Завибрировало в сумке. Вера улыбнулась: это мой собственный сотовый спохватился и хочет быть, как все. Хорошо, что ей уже выходить. Она не любила публичных бесед по телефону.

— Слушаю, — сказала она, направляясь к пустой лавочке в тени. По дороге оглянулась: женщина все-таки послушалась, вышла. Вот и умница. Одним тепловым ударом сегодня меньше будет.

— Ма, это я, — сказала дочь энергично.

— Оленька! Как ты?

— Ты уже в отпуске? — спросила Оля и, не дожидаясь ответа, затараторила: — Слушай, я тут вырвалась ненадолго в Дом Выставок, приходи, есть на что посмотреть! Шоколадный фестиваль, представляешь? Угостишь свою маленькую дочечку шоколадом…

— Маленькая, — хмыкнула Вера. Оля вымахала выше мамы на голову и зарабатывала в своем рекламном агентстве столько, что Вере и не снилось. — Попрошайка ты маленькая и поросенок. Сама можешь мать угостить.

— Да шучу я, шучу. Соскучилась.

— Мне домой надо, Пая вывести… — заколебалась мать.

— Ничего с ним не случится, потерпит, — решительно заявила Оля. — Он все равно спит. Ну?

Они договорились встретиться внутри, справа от дверей. Потому что снаружи торчать жарко. По той же причине Вера решила не ехать одну остановку на транспорте, а спуститься на Европейскую площадь пешком. В маршрутке тяжело, душно, много страдальцев, и чувствительную Веру это отвлекает.

Телефон зазвонил, когда она мимо слепящего куполами Михайловского собора свернула на узкую Трехсвятительскую. Оля что-то забыла сказать?

— Да, слушаю.

— Вера Алексеевна, не вмешивайтесь вы в эти дела с погибшими на острове…

Лученко вздрогнула. Голос был странный: высокий, хрипящий, с металлическими прищелкиваниями.

— Кто вы такой?

— Послушайте внимательно, это очень важно, — скрипел голос. — В первую очередь для вас. Если будете продолжать помогать подруге, вашим близким грозят неприятности.

Измененный голос, поняла Вера. Как у робота. Компьютерный, что ли? Что сказать, как реагировать? Она растерялась, молчала. Разлетелась привычная защита, сразу стало невыносимо жарко.

— Я не угрожаю, а предупреждаю. Подумайте, стоит ли жертвовать близкими. Просто остановитесь, и никого не тронут. — Загудел сигнал отбоя, на мониторе высветилась надпись «Звонок закончен».

Вера нахмурилась, вспоминая, как узнать номер звонившего. Вызвала журнал звонков, вгляделась. Ага: «конфиденциальный номер». Значит, неизвестно чей. Андрей как-то ей объяснял, что если хочешь кому-нибудь позвонить, но так, чтобы твой номер ни в коем случае не определялся, то можно заказать эту услугу у своего оператора связи. Причем конфиденциальным легко сделать как мобильный, так и обычный городской телефон. Стоит копейки…

Надо же. Так быстро отреагировали. Уже зашевелились!.. Интересно где — на этой супер-пупер элитной базе на Ситцевом острове? Или в женском клубе? Скорее, в клубе. Уж очень сильно вдовы на нее обиделись…

Она привычно прислушалась к себе. Ничего. Никакой опасности. Молчит «тринадцатое» чувство… И баловство с изменением голоса… Несерьезно как-то, господа преступники. Лученко поколебалась и решила: при моей повышенной реакции на неприятности близких, когда стоит дочери чихнуть или подруге поссориться с любимым, и начинает болеть голова… Я тут же почую.

Так что не надо меня пугать.

Казалось, на шоколадном фестивале собрался весь город.

— «Шокоголики» всех стран, объединяйтесь! — кивая на пеструю толпу, сказала Ольга.

— Сколько народу, оказывается, как и мы с тобой, любят шоколад… — Вера старалась обходить людские водовороты.

— Ну что, ма? Будем смотреть, нюхать и пробовать?

— Если протиснемся, — сказала «ма». Она уже не знала, надо ли было сюда приходить. Слишком много посетителей. И настроение не очень-то «шоколадное», не выходят из головы угрозы неизвестного.

