Русский читатель[4] смог познакомиться с Вийоном лишь на пороге XX столетия, когда в сборнике [379-380] “Французские поэты” (СПб., 1900) появился перевод “Баллады повешенных”, подписанный инициалами Пр. Б. Самый выбор этой баллады для перевода достаточно красноречиво говорит о том, что трагическая трактовка Вийона французскими романтиками, а затем и символистами оказала влияние и на его русских почитателей.

Правда, русские символисты - в отличие от французских - проявили к Вийону почти полное равнодушие. Лишь В. Брюсов перевел однажды “Балладу о дамах былых времен” (впервые - в альманахе “Сирин”, сб. II, СПб., 1913), но его, собственно, интересовал не столько сам Вийон, сколько формально-технические трудности жанра баллады, почему Брюсов и включил в конце концов названный перевод в сборник своих экспериментальных стихотворений “Опыты” (1918).

Иным оказалось отношение к Вийону со стороны утверждавшегося в то время акмеизма. Акмеистам, боровшимся против метафорической усложненности и суггестивной “туманности” символистских образов, ратовавшим за возврат к материальному миру, к “вещам”, предметная конкретность стихов Вийона импонировала в высшей степени. Публикация Н. Гумилевым перевода “Баллады о дамах былых времен” и отрывка из “Большого Завещания” (журнал “Аполлон”, 1913, № 4) оказалась своего рода боевой вылазкой против символистов, а в сопровождавшей эту публикацию статье О. Мандельштама “Франсуа Виллон” прямо говорилось, что в разрушении “оранжерейной поэзии” символистов творчество Вийона может сыграть ту же роль, какую в свое время оно сыграло в разрушении “риторической школы” высокого Средневековья.

Каковы бы ни были конкретные цели, преследовавшиеся акмеистами в их литературной борьбе, несомненно, что [380-381] переводы, выполненные Гумилевым, отличает высокая поэтическая культура, как несомненно и то, что переводы эти сыграли важную роль в популяризации творчества Вийона в России.

Назовем также публикацию Сергея Пинуса, переведшего значительную часть стихотворений Вийона и несколько десятков строф из “Большого Завещания”[5], хотя справедливости ради следует сказать, что переводы Пинуса, поэта-дилетанта, в литературном отношении несовершенны.

Подлинным событием в истории “русского Вийона” стала книжка И. Эренбурга “Франсуа Вийон. Отрывки из “Большого Завещания”, баллады и разные стихотворения. Перевод и биографический очерк Ильи Эренбурга”, выпущенная в 1916 году издательством “Зерна”. Эренбургу удалось ввести Вийона в орбиту русской культуры как живое поэтическое явление. Переводы, подобные “Четверостишию” (“Я - Франсуа, чему не рад. / Увы, ждет смерть злодея, / И сколько весит этот зад, / Узнает скоро шея”), которое любил повторять Маяковский, могут считаться классическими. Однако в целом у Эренбурга прозвучали не только не свойственные Вийону интонации трагической искренности, но и вовсе уж чуждые ему нотки чувствительности (в том числе и религиозной) и даже слезливости.

Как бы то ни было, именно переводы Эренбурга завоевали признание читающей публики, способствовав формированию устойчивого образа “русского Вийона”. Возможно, именно здесь кроется одна из причин того, что в течение почти полувека у Эренбурга, как у интерпретатора Вийона, не находилось соперников. Во всяком случае, ровно через сорок [381-382] лет после выхода его книжки к Вийону обратился не кто иной... как сам Эренбург, переработавший свои старые переводы, приблизивший их к подлиннику и опубликовавший в журнале “Иностранная литература” (1957. № 1)[6].

