Был момент, когда филиппинец, нарушив молчание, заговорил о временах правления короля и воина Камеамеа Великого, объединившего враждовавшие между собой племена в единую монархию...

Помню, мы с моим соседом по креслу отвлеклись и не расслышали фразу, которая, как я заметил, привела пассажиров в некоторое смущение.

— Что он сказал? — спросил я у Светланы.

— Король Камеамеа торговал орехами...

Конечно же, эту реплику филиппинца, рассчитанную на взбадривание пассажиров, надо было воспринимать не так прямо. Меня лично она развлекла, тем более что речь шла о том самом Камеамеа, который и послал Александру I плащ из грудок красных и желтых попугаев, что висит и по сей день в Кунсткамере Петербурга...

На одной из стоянок, предназначенных для короткого знакомства с местностью и чтобы каждый мог выпить кофе и по нужде сходить, я спросил у нашего филиппинца:

— Почему Гавайи носят английский флаг?

— Очень просто, — сказал он, — его подарил гавайцам белый человек, английский моряк...

Но более квалифицированный ответ меня еще ожидал. Как только мы тронулись, наш шофер-гид продолжил тему, заданную мной:

— Если вы хотите, наконец, избавиться, — объявил он на весь автобус наставляющим голосом Хорошего Парня, — избавиться от мучительного вопроса, почему пятидесятый штат Америки носит английский флаг, слушайте. Его в 1794 году поднял на Гавайях английский лейтенант Пэджет... Правительство Великобритании не придало этому никакого значения, ему не до колоний было, рядом бурлила революционная Франция... Что же касается туземцев, им очень понравился это флаг, и они никому не хотели его отдавать.

Дорога до Килауэа предстояла неблизкая. Многих от обилия увиденного и долгой езды укачало, уморило, и некому стало переводить мне слова филиппинца за рулем. Слышал только, он что-то говорил о Джеймсе Куке... Я невольно предался своим размышлениям. Вспоминал вчерашнюю прогулку в бухту Кеалакекуа; нависшую громаду застывшей лавы над океаном и под ней, на зеленом мыску белый обелиск — могилу Кука; вспомнил слова Кука о туземцах, потом съевших его: «Мне никогда не приходилось, — писал он, встречать дикарей, державшихся так непринужденно, как здешние дикари»...

К тому времени, когда наконец мы добрались до Килауэа, кажется, ни у кого из нас эмоций на него не осталось. Все ежились от холода на серой, продуваемой океанскими ветрами высоте. Фотографировали, глядели на леденящую душу гигантскую чашу кратера, на зловеще дымящиеся разводья, снова фотографировали...

Я впервые в жизни видел кратер вулкана вблизи. И если бы у меня спросили, на что похоже его лоно, мне в голову не пришло бы земное сравнение.

— На лунную поверхность, — ответил бы я не задумываясь.

Еще в день прилета на Большой остров, от радости встречи с Бартом (на Кауаи его с нами не было), уже ставшим на Оаху своим среди множества мелькавших лиц, я сказал ему, что надо бы встретиться и побеседовать спокойно. О чем? Я еще не знал. Здесь, на островах только и говорили о солнце, океане, пляжах, праздном времяпрепровождении — о чем угодно, только не о сложностях жизни. Так что зацепок для какого-нибудь предметного разговора у меня не было. В конце концов, думал я, отсутствие проблем — тоже проблема... И вот накануне отъезда, во время ужина наши с Бартом глаза встретились, и я спросил его, как свой своего:

— Барт, а что скажет один хороший человек другому?

— Встретимся на острове May и, — ничуть не смутившись, ответил он...

На Мауи все повторилось. И снова — обилие света и никаких теней... Барт в бегах со Светланой. Они завершают какие-то дела, а мы всей компанией опять разъезжаем, прокатываем маршруты будущих наших туристов, ходим на встречи, устроенные для русской прессы и урывками бросаемся в океан...

Надир Сафиев

Гавайские острова

Китайцы в старину проявили изрядную изобретательность, первыми в мире придумав порох и бумагу. А в южной части Китая изобрели не менее удивительную вещь — «дим сум», что дословно означает «зажигающий душу». Яснее понять, чем разогреть сердце и поистине зажечь душу даже тех, кто не относится к гурманам, можно в Гонконге.

Исстари людей, которые там живут, европейцы именуют кантонцами: по искаженному произношению названия близлежащий китайской провинции Гуандун. И знамениты они прежде всего, пожалуй, своей кухней. Недаром старая китайская пословица гласит: «Живи в Сучжоу (славящемся красивыми женщинами), помирай в Лючжоу (где испокон веков делали добротные гробы), но кушать поезжай в Гуанчжоу (столица Гуандуна)». Говорят, что кантонец живет именно для того, чтобы вкушать блюда, а не ест для того, чтобы жить.

