Обращение народа к Царю от души:

«Престол Твой, Боже, вовек; жезл правоты - жезл царства Твоего. Ты возлюбил правду и возненавидел беззаконие, посему помазал Тебя, Боже, Бог Твой елеем радости более соучастников Твоих.»

И Бог помазал Бога… — это как?

И о тебе к народу, который перед лицом твоим:

«В мыслях у них, что домы их вечны, и что жилища их в род и род, и земли свои они называют своими именами. Но человек в чести не пребудет; он уподобится животным, которые погибают. Этот путь их есть безумие их, хотя последующие за ними одобряют мнение их. Как овец, заключат их в преисподнюю; смерть будет пасти их, и наутро праведники будут владычествовать над ними; сила их истощится; могила - жилище их.»

Где мудрый Бог, который бы обратил лицо на Сынов Кореевых и прославил их, как прославляет и обнадеживает Давида, и всех, кто с ним? Народ Кореев любил Бога не меньше Давида, но ему запрещено было входит в скинию собрания и приближаться к ковчегу. Им уже тогда не давали знаний, чтобы они могли выйти на волю. Ковчег тот в руке человека, но не в той руке, которой и убивают, и обнимают, и пищу принимают. Его нельзя дать человеку или взять назад, он всегда с ним, и там лежат скрижали с откровением, но многие ли смогли поднять его и открыть, чтобы заключить Завет с Богом?

Не самые искусные псалмы Давида, в то время, как миллионы произведений искусства были уничтожены и преданы огню, говорят лишь о том, что если их положить в одну руку, получится один результат, а в другую — другой.

— Это что, опять против меня?! — Манька раскрыла рот от изумления.

Дьявол покачал головой, Борзеевич сдержано ухмыльнулся.

— А как бы я донес Закон до живых, не положив в гроб к мертвому? Это народ, который шел к мечте, не оставляя никого в живых, предавая проклятию и детей, и женщин, и мужчин, и стариков, забирая весь скот и грабя жилища. И не жалел своих. Представь, если на тебя налетит такая саранча! Моисей вырос во дворце фараона, ему ли не знать, как объективно закабалить народ, чтобы ни вздоха, ни стона не вышло из уст? Он знал Закон, как Египетские жрецы, которые хранили знания о Законе веками и проводили многочисленные эксперименты. И вынес его из Египта.

Но можно ли верить тому, что осталось от того Закона?

Возьми Откровение, к чему оставлено, и изгажено, и обнародовано? — ехидно поинтересовался Дьявол. — Было глобальное произведение, обращенное против Благодетеля. Произведение красочное, многоликое, если следовать точным инструкциям того произведения, на раз два три можно положить Сына Человеческого на лопатки. Я понимаю его, ты поймешь когда-нибудь, и всегда найдется тот, кто сумеет его очистить, как сокровище, а вампир, разве поднимет Его?

Но попало в руки вампира. И, как обгаженный и извращенный Закон, прославляет Благодетеля…

Величественные катастрофы и ангелы мести — не суть ли той власти, к которой он устремился? Как Закон, который объявляет ужас перед лицом моим вне закона.

И было: Вот я, первый и последний, начало и конец, держащий в деснице своей семь звезд — три свода Поднебесной, три свода Небесной и Твердь, и позовет человек, приду вечерять, и будем говорить всю Ночь, пока не настанет Утро, и увидит меня всякий, когда низринется Сын Человеческий, рожденный от семени человека и зверя. И Ночью, когда будет низвергаться, откроются печати, и выйдет навстречу саранча с человеческими лицами, и реки и моря станут кровью, и пройдут громы, молнии и землетрясения, и наступит конец света — и поймет человек, что он Ночь, а я День. И съест все, что написано в книге его, которую держат ангелы, две земли, но с четырех концов их — и будет горька во чреве, и сладка на устах, а два моих свидетеля будут свидетельствовать, пока не окончит агнец Суды свои, и придут к нему все покойники, которые лежат в земле его и ближнего, и падут с Неба все звезды…

Надо заметить, для ученика произведение простенькое, написано со вкусом и очень точное. Было!

