- Благодарю вас, Сергей Сергеевич, за добрые слова, а вам от души желаю выздоровления. Мне, пожалуй, уже пора.

- Подожди. Что-то еще хотел тебе сказать, - заторопился Болховитин. - Да, вот… Знаешь, Миша, в чем было несчастье нашей Руси в прошлом? Не в последнюю очередь в том, что служили в ней боярину, князю, губернатору, министру и, конечно, царю, а не делу, не благу Отечества. То есть считалось, и говорилось, что все служат Отечеству, а на деле за чины и награды, не мудрствуя лукаво, служили и прислуживали власть имущим. До блага несчастной России и дела никому не было. Считалось, что царь неусыпно печется о благе своих верноподданных и «любезного отечества нашего». А помнишь блестящие стихи Тютчева о Николае Первом?

Не богу ты служил и не России,

Служил лишь суете своей,

И все дела твои, и добрые и злые, -

Все было ложь в тебе, все призраки пустые:

Ты был не царь, а лицедей.

Какие строки Миша, какие убийственные слова! Одна строка - «служил лишь суете своей», и все сказано о повелителе огромной империи, вершившем миллионами судеб и любившем повторять, что он служит «богу и России». Что же сказать о тех, кто «верой и правдой» служил этому лицемеру, этому лицедею, то есть актеру на троне… В истории остались Пушкин, Лермонтов, Белинский, которые служили не ему, а России. К чему я это говорю? Служить надо делу, Миша, думать прежде всего о благе Родины - и это тебе мой единственный совет. Боюсь, что я плохо послужил России, когда имел такую возможность. Поэтому и не спокоен я, и мучаюсь, как видишь, даже в час, когда так необходимы твердость и спокойствие душевное.

Простились по-хорошему, по-русски.

И потом, когда Михаил Ильич шел на вокзал и когда сидел в поезде у вагонного окна, глядя в ночную беспредельную тьму, он долго еще мысленно слышал глуховатый басок старого конструктора, его повелительный и вместе с тем виноватый крик, и видел старушку в темном платке со строго поджатыми губами, и думал о тяжком одиночестве человека, когда-то сильного и большого, человека незаурядного ума и таланта.

В одном старый конструктор безусловно прав - превыше всего дело, которому служишь. И полнейшая ответственность за него, не только перед лицами и инстанциями, а по самому высокому счету - перед страной и народом. В сущности, это ленинская постановка вопроса, и она бесспорна, как аксиома.

…Начал он с того, что в составе конструкторского отдела создал специальную небольшую группу - СКБ. Это оказалось непростым делом. Несколько дней ушло на то, чтобы познакомиться с людьми, узнать хотя бы приблизительно, кто есть кто. Помогал ему знакомиться с сотрудниками заместитель начальника отдела инженер Николай Овчаренко. Сам Овчаренко производил благоприятное впечатление - высокий, красивый украинец, держится с достоинством, сдержанно, одет подчеркнуто аккуратно - добротный серый костюм, белоснежная рубашка с галстуком, до блеска начищенные штиблеты. Но характеризовал конструкторов Овчаренко уклончиво, делая многозначительные паузы и как бы что-то не договаривая. В конце концов Михаил Ильич прямо предложил ему составить список десяти, по его мнению, лучших конструкторов отдела - один-два человека от каждой группы. Овчаренко пришел в замешательство, попросил время подумать и на другой день представил список, в котором было всего три фамилии - Метелин, Аршинов, Васильев.

На Александра Метелина Михаил Ильич и сам уже обратил внимание. Внешне он бросался в глаза разве что костлявостью и аскетически-бледным лицом с ввалившимися щеками и наголо обритым черепом. Невольно думалось - молодой, а серьезно нездоров, как говорится, кожа до кости. Но на этом лице - необыкновенно живые, черные, словно бы горящие внутренним огнем глаза человека не просто умного, а талантливого. И Михаил Ильич не удивился, узнав, что Метелин начал работать на заводе еще юным чертежником и быстро прошел ступень за ступенью до руководителя группы трансмиссии, хотя по образованию был лишь техником. Да и результаты его работы были достаточно весомы и зримы: когда несколько лет назад на танке БТ-5 начали наблюдаться случаи выхода из строя коробки передач и на заводе был объявлен конкурс на создание новой коробки, победителем вышел техник Метелин. И теперь на танках БТ-7 и БТ-7М - коробки передач его конструкции. С него Михаил Ильич и решил начать формирование спецгруппы. Однако первая беседа с Метелиным, которой Михаил Ильич, естественно, хотел придать доверительный, товарищеский характер, не получилась, точнее - оставила какой-то смутный, неприятный осадок. Молодой конструктор держался сухо, недоверчиво, показался человеком с резким, необщительным характером. К предложению войти в спецгруппу для проектирования нового танка отнесся, мягко говоря, без энтузиазма.