Посреди большого зала струями горячего шоколада бил фонтан. Пахло ванилью и какао. Плотной стеной его окружали взрослые и дети, слышался восхищенный гомон. По периметру стен были огорожены помещения с зазывными надписями «Почта», «Кафе», «Мэрия», «Бутик». Там тоже стояли в очередях за порцией шоколада обыкновенного, шоколада пористого, белого, молочного и десертного.

Впрочем, такой ажиотаж еще не доказывает всеобщую шоколадоманию. Это, скорее, мировосприятие. Просто люди едят шоколад, чтобы не чувствовать себя одинокими, уставшими. Чтобы жизнь на какое-то время перестала подбрасывать им разнообразные проблемы. Ведь у нее, жизни, с этим не задерживается. Бросил любимый или любимая? Наорал начальник, достала теща или свекровь? Замучили дети или взрослые? Короче говоря, все ведут себя неласково и враждебно? Съешь плитку шоколада. Восстанови гармонию в душе, примирись с человечеством при помощи сладкого лакомства из какао.

Стоя в очереди за горячим шоколадом, Оля весело щебетала.

— Мам! А я шокоголик? Как это определить?

— Если ты не просто любительница сладкого, а обожаешь шоколад страстно и всей душой и никогда не изменяешь ему с селедкой…

— Тебе бы все шуточки!

— Если на десерт всегда берешь его. Не выходишь из дому без плитки в кармане. Если он для тебя ассоциируется с праздником и приятными воспоминаниями. Если при малейшей проблеме и плохом настроении ты тянешь за ним руку, чтобы защититься от напастей внешнего мира… Короче, если ты думаешь, что день без шоколадной плитки зря прожит, то ты — это он. Шокоголик. Пойдем на второй этаж?

Экспозиция второго этажа позволяла почувствовать себя героем приключенческого фильма. На больших плазменных экранах демонстрировали первых известных творцов изделий из какао-бобов — индейцев майя. Тут же организовали бойкую «шоколадную магию» — изготовление напитков для воинов. Любители экстремальных ощущений пробовали огненное варево, смесь какао с кайенским перцем, и глаза их наполнялись слезами… Но новые уже стояли в очереди — бесплатно все-таки!

Мать и дочь нашли себе местечко в кафе на втором этаже, где взяли пирожные с веселеньким названием «Шоколадное безумие».

— Это твои профессиональные пирожные, — смеялась Оля.

Они на пару минут отошли за кофе. А когда вернулись, увидели, что в пирожное вставлена бумажная трубочка. Вытащив ее из сладкого крема и обтерев салфеткой, Вера прочла: «Не лезь в это дело, и сможешь есть и пить, не боясь крысиного яда».

Оля прочла записку и потрясенно уставилась на мать.

— И это ты называешь быть «защищенными от напастей внешнего мира»? Мам! Каким делом ты сейчас занимаешься?

— Я всего-навсего пытаюсь помочь Лизе Романовой.

— И поэтому в пирожном…

— Думаю, да.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что в больнице у Лизаветы как раз умер больной, отравленный крысиным ядом.

— Ни фига себе! — Олино лицо вытянулось. — Что ж нам теперь прикажешь делать? Не есть и не пить?!

— Пока что не вижу причин отказываться от «Шоколадного безумия». — И в подтверждение своих слов Вера попробовала пирожное. Отхлебнув глоток кофе, она улыбнулась дочери. — Как видишь, совершенно безопасно.

— Ты знаешь, что тебя просто пугают, да, ма? — Оле, наблюдавшей за матерью всю свою жизнь, было известно о ее повышенной чувствительности к опасности. Она на всякий случай понюхала пирожное и кофе, а потом со вздохом стала есть. — Кто бы это мог быть?

— Здесь столько народу, что засунуть нам записку в пирожное мог практически любой… Олюнь, слушай, мне нужна твоя консультация как компьютерного гения.

— Отвлекаешь, — снисходительно усмехнулась дочь. — Льстишь, чтоб я не дрожала от страха.

— А кто дрожит? Никто не дрожит… Скажи, можно ли с помощью компьютера изменить голос так, чтобы тебя не узнали по телефону?

— Можно и на компьютере отредактировать звуковой файл. Но это долго, во-первых. А во-вторых, это же будет запись, то есть монолог. Есть способы попроще.