Когда давления невероятного счастья уже нельзя было выдерживать, он поднимался на самую вершину высочайшего пика планеты, под прозрачные небеса, и восседал на каменном троне, среди восхитительных на вид и вкус снегов, приятно охлаждавших распаленные тело и душу. Вечность удалась, но на душе почему−то было смутно.

Он понял, почему, лишь когда эон был прерван вторжением Тварей Сохмэт, и пал Карнавал – последняя вспышка Человейника, после которой Предкронье накрыл сгущающийся сумрак конца.

Из карнавальных планет Олимп был захвачен последней. Он сидел на своем высоком троне, а они окружали его, смутные тени, порождения миллионов лет страха и насилия, гоги и магоги, князья преисподней. По склонам горы разбросаны были останки его друзей и возлюбленных, алой кровью осолонив сладкие снега. Твари общались тихим попискиванием, в котором явственно ощущалась насмешка: сейчас они разорвут это ничтожество, слабовольного Короля слабовольного мира, отныне принадлежащего только им.

Свергнутый Король Карнавала жалобно всхлипнул, поднялся с трона и сделал пару неверных шагов навстречу своей смерти. Писк нелюдей усилился, но в руках жалкого развращенного шута вдруг неведомо откуда объявился длинный светлый шест…

Эпизод 6

Океан – тело Земли, а суша – лишь болезненные проплешины. Но если Океан – тело, то Беловодье – сердце его. Многометровая толща вод непомерною тушей давит на купол из прозрачного материала, не в силах преодолеть незыблемую твердость. Купол хранит город – может быть, самый странный город во Древе сем. Страшные войны прокатились по суше, сметя цивилизацию. На руинах объединилась группа могучих и принялась за восстановление. Им надобен был, конечно, глобальный командный пункт. Способы жить в недрах Океана были известны, но до сих пор не применялись так широко. Тем не менее, это был единственный вариант. В невероятно краткие сроки, ценой страшных жертв, Беловодье явилось. Оно стало центром мира, откуда исходили главные решения, а все остальное океаническое пространство осваивалось лишь ради расширения его инфраструктур. Правление его владык было опосредственным – через суеверный ужас, внушаемый ими правителям «верхних» стран, а также сеть агентов влияния. Впрочем, когда нужно, применялась и сила, ибо все оставшиеся технологии сосредоточены были здесь.

Он был художником, что было нормально – большая часть людей искусства жила в Беловодье. Это вообще был город мировой интеллектуальной элиты, его эмиссары по всей поверхности искали и забирали одаренных детей. Между тем надводные страны не могли выбраться из нищеты и прозябали в дикости, что вполне устраивало владык – так им гораздо легче было разбираться с мировыми проблемами.

Искусство его заключалось в перформансах особого рода: он изменял физическую реальность. В мире войны это было легко, собственно, сама война была таким перформансом, правда, не очень талантливым. Сначала он художественно нагромождал горные хребты и спускал новые водопады с помощью ядерных зарядов и мощных лазеров – художникам полагался доступ к инструментам их искусства. Но все чаще применял внутреннюю силу, пробужденную в природе радиоактивным излучением. Бесконтрольная, сорвавшаяся с цепи, она буквально заполоняла тогда мир, а те, кто умел черпать из этого источника, становились богоподобны. И все они вольно или невольно оказывались в Беловодье.

Долгими медитациями в подводном городе и в особых местах на поверхности он приобрел возможность аккумулировать почти неограниченное количество силы. Ему это оказалось легче большинства других – ведь он был Продленным, единственным в этой Ветви. Да и Ветвь-то была такая, что способности Продленного возрастали здесь тысячекратно. И вскоре он поднимал из морей новые острова, взрывал вулканы, разверзал пропасти – безо всяких подручных средств. Знатоки цокали языками, критики писали восторженные рецензии. Горы трупов «верхних», зачастую образовывающиеся при этом, не учитывались, как осколки мрамора у ног Микеланджело. Он прославился как величайший художник, и все граждане Беловодья соревновались за право увидеть его в деле, разражались восторженными аплодисментами, а он иронически кланялся, прекрасно помня, что работает отнюдь не ради одобрения кучки олигархов.