А стало: Вот Господь, мечет громы и молнии, и открывает тайну великую, а между самыми интересными местами изрыгает пустословие Сын Человеческий, который то свидетель откровения (о главном герое), то агнец (главный герой откровения), то истинно тот, кто мучает главного героя…

— Ну, правильно! — рассмеялся Борзеевич. — Бог — персонаж привлекательный, емкий, интеллектуально-развит, величием не обделен. Агнец — персонаж привлекательный, хуже, избранник Бога, величием не обделен, невинный, и опять же, производящий Суд. Свидетель — персонаж, узревший величие Бога и Агнца, внезапно не обделенный вниманием Бога и как бы тот же Агнец. Неисповедимы судьбы произведений!!!

— Подожди-ка… — Манька почесала нос, уставившись в столешницу задумчиво. — Это что же… И сам Закон обгажен?! Я… вот Исход, там Моисей прямо противоположно убивает народ, за то что бегут от змей, который выползают на них отовсюду. И не он отвращает народ от скинии и ковчега, а народ ужасается… А в Числах он уже на проклятых набрасывается, создает избранную касту, по образу и подобию общества Египетского. В первом произведении он выводит народ из рабства, во втором загоняет в рабство…

— Вот именно! И что в итоге получилось?!

Йеся, свидетель, получивший откровение, — Дьявол загнул палец. — Ну так, казалось бы, открывай, что привиделось, что послышалось. Но напуган Иоанн, свидетель свидетеля, не Йесей! Папа вдруг заболел болезнью Альцгеймера, старческий маразм нашел — решил покрасоваться и перед Иоанном, повторив от видения до видения, после того, как уже пооткровенничал с дядей!

И мои, вселенских масштабов светильники, вдруг невообразимым образом уменьшились до размеров церквей, в которых засели некие ангелы…

Первый ангел (ангел!!!): не иначе, прелюбодей, низринулся и упал — пытаюсь образумить, а иначе сдвину свод Поднебесной (или Небесной), и вдруг порушу физическую материю…

Маня, если порушить один свод, к чертовой матери полетят все остальные!!!

Второй ангел (ангел!!!): в скорби, в злословии, в нищете — но богат!!!

Кто кроме вампира, мог бы быть богатым при скорби, злословии и нищете??? И как ангел вообще может заболеть человеческими болячками???)

Третий ангел (ангел!!!): пастух, который не должным образом пасет свое стадо. В стаде превозобладало человеколюбие и не проклинают должным образом, как Валаам…

Жил-был Царь Моавитянский, был любим в своем народе, и вдруг сошла на него тать!

Что же не плюет народ в себя, когда порабощают его самого?

— Почему же не плюет? Плюет! Как-то же стал вдруг крепостным рабом на тысячу лет! — хихикнул Борзеевич. — И вроде раб, а рабом себя не считает, нет, я крепостной… Найди хотя бы одно отличие…

— И какое отношение имеет Валаам к сынам Израилевым, если никогда не обращался к ним напрямую, а только посоветовал Валаку, царю Моавитянскому не связываться с народом, который, образно говоря, «раздробляет кости и разит стрелами»?

И второй вопрос, кто поведал столь пикантные подробности (в особенности, чему был свидетель лишь Валаам, я имею в виду заговорившую человеческим голосом ослицу(!!!), если никто его ни о чем не спрашивал, а всем участникам того события, изменившего ход истории, вскоре отрубили головы?! В том числе Валааму… Не иначе, в благодарность…

— Наверное, понимал, что проклинающие не умеют проклинать проклинающих, — рассудил Борзеевич. — Его Бог, кстати, тоже оставлял желать здоровья лучшего, сначала не ходи, потом иди, потом снова — как посмел, и опять иди…

— Еще как могут! Борзеич, я только что опроверг твое утверждение! — воззрился Дьявол на Борзеевича. — Если он оказался в поле, значит, кто-то уже стоит за спиной — и не со стороны ослицы! И опрокинут пророк и провидец, который мог проклясть народы — сдох, как Бобик! Пешком надо было ходить, а пешком не научился.

— Получается, когда убивали Валаама, убивали вампира? — Манька заинтересовалась.

— Вампиры бранятся, только тешатся, а ослики умирают, — образумил ее Борзеевич. — Валаам был убит, из чего следует, что не Господь говорил с ним, а могучий Сын Человеческий, который воссел на престоле славы своей. А вампиру верить нельзя… Так что же, значит, ехали на нем?! — обращаясь к Дьяволу, тоже удивился он.