ему пришлось пожимать недоуменно плечами, показывать на свой рот и отрицательно вертеть головой. Возницу не удовлетворила такая пантомима и он ещё долго нудно выспрашивал что-то у Мани, поэтому Николай с облегчением вздохнул, когда ужин наконец закончился. Он вышел на двор. Там было светло от взошедшей луны и ярких крупных звёзд. После духоты харчевни воздух опьянял свежестью. Шумел неподалеку ночной лес, постепенно уходя ввысь, в горы. Вышла Маня и поманила его за собой, на сеновал. Внизу похрупывали овсом кони, на сене было мягко, немножко колко. Они накрылись каждый своим одеялом. Оба выспались за день в экипаже, спать не хотелось, говорить тоже. Маня тревожилась за дальнейшую дорогу, найдут ли они дядю в Водоборе, а также вспомнилась бабуля и сердце заныло, как бы ей не досталось за их побег. А Николай вспоминал события прошлых дней и удивлялся сюжету сна (или уже не сна?).

Месяцев десять назад он, рядовой служащий конторы, занимающейся строительством, встретил своего давнего приятеля Вовчика во время обеденного перерыва. Тот подсел к нему за столик и между делом рассказал об эксперименте, которым он сейчас занимался.

С его слов выходило, что существует некая технология заказа сновидений на основе тибетского йогического учения, которая позволяет уходить в иную реальность, созданную силой собственного разума. То есть это то самое, чего добивается человечество на протяжении всей истории путём наркологического дурмана. Вовчик взахлёб рассказывал о местах и людях, созданных им самим, о возможности стать режиссёром собственных сновидений, конструируя свою реальность в соответствии со своими желаниями и в этом уподобиться как бы самому Богу. Представьте себе, какие захватывающие дух перспективы открываются перед людьми, освоившими такую технологию! Снова и снова возвращаться в созданную тобой реальность, каждый раз дорабатывая, доводя её до уровня твоих идеалов, не иметь предела собственному совершенству! Николая невольно увлёк этот разговор и он попросил телефон учителя — гуру, под чьим руководством Вовчик постигал премудрости учения йогов.