– Вы – самое удивительное и необыкновенное создание. Таких женщин я еще не видел, – прошептал он и потянулся ко мне.

Наши губы слились в страстном поцелуе (его желание было ничуть не слабее моего). Наверное, когда я в последний раз предавалась любовным утехам, этому джентльмену было лет пять, а может, и того меньше. Я думала, что сойду с ума – так я хотела его тела и крови. Мои жадные поцелуи быстро превратились в легкие торопливые укусы, которыми я покрывала его плечи и шею. Он поднял меня – ему не терпелось добраться губами до моей груди.

Но к неудовольствию распаленного гостя, я отодвинулась от него и прислонилась спиной к стенке лохани, маня его приблизиться ко мне. Он послушно исполнил мою волю и смущенно застыл. Похоже, ему еще не приходилось заниматься этим. Неужели девственник? Такого забавного поворота я действительно не ожидала. Когда англичанин оказался рядом, я вспрыгнула на борт лохани и обхватила коленями его бедра.

Намереваясь показать своему невинному ягненочку, как это делается, я совсем забыла про Элизабет. Меж тем она стояла рядом – полностью обнаженная и более прекрасная в своей наготе, чем я. Мой неумелый любовник перестал для меня существовать, ибо я впилась взглядом в нее. Меня совершенно заворожили ее бесподобные синие глаза, но еще больше – ее тело, сверкающее, будто свежевыпавший снег на солнце. Я не могла отвести взгляда от ее груди – большой, полной груди зрелой женщины, но сохранившей девичью упругость. Мне вдруг захотелось припасть к ней губами, ласкать нежные розовые соски. Неожиданно проснувшаяся страсть к женщине ошеломила меня. Я заставила себя перевести взгляд на англичанина, которого Элизабет подготавливала к потере невинности.

Крепко обхватив беднягу, Элизабет направляла его к цели. Я отклонилась, облегчив его члену первое знакомство с женским лоном. Войдя в меня, англичанин застонал от удивления и радости. "Так вот, оказывается, каков этот запретный плод!" – говорило все его существо, вырываясь из темницы викторианской морали.

И сейчас же его член заскользил внутри меня, подчиняясь дикому, необузданному и безудержному желанию. Я тоже не могла удержаться и вцепилась в англичанина, вскрикивая от каждого его движения. Обезумев от страсти, я едва ощущала руку Элизабет. Ее большой и указательный палец плотным кольцом сжали член у самого основания, сделав его еще тверже, чтобы и англичанин, и я получили как можно больше наслаждения.

Но скоро... слишком скоро он излил в меня все, что так долго копилось в нем. Внутри меня разлилась теплая волна. В этот момент мое нестерпимое желание уступило место нестерпимому голоду. Я впилась зубами в теплую мокрую кожу англичанина, прокусив ее на уровне плеча, и припала губами к ране. Такой сладчайшей амброзии я еще никогда не пробовала: экстаз, пережитый совращенным девственником, и мой затянувшийся голод делали ее необычайно вкусной.

Англичанин стонал от наслаждения, наслаждения жертвы, ибо "темный поцелуй" всегда доставляет людям непередаваемое чувственное удовольствие.

– Сделай рану пошире! – крикнула мне Элизабет. – Раздери кожу, пусть кровь льется. Не бойся, Влад ничего не узнает!

Я впилась зубами в его кожу (стараясь не приближаться к шее, чтобы ненароком его не убить). Я трясла головой, будто собака, треплющая пойманную крысу. Мой любовник вновь застонал, боль дарила ему дополнительное наслаждение. Его сильная ярко-красная кровь запачкала мне щеки, веки, грудь, руки. Я пила. Пила, пока не опьянела, пока не ослепла и не оглохла, полностью позабыв обо всем, кроме медленных ударов сердца англичанина.

Так могло бы продолжаться, пока его сердце не остановилось бы совсем, но чьи-то сильные руки оторвали меня от дивного пиршества. Я подняла голову, моргая, будто сова, на которую направили фонарь, и увидела Элизабет. Она подхватила нашего обессиленного гостя, вытащила из воды и уложила на полотенце, расстеленное на полу.

Лицо красавицы Элизабет было перемазано его кровью. Никакой ангел, никакая богиня не сравнились бы с ней сейчас – до того она была прекрасна. Затем она легко извлекла из остывающей воды, заметно подцвеченной красным, и меня. Я обняла ее за шею, чувствуя себя Психеей, спасенной Эросом[7].