Небогатая, как видим, история переводов Вийона в России тем не менее достаточно интересна. Обратим внимание на два факта: во-первых, до начала шестидесятых годов Вийона никто не брался переводить полностью, хотя по объему его творческое наследие совсем невелико - около трех тысяч стихов; это, конечно, прежде всего связано с неимоверными трудностями, которые поджидают поэта, решившегося воспроизвести по-русски фантастически сложную словесную игру Вийона; во- вторых, в центре внимания переводчиков находилась примерно одна и та же группа стихотворений, которые принято воспринимать как “исповедальные”: “Баллада повешенных”, “Баллада-молитва Богоматери”, “Баллада о Толстухе Марго”, “Баллада о дамах былых времен”, “Баллада поэтического состязания в Блуа”, а также те отрывки из первой части “Большого Завещания”, в которых содержатся “жалобы Вийона”.

Издание, включившее в себя впервые выполненные Феликсом Мендельсоном (род, в 1926 г.) полные переводы обоих “ Завещаний”, а также пятнадцать из шестнадцати отдельных стихотворений, не входящих в “Большое Завещание” (в переводе И. Эренбурга и Ф. Мендельсона), было осуществлено в 1963 году (Франсуа Вийон. Стихи. Переводы с французского Ф. Мендельсона и И. Эренбурга. Предисловие Л. Пинского. М., Художественная литература, 1963).

В 1984 году автором этих строк было предпринято издание стихов Вийона на языке оригинала с параллельным [382-383] филологическим переводом на современный французский язык (Francois Villon. Oeuvres. Avec la traduction en francais moderne par Andre Lanly. Составление, предисловие и комментарии Г. К. Косикова. М., Радуга, 1984); в Приложение к этой книге (“Вийон в русских переводах”) вошли как дореволюционные (В. Брюсов, Н. Гумилев, С. Пинус, И. Эренбург), так и позднейшие переводческие работы Вс. Рождественского, Ф. Мендельсона, Валентина Дмитриева, Юрия Корнеева, Юрия Кожевникова, Галины Погожевой, Юрия Стефанова и Владимира Орла.

Это издание оживило интерес к творчеству Вийона, позволив поэту Юрию Кожевникову (1922-1993) в одиночку выполнить полный русский перевод его стихов (правда, без баллад на воровском жаргоне), опубликованный в 1995 году (Франсуа Вийон. Предуказанье. Завещание. Перевод, предисловие и комментарии Ю. Кожевникова. М., РУССЛИТ, 1995). Год спустя в Санкт-Петербурге в миниатюрной серии Вийон вышел в переложении Юрия Корнеева (1921-1995), предпринявшего и перевод стихотворений на жаргоне, но успевшего перевести лишь семь из них.

Первый и пока единственный перевод всех одиннадцати “воровских баллад” был выполнен Еленой Кассировой в 1992 году для издательства “Скифы”, но опубликован лишь шесть лет спустя издательством “РИПОЛ КЛАССИК”.

Такова литературная судьба средневекового французского поэта в России истекшего столетия, и хотя, благодаря усилиям многих переводчиков, мы теперь имеем несколько вариантов “русского Вийона”, ясно, что возможности для новых переводческих толкований его стихов остаются едва ли не безграничными.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 “Неловкий, грубый стих тех варварских времен / Впервые выровнял и прояснил Вийон” (пер. Э. Линецкой).

2 Мы не говорим здесь об одиноком издании 1723 года, по-своему важном в историко-культурном отношении, но не сыгравшем заметной роли в судьбе поэтического наследия Вийона.

3 Gautier Th. Les Grotesques. Р., Michel Levy, 1856, p. 14.

4 О восприятии и о переводах Вийона в России см. также статью Л.Е. Пинского “Villon en Russie”. - Oeuvres et opinions, 1963, № 2.

5 Сергей Пинус. Французские поэты. Характеристики и переводы, т. I., СПб., “Жизнь для всех”, 1914.

6 См. также: Тень деревьев. Стихи зарубежных поэтов в переводе Ильи Эренбурга. М., Прогресс, 1969.