Не все европейцы, правда, приходят в восторг от рафинированно-гурманских кантонских блюд из змей, черепах, ящериц и еще теплых мозгов черепахи. Потому и не об этом пойдет речь. «Зажигают душу» кантонца вовсе не экзотические деликатесы, которые, кстати, запрещены законом ради сохранения природы и престижа государства, а потому и не по карману большинству жителей. Совсем другое дело — «дим сум».

...Время — полдень. Мгновенно все обитатели гонконгских кварталов близ улицы Джордан-роуд как по команде бросают свои дела, поскольку в 12.00 во всем Гонконге, как, впрочем, и во всем Китае, а также в Корее и Японии в придачу, наступает обеденный час. Но кантонец, круглый год живущий под жаркими лучами солнца, не станет забивать свой желудок обильным обедом, а предпочтет более изысканный вариант. Для него важно успеть забежать в ресторан или закусочную до того, пока там будут заняты все места. По обе стороны от Джордан-роуд, которую местные жители именуют Цзо-дунь-дао, раскинулись самые живописные улочки британской колонии, которая в 1997 году должна перейти в состав Китая. Уже от самих их названий веет восточной экзотикой: Нанкин-стрит, Шанхай-стрит, Сайгон-стрит, а облик их, особенно по вечерам, когда вспыхивают люминесцирующими иероглифами огни реклам и вертикальные вывески на фасадах стареньких зданий, делает Гонконг таким, каким его привыкли видеть в кинофильмах. Причем таким шумным, что прохожим порой приходится кричать друг другу на ухо, чтобы пересилить истерику автомобильных клаксонов, щебетание продающихся то там, то тут птиц в бамбуковых клетках, и голоса прохожих, также надрывающих себе глотки.

Так вот там и затерялся небольшой ресторанчик дядюшки Нг, к которому забегают люди из близлежащих нотариальных контор, агентств по торговле недвижимостью и торговых лавок, студенты, домохозяйки тесных гонконгских квартирок. В 12.30 у почтенного Нг все шесть столиков уже заняты. Белые скатерти торжественно приготовились к тому, чтобы их накрыли самыми любимыми в южном Китае полуденными яствами. Сперва выставляют керамические чайнички с голубоватым узором и пиалушки на блюдцах. Чай разливается горячим, свежезаваренным. Откуда повелась в Китае традиция пить чай, точно сказать трудно, но говорят, что еще легендарный монах Шэнь Нун лично перепробовал тысячу заваренных кипятком трав для изучения их целебных свойств и раскрыл тонизирующую природу чая, ставшего весьма популярным в эпоху династии Сунь (960 — 1280 гг.). Зеленый чай, наиболее почитаемый в южных районах Китая, помогал спастись от зноя, восстановить силы после полевых работ.

Кантонцы особо пристрастились к «юмчха» — «чаепитию», как оно звучит на местном наречии, предпочитая чай жасминовый, фуцзяньский, а также тот, что называют «Железным Буддой». За чашкой чая договариваются о делах бизнесмены, коротают время домохозяйки, друзья собираются поиграть в старинные китайские шашки «вэйц-зи», получившие известность в мире под японским названием «го». Но чай подают во всем Китае, предваряя им трапезу, а кантонцы придумали целую культуру приготовления легкой закуски к «юмчха», которую благоговейно и нарекли «дим сум».

Еще матушка почтенного Нг изумительно, как сказывают, готовила блюда к чаю, вот сын и пошел по ее стопам, открыл свою харчевню. Если гости за каким-то столиком оставили приоткрытой крышечку чайника, дядюшка Нг мгновенно замечает этот знак — следует налить новую порцию. Стоит сделать первые несколько глотков терпкого напитка, и на столе один за другим появляются бамбуковые пароварки, напоминающие с виду сито, только величиной с чайное блюдце. В каждой из них на салатных листьях выложено по нескольку всевозможных, я бы сказал, миниатюр кулинарного искусства: аккуратные пельмешки из прозрачного теста «хар гау» с креветоч-ным фаршем, пампушки с мясом «чха сью бау», миниатюрные пирожки «сью май», голубцы «хо йип фун» с рисом в пальмовых листьях, фаршированные блинчики «чун гуен». И выбор просто поразителен — кто что закажет. Есть также необходимые соусы, сладости и пластиковые палочки, которыми и уплетают, не торопясь, кантонцы «дим сум». Они отхлебывают чай за непринужденной беседой и в столь изысканной манере «зажигают свои души».