Осторожно, будто ребенка, Элизабет положила меня рядом с англичанином и подала мне полотенце. Потом она опустилась на колени между нами и стала покрывать свое тело кровью из его раны. Она прижималась к ране губами, щеками, грудью и животом. Смочив в крови пальцы, Элизабет вдруг стала мазать ею мои губы, живот и грудь. Груди она уделила особое внимание. Прикосновение Элизабет было нежным, как перышко колибри. Очертив одну грудь, она стала двигать палец к соску, но делала это необычайно медленно, рисуя круг за кругом. Мое возбуждение нарастало. Потом то же самое она стала делать со второй грудью. Я уже не могла лежать спокойно, мои ноги извивались, ударяясь о каменные плиты, будто хотели покинуть меня и убежать. Но мое сердце жаждало остаться.

Утоленный голод принес с собой сонливость. Мне не хотелось шевелиться, и я была готова заснуть прямо на полу, забыв и про англичанина, и про Элизабет. Но когда ее губы приникли к моим и кончиком языка она начала слизывать с них капельки крови, я вдруг ощутила, что удовлетворила только голод. Страсть продолжала бушевать во мне, словно лесной пожар.

Казалось, вспыхнувшее пламя сожжет меня изнутри. Неужели это запретная любовь разожгла его? Дотронувшись одной рукой до затылка Элизабет, а другой – до ее спины, я заставила ее лечь на меня... Я пережила удивительное мгновение. Впервые за свои восемьдесят лет я ощутила любовь в ее истинном смысле – через соприкосновение двух теплых тел.

Элизабет покрывала поцелуями мое лицо, грудь, живот, с удивительным изяществом слизывая с кожи капельки застывающей крови. Потом она приподнялась и снова потянулась к раненому плечу нашего гостя, чтобы еще раз окунуть пальцы в его кровь.

А дальше произошло такое, отчего даже сейчас, когда я пишу, у меня начинают дрожать руки... Раздвинув мне ноги, Элизабет вошла своими окровавленными пальцами в мое лоно. Лаская его, она наклонилась и принялась слизывать кровь с моих бедер.

Я провалилась в бездонную пропасть наслаждения. Что было дальше, я почти не помню. Кажется, я стонала от страсти. Повторяю: все это было очень далеко от меня, будто стонал кто-то другой, а не я.

Но зато в мое забытье прорывались полные сладостной истомы вздохи моей дорогой Элизабет. Она, моя красавица, моя фея, лежала рядом. Я принялась осторожно убирать влажные локоны с ее лба. Почувствовав мое прикосновение, Элизабет открыла свои бесподобные синие глаза и улыбнулась. Я наклонилась и нежно поцеловала ее. Мы надолго замерли в объятиях друг друга.

Наконец-то я обрела то, что Влад лишь обещал мне, – вечную любовь. Я обрела возлюбленную.

– Дорогая, а теперь вставай, – услышала я голос Элизабет.

Я открыла глаза. Англичанин мирно посапывал, лежа на полотенце. От раны на его плече не осталось и следа.

Элизабет повела меня в соседнюю комнату, заставленную чемоданами, и раскрыла один из них. Себе она выбрала очаровательное бледно-желтое платье с широким кружевным воротником того же цвета, а мне – ярко-синее атласное со вставками из черного бархата. Потом она проводила меня до людской.

– Мы же совсем забыли про бедную Дуню! – воскликнула я, когда мы были уже у самой двери.

Элизабет улыбнулась и ободряюще похлопала меня по плечу.

– Не волнуйся, дорогая. Пока я здесь, я не позволю Дуне голодать. Но сейчас, милая Жужанна, даже ей не нужно знать о наших тайных встречах.

Я вздохнула, вынужденная согласиться с нею, хотя в душе мне было стыдно, что я оставила свою преданную горничную голодной.

Элизабет сразу же поняла мое состояние. Она очень нежно, но твердо взяла меня за подбородок и заглянула в глаза.

– Ложись и отдохни, – ласково, но твердо велела она. – К вечеру ты проснешься, и Влад ничего не заподозрит. Сомневаюсь, чтобы он позволил нам встречаться. Но обещаю, я сделаю все возможное и постараюсь его убедить, что вы с Дуней не должны без конца испытывать муки голода. Если он согласится, ты целиком отдашь ей ужин.