Главное было сказано. Сурин повеселел, на его лице снова появилась мальчишески-беспечная улыбка. Кошкин молчал, думая.

- Выносить на утверждение ГВС надо, конечно, проект А-20, - словно размышляя вслух, сказал Сурин. - Да, только так. А Т-32 - попутно, в расчете заинтересовать одного из членов Совета. В таком варианте - все будет на месте, все нормально, все по закону. Кстати, в аппарате ГВС работает один мой товарищ… вместе были в длительной командировке… Попробую позондировать у него почву, потом позвоню вам. Ну как, Михаил Ильич, подходит?

Кошкин молча крепко пожал руку Сурина. На его усталом, осунувшемся лице, с глубоко сидящими серыми крупными глазами, появилась слабая улыбка.

- А теперь, Михаил Ильич, я хочу проинформировать вас о том, что я доложу Салову по существу дела. Так, на всякий случай, чтобы не было недоразумений. Не думайте, что это легко и просто. Итак, примерно следующее: проект А-20 готов, точно соответствует утвержденному заданию. Группа конструкторов в инициативном порядке разработала проект чисто гусеничного танка с 76-миллиметровой пушкой и усиленным бронированием. Они считают, что их предложения необходимо обсудить на достаточно высоком уровне… Вот примерно так, в таком, как говорится, разрезе…

Именно так, почти в тех же выражениях и доложил Сурин комкору по приезде в Москву о «безобразиях» на Особом заводе. Салов, как и ожидал Сурин, прореагировал спокойно, с некоторой даже долей добродушия.

- Значит, говоришь, точно все выполнили? И проект А-20 готов? Ну-ну, посмотрим… А своими предложениями пусть они… сами кормятся. Мы в прожектерах не нуждаемся.

На двух полигонах

1 сентября 1939 года гитлеровские танковые дивизии двинулись на Польшу. Подспудно уже клокотавшее пламя второй мировой войны первым огненным языком вырвалось наружу.

По дорогам Польши на восток двигались в основном танки T-II - легкие машины с противопульной броней и слабым вооружением - двумя пулеметами (в другом варианте - пушка калибром 20 миллиметров и пулемет). Немало было и танков T-I, считавшихся учебными и не предназначавшихся для боевых действий. Эти машины, закупленные в свое время в Англии (в основе - танкетки «Карден-Ллойд»), заменили те фанерные и парусиновые макеты, с которыми немецкие генералы еще с оглядкой на Версальский договор (запрещавший Германии строить и иметь танки) проводили репетиции будущего «решительного танкового наступления». Генерал Гейнц Гудериан, небезызвестный апологет «молниеносной танковой войны», в одной из своих статей сетовал на то, что на учениях школьники протыкают эти макеты своими карандашами, чтобы заглянуть внутрь. Может быть, это и послужило причиной получившего печальную известность кровавого недоразумения, когда польская кавалерия в первые дни войны с саблями наголо атаковала немецкие танки, понеся огромные потери. Броня гитлеровских машин оказалась уже не фанерной, а настоящей, крупповской…

Взяв всего через три недели Варшаву, упоенные небывалым успехом, гитлеровцы стремительно двинулись к границам СССР. Уже за Бугом, в Бресте, танковый корпус Гудериана встретился с танковой бригадой Семена Кривошеина, участвовавшей в освободительном походе Красной Армии в Западную Украину и в Западную Белоруссию. В бригаде были танки Т-26, имевшие примерно такую же, как Т-П, противопульную броню, но значительно превосходившие их вооружением (45-миллиметровые пушки и пулемет ДТ).

Комбриг Семен Кривошеим смело ввел свои танки в город, уже занятый немецкими войсками. Он двинул один батальон к вокзалу, другой - к Бугу, третий - в центр города, где размещался штаб Гудериана.

Кривошеий был испытанный вояка, еще юношей сражался в Первой Конной армии под Воронежем и Касторным, в украинских степях и под Варшавой. Потом окончил академию, стал танкистом и - так уж получилось - с батальоном Т-26, погруженных на пароход, проделал тернистый путь от Феодосии до испанского портового городка Сегиденья, где ночью высадился на берег. Испанские республиканцы знали его как полковника Сенья. Невысокий, всегда подтянутый полковник Сенья, в любой обстановке сохранявший невозмутимость и склонность к подтруниванию и добродушной иронии (над своими ли, чужими ли делами), быстро освоился под знойным небом Испании, сражаясь в рядах испанских компанерос под Мадридом и на реке Эбро, как когда-то под Каховкой.