- А кто еще войдет в эту группу?

- А кого бы вы предложили? - живо откликнулся Михаил Ильич. - Вы давно работаете в КБ и хорошо всех знаете.

Метелин улыбнулся тонкими губами (улыбка получилась едкой) и, пожав плечами, сказал:

- Трудный вопрос. Коллектив слабый, опытных инженеров нет. Есть несколько молодых ребят, у которых мозги кое-что варят, но опыта - никакого. Да и образование - местный техникум. Один Овчаренко с дипломом инженера, да и тот…

- В общем, по Гоголю - один в городе порядочный человек - прокурор, да и тот - свинья. Вы это хотите сказать?

Костлявое лицо Метелина передернулось, он сухо и, как показалось Михаилу Ильичу, зло рассмеялся.

- Я ничего не хотел сказать. Вы спросили - я ответил, что думаю. А вообще-то - это ваше дело. В мою компетенцию не входит.

«Самолюбив и обидчив», - подумал Михаил Ильич. Эти качества - не лучшие для работы в небольшом коллективе. Но придется мириться. Что толку, если у человека приятная внешность и милый характер, если под черепом у него - мякина. К сожалению, по какому-то странному закону природы так чаще всего и бывает…

- Извините, я не хотел вас обидеть и прошу помочь мне, - мягко сказал Михаил Ильич. - Напишите вот на этом листке фамилии тех ребят, у которых, как вы говорите, мозги варят. Просто так, на всякий случай, для ориентировки.

Метелин взял пододвинутый листок и, не раздумывая, четким чертежным почерком крупно написал столбик с десятком фамилий. Список возглавлял Аршинов.

Когда Михаил Ильич предложил Аршинову войти в спецгруппу, тот, не объясняя причин, наотрез отказался. С виду Михаил Аршинов выглядел богатырем - высокий, широкоплечий, для своих лет несколько даже грузноватый. Лицо широкое, твердое, над густыми бровями и низким крепким лбом - шевелюра густых, торчащих, как щетина, волос. Смотрит спокойно, уверенно, но как-то исподлобья, мрачновато.

- Прошу объяснить причину, - озадаченно сказал Михаил Ильич.

- Надоело ходить в дураках.

- Наоборот, я слышал о вас только хорошие отзывы.

- Не тех спрашивали. С завода не выгнан только потому, что сменилось начальство.

- Вы имеете в виду историю с корпусом БТ-ИС?

- А-а, вы уже знаете. Ну, конечно, земля слухом полнится. Тогда и объяснять нечего.

- Принесите мне ваши эскизы, посмотрим вместе. История с танком БТ-ИС действительно дошла до Михаила Ильича. Связана она была с острым конфликтом между Аршиновым и бывшим руководством КБ. Корпусом и общей компоновкой БТ занимался сам бывший главный конструктор Полянский, а непосредственно группу корпуса в КБ возглавлял инженер Поздняков. Началось все с того, что на завод поступило предложение изобретателя Чиганкова, представлявшее собой ни более ни менее как проект нового броневого корпуса для танка БТ. Заниматься этим предложением поручили Аршинову. Михаил узнал, что Чиганков - преподаватель местного танкового училища, и, так как предложение было оформлено непрофессионально и вызывало ряд вопросов, решил съездить в училище и поговорить с самим изобретателем. Чиганков, сутуловатый, невзрачного вида старший лейтенант, повел его в небольшой сарай, приткнувшийся к какому-то складу. Здесь в полутьме Михаил с удивлением увидел… танк, по размерам такой же, как БТ, но с совершенно другой формой корпуса и башни. Нос танка не суживался до квадратного пятачка, как у БТ, а шел во всю ширину корпуса. Он был составлен из двух наклонных листов, образующих ровный и мощный угол. В верхнем листе был люк для водителя, закрытый крышкой. Каждый борт - тоже из двух наклонных листов, нижний закрывал ходовую часть, а верхний плавно переходил в коническую приплюснутую башню. Корпус был монолитный, внушительный, красивой обтекаемой формы, с острыми углами наклона брони.