Спустя столетия практики, он перешел на художественные изменения ближнего космоса, превратив в предмет искусства орбитальный мусор, заполонявший все околоземье, а потом подобрался к небольшим метеоритам и другим подобным объектам. Перформансы транслировались из межпланетного пространства при помощи специально запущенных аппаратов.

Сотворить Шедевр он вышел на главную площадь Беловодья, давно уже служившую ему рабочей студией. Его окружали здания невероятной архитектуры и толпы сограждан в роскошных одеждах. Никто, кроме него, не знал, что явится сейчас. Но никто не сомневался, что оно будет прекрасно. Суммы, уже проплаченные за не созданное произведение, были умопомрачительны.

Он явился поклонникам в простом одеянии мастерового – темная блуза, берет. На гигантских экранах, паривших над площадью, отражался участок космоса в мерцании ярких звезд. Много выше экранов смутно виднелась в облаках искусственной атмосферы непроницаемая поверхность купола.

В напряженном молчании он воздел руки и начал процедуру. Недалеко, всего-то на расстоянии полутора миллионов километров, спокойно шествовал себе по довольно устойчивой до сей поры орбите астероид, названный некогда именем одного писателя-фантаста раннего Человейника. Увесистый камушек, напоминающий гантель, километра четыре на полтора – нелегкий объект. Вот он вошел в поле зрения камер, установленных на спутниках, и появился на экране – в виде возрастающей точки. Художник упорно пытался захватить его попрочнее изошедшими из него силовыми щупальцами, но ему это никак не удавалось. Когда же удалось, помедлил секунду, собирая силы, и резко рванул огромный булыжник с орбиты в нужную сторону.

Площадь замерла в благостном ожидании – на столь массивных космических объектах эффект творческого воздействия проявлялся не сразу. Но почти ничего не произошло – астероид лишь слегка отклонился от орбиты. А ведь все ожидали, что он, по крайней мере, преизящно распадется на несколько частей, каждая из которых пойдет своим, исполненным глубокого художественного смысла, путем.

Задержанный вздох толпы разрешился разочарованным воем, в котором все больше слышалось свиста. Потом в творца полетели оскорбления, за ними – всякая снедь, припасенная для последующего праздника. Он устало стоял, не глядя на беснующуюся толпу, игнорируя летящие в него ломти копченого кальмара и колобки из водорослей. Казалось, еще миг, и люди кинутся на него, раздавят, растерзают останки и разбредутся в молчании. Но художник поднял голову и близстоящие, увидев на его лице торжествующую улыбку, растерянно замолкли. Молчание распространилось от них по толпе, как круги по воде. Художник сделал шаг, и агрессивная масса подалась перед ним. Сделал второй. Казалось, он так и пройдет сквозь притихшую толпу, но тут из задних ее рядов вновь раздались яростные крики, сразу подхваченные сотнями глоток, и озлобленные люди разом кинулись на него. Он остановился, запрокинув голову, расхохотался, весело и искренне. Никто так и не понял, откуда в руках его появилась длинная палка из сверкающей стали…

…И никто не понял, как исчез он из города. Да всем было и не до расследований – Беловодье оплакивало убитых, среди которых были самые уважаемые граждане. И лишь спустя много дней, когда разговоры об этом постыдном и страшном происшествии стали затихать, кто−то умный догадался вычислить новую орбиту астероида. Вот тогда ужас разлился по Беловодью. Сделать уже ничего было невозможно, лишь спасаться. Но где могли спастись эти люди, вся жизнь и могущество которых были сосредоточены под этим куполом на дне Океана?.. Кто-то, конечно, бежал на поверхность, и, если не погиб там, то после катастрофы был убит выжившими «верхними», когда те поняли, что Беловодья нет, и не угрожает больше им и их детям лихо из моря. Другие перешли в малые подводные города, те, которые уцелели, но там они, бессильные и разобщенные, уже не имели никакой возможности влиять на дела планеты. Однако большинство осталось и обреченно считало дни, до тех пор, пока гигантская каменная гантель не войдет в атмосферу Земли, развалится, и главный осколок не врежется в поверхность Океана – над тем местом, где столетиями победно сдерживал страшные воды купол.