В Бресте, подогнав свой танк к немецкому штабу, Кривошеий, как был в танковом шлеме и запыленном кожаном пальто, поднялся на второй этаж и, строго взглянув на застывшего в недоумении адъютанта, вошел в кабинет Гудериана. Вот что пишет об этом Гудериан в своих «Воспоминаниях солдата»: «В день передачи Бреста русским в город прибыл Кривошеий, танкист, владевший французским языком. Поэтому я смог лично с ним объясниться. Все вопросы… были удовлетворительно для обеих сторон разрешены».

Разрешены они были так, что Гудериану со своими танками пришлось убраться из этого белорусского города на другой берег Западного Буга, о чем он горько сожалел. Но о советских танках в воспоминаниях ни слова. А ведь Гудериан был не обычный генерал, а своего рода «отец» гитлеровских танковых войск, их генерал-инспектор. Значит, превосходство советских машин его не обеспокоило?

Дело было в том, что еще в 1937 году на Куммерсдорфском полигоне под Берлином при непосредственном участии Гудериана были закончены испытания новых немецких танков - среднего T-III и тяжелого T-IV. Батальон этих новейших машин уже действовал в Польше, проходя боевую проверку в одной из дивизий. Они вполне удовлетворяли и генерала, и фюрера.

…В Куммерсдорфе заканчивались испытания. Низкое хмурое небо сочилось дождем. На бетонированной площадке, окруженной подстриженными липками, два черных, с виду почти одинаковых танка. Вокруг них - оживленная группа офицеров и генералов. В центре, впереди всех, Гитлер. Гудериан докладывает ему о новых танках.

Главное их качество - высокая скорость. У T-III она достигает 55 километров в час! Броня толщиной до 30 миллиметров защищает экипаж от ружейно-пулеметного огня и осколков снарядов. Вооружение - скорострельная автоматическая пушка калибром 37 миллиметров и два пулемета. У танка T-IV пушка калибром 75 миллиметров должна компенсировать сравнительно небольшую мощь осколочно-фугасных снарядов 37-миллиметровых пушек.

- Эти танки не предназначаются для поддержки пехоты, - докладывал Гудериан. - Они должны действовать самостоятельно в составе крупных танковых соединений при поддержке авиации и воздушно-десантных войск. Моторизованная пехота будет сопровождать танки и закреплять успех их прорыва. Комбинированным ударом они смогут парализовать противника, рассечь его на отдельные группы, изолировать. Танковые клинья будут неудержимо двигаться вперед, а следующая за ними пехота должна завершать окружение и уничтожение деморализованного противника.

- У вас будет для этого достаточное количество танков, генерал, - сказал довольный Гитлер.

Всего четыре года назад, едва придя к власти, новый рейхсканцлер посетил Куммерсдорфский полигон, где тот же Гудериан, сухощавый и невзрачный, напоминающий встрепанного, задиристого воробья, но чрезвычайно деятельный и подвижный, продемонстрировал ему действия подразделений моторизованных войск. Тогда это были лишь мотоциклетный взвод, мелкие подразделения легких и тяжелых бронемашин и взвод танков T-I. Танки были легкие, по существу, иностранного происхождения, однако Гитлер пришел в восторг и воскликнул: «Вот это мне и нужно!» В книге почетных посетителей Куммерсдорфского полигона вслед за последней записью, которую сделал, как оказалось, не кто иной, как рейхсканцлер Бисмарк, польщенный Гитлер размашисто писал: «Германия будет иметь лучшие в мире танки!»

И, отдав авиацию на попечение рейхсминистра Геринга, лично занялся созданием и оснащением танковых дивизий, вполне разделяя взгляды на танки как на решающее средство достижения победы в «молниеносной» войне. Новые немецкие танки и были типичным порождением разбойничьей доктрины блицкрига, плодом личной заботы фюрера.