— На Мальту заходить не будем, в противном случае опоздаем к началу церемонии.

...Молнии и гром по всему горизонту. Снова налетевший шквал бросает яхту на борт, и следующая волна захлестывает палубу, закручивая в пучки тщательно уложенные снасти. Из хаоса опавшей воды возникают фигуры электромеханика Бориса Олифира и старпома Анатолия Каурова. Пристегнутые, в специальных штормовых костюмах, они похожи на пришельцев...

— Раздерни фока-шкоты, — кричит что есть силы Коршунов, — новый шквал идет, береги фок!

Очередной вал накрывает рубку зеленью пены, корпус яхты содрогается и на секунду замирает, прежде чем ухнуть вниз и набрать скорость...

Через сутки непогода улеглась, промелькнул слева силуэт Мальты, выглянуло солнце. На юте за мной выстроилась очередь принимать «ведерный» душ с довольно теплой, чуть пахнущей рыбой водой.

— Чую рыбу, капитан, — боцман Слава Муминов уже час топчется со снастями.

Поколдовав со спутниковым приемником Джи-пи-эс, мы с капитаном выходим точно на банку Пантеллерия с глубиной 16 метров. И вскоре оцениваем мастерство кока, приготовившего небольших, с ладошку, окуней. Обед с видом на Сицилию и итальянский островок, давший имя благодетельной рыбной банке...

На рассвете 28 октября мы стали на якорь близ восточных ворот гавани Бизерты. В десять утра ошвартовались в марине к плавпирсу в историческом для Русской эскадры месте, откуда открывался вид на главную набережную с шеренгами пальм и приметным обелиском, венчающим начало парадной авеню Президента Бургибы. Не дождавшись полисмена, унесшего наши паспорта, мы с Евгением Коршуновым отправляемся в город. Еще в Севастополе Стефановский связался по телефону с живущей в Бизерте Анастасией Александровной Ширинской-Манштсйн, дочерью одного из офицеров Русской эскадры. То был старший лейтенант Александр Сергеевич Манштейн, командир эсминца «Жаркий». В командирской каюте восьмилетняя Настя делила с отцом будни драмы, свалившейся на семью и Россию. Память ее хранила множество деталей трагического исхода и последующих долгих лет в Бизертс...

Авеню Пьера Кюри мы нашли без труда — город оказался не столь большим. Дом четыре найти было сложнее, поскольку номеров мы не обнаружили вообще, но первый же встречный показал нам, где живет знаменитая тут мадам Ширинская. Мы знакомимся с Анастасией Александровной в уютной гостиной небольшого двухэтажного дома, в котором она вместе с сыном Сергеем занимает половину. С интересом слушаем эмоциональный рассказ 84-летней «последней беженки из Совдепии» и не устаем удивляться ее безупречной памяти и прекрасному русскому языку.

— Я уроженка донецкого Лисичанска, могу и по-украински. — Она радуется тому, что в нашем славянском экипаже представлены все три бывшие союзные славянские республики.

— Только мало кто из нас может похвастаться знанием «мовы», — говорю я.

— И севастопольцы тоже не знают? — удивляется она и тут же всплескивает руками: — Ну конечно, Господи, город-то российский...

Вскоре после звонка в российское посольство в Тунисе (городе!) в доме появились военно-морской атташе капитан 1 ранга Николай Дмитриевич Качан и элегантная дама; она нежно обнялась с хозяйкой дома.

— Вера Робертовна, — совсем по-русски представилась она, — фон Вирен-Гарчинская. Я только что из Нью-Йорка и, наверно, выгляжу утомленной. Извините, столько пересадок…

Потом долгие два часа Вера вспоминает хорошо известную ей историю Русской эскадры, делится сведениями из уникального семейного архива, в котором главной ценностью являются письма ее отца из Бизерты. Она рассказывает о своем участии в юбилее Российского флота в Петербурге и о посещении Кронштадта. Оснований для визита в старинную крепость у нее достаточно. Ее двоюродный дед — герой Порт-Артура адмирал Роберт Николаевич Вирен — был зверски убит там в начале Февральской революции 1917 года.

— Мне довелось встретиться с вашим президентом, и Борис Николаевич обещал помочь в открытии мемориальной доски в Кронштадте.

Племянник адмирала и отец Веры старший лейтенант Роберт фон Вирен в период Крымской эпопеи был командиром канонерской лодки «Грозный» и покидал Керчь в момент, когда ее уже занимали передовые отряды Красной армии.

— Этот флаг Андрея Первозванного, — показывает мне Вера бело-синее полотнище, — один из тех, что спустили здесь 72 года назад. Отец сохранил этот флаг и флаг командира Русской эскадры адмирача Беренса и отправил их в Нью-Йорк своему двоюродному брату Алексею Робертовичу Вирену, ставшему в ту пору председателем Общества бывших русских морских офицеров в Америке. Теперь я хочу, чтобы этот флаг поднялся вновь вместе с Андреевским флагом из России. Жаль, что Стефановский не пришел с вами. Это его идея, он звонил мне перед выходом из Севастополя...

— Что же такое Бизерта для всех нас в год юбилея флота? — откликается на наш вопрос Анастасия Александровна. — Для меня это и верность долгу, но и трагедия... равнодушие... Первые четыре года прожили мы здесь в полном забвении. Большевики, ставшие врагами собственному народу, о нас не вспоминали вообще, будто мы не русские. Нашу верность прежнему правительству в Советском Союзе объявили предательством, и до сих пор никто от этого нелепого обвинения не отказался. Теперь выяснилось, что мы были на высоте, но радости от этого не чувствуется: все уже ушли в могилы, так и не узнав о новом возрождении России. Корабли эскадры достались Франции, хотя была здесь комиссия известного адмирала Алексея Крылова, которая пыталась отправить в Россию наиболее ценные из них. Но ничего из этого не вышло. И корабли, и люди оказались забытыми. Да и теперь о нас вспоминают лишь «на общественных началах». Слава Богу, гостей в юбилейный год прибавилось, а вот дальше...

На яхту мы с Евгением Коршуновым возвращались пешком. Чем-то город напоминал нам родину. Никакой парадной помпезности, скромные дома и ветер из пустыни, гонявший по выщербленному асфальту не только опавшие листья... Когда-то русские моряки были здесь первыми иностранными гостями... Потомки русских со стоявшей здесь эскадры после ее роспуска разъехались, а те, кто прижились, приняли ислам, породнились с арабами. Кажется, Анастасия Александровна, как она сама признавала, — последняя ниточка в гибнущей на глазах памяти о Русской эскадре в Бизерте. И поможет ли сохранить ее наше плавание к берегам Тунисии?

Следующий день 29 октября был тем самым, ради которого замышлялся наш поход Памяти. Что ж, если не удалось на официальном уровне, хотя и с опозданием, осознать феномен Бизерты, мы сделаем это сами...

Несколько машин и автобус подкатили с утра к церкви святого Александра Невского — единственной православной святыне в Бизерте. Она была сооружена здесь на добровольные взносы моряков Русской эскадры и в память о ней. Церковь крошечная, более походит на часовню при кладбище, но ее внутреннее убранство напоминает и корабль, и Морской собор в Кронштадте, а Андреевский флаг и российский триколор смотрятся, словно иконы... У входа в церковь собрались участники экспедиции, работники посольства, пресса, гости. Посольский батюшка отец Димитрий начинает службу, после которой все отправились на христианское кладбище. По пути Анастасия Александровна сказала мне, что более всего она обеспокоена судьбой церкви.

— Что будет, когда я помру? Кому пригодится эта память о русской драме так далеко от России? Никто об этом не думает, а жаль, очень жаль...

На кладбище, где покоятся многие русские, и в их числе отец Анастасии Александровны, — полный разгром. Мы долго продирались сквозь заросли ежевики и агав, мимо гигантских усыпальниц любвеобильных итальянцев к скромным могилам россиян. Мрамор на них был наполовину растащен, поколот, а человеческие кости виднелись всюду... Отец Димитрий отслужил панихиду у наиболее сохранившегося захоронения, а мы возложили венки, привезенные из далекого отсюда Севастополя...