– Да выкладывайте же вы, что у вас случилось! Если уж вы сочли возможным нарушить мой сон, извольте говорить связно!

Несколько успокоившись, он сказал:

– Идемте в мое купе. Там вы увидите человека. Мертвого. Я не думал, что все так кончится, но я больше не мог ждать...

– Вы хотите сказать, что убили его? – едва слышно прошептал я.

Аркадий выдержал мой взгляд с большим трудом. Кажется, его клонило в сон.

– Да. Нечаянно. Мне требуется помощь, но помощь особого рода.

Я не стал выслушивать его объяснений, а быстро выбрался из постели и босиком, в одной ночной рубашке отправился к нему в купе. Дорога была каждая секунда. Иногда люди, разволновавшись, торопятся объявить покойником того, кто еще жив. Если Аркадий ошибся, я должен сделать все, что в моих силах.

А если он прав, тогда я должен собственными глазами увидеть мертвеца.

Лампа не горела, и купе заливал бледный лунный свет, струившийся сквозь незашторенное окно. Я заметил, что окно разбито. Лес в этом месте подходил к самой железной дороге, и, должно быть, какая-нибудь большая ветка полоснула по стеклу и оно разлетелось вдребезги. На стенах купе плясали тени деревьев.

Я не стал зажигать лампу, а сразу же приступил к осмотру, довольствуясь серебристым сиянием ночного светила.

Судя по позе, в которой находился мужчина, я заключил, что вначале он упал на диван, а когда поезд тронулся с очередной станции, скатился на пол. Это был пожилой, хорошо одетый человек, седовласый, с длинными обвислыми усами. Его грузное тело занимало собой почти все пространство между диванами, и мне едва удалось примоститься возле него на коленях.

С большим трудом я перевернул незнакомца на спину и приложил ухо к его груди. Сердце молчало, пульс ни на руке, ни на шее не прощупывался. На горле я заметил темное пятнышко и провел по нему пальцем – кровь! Остывающая кровь.

Аркадий был прав: этот человек умер, но его кожа еще сохраняла тепло. Убийство произошло совсем недавно.

– Я был осторожен, – тихо пояснил Аркадий.

Чувствовалось, что он и впрямь сожалеет о случившемся. Аркадий сидел напротив меня, подтянув колени к груди.

– Я так старался не пить слишком много, но он... он вдруг упал.

– Зажгите свет, – попросил я.

Аркадий наклонился ко мне, в лунном сиянии его лицо странно фосфоресцировало.

– Лучше не стоит. Это может привлечь нежелательное внимание. Я легко могу исчезнуть, а вот вы... Если вдруг сюда кто-то войдет и увидит вас над трупом…

– Зажгите свет.

Поколебавшись, Аркадий все-таки удовлетворил мою просьбу. В желтоватом свете лампы я наконец-то смог внимательно осмотреть жертву моего спутника. Видом своим покойный напоминал рождественского Санта-Клауса: курчавые седые волосы, толстая шея, выцветшие зеленые глазки, скрытые за очками в золотой оправе, круглые щеки и двойной подбородок. Я продолжал осмотр, благодарный своей профессиональной привычке сосредоточиваться на работе. Это помогло мне сдержать нахлынувшие эмоции, особенно когда я платком отер кровь и увидел след от укуса.

Такие же две дырочки я видел на шее Герды.

Я более не могу отрицать реальность этого безумства. Но почему я должен в нем участвовать?

Аркадий сидел, съежившись, и молчал, пока я не обратился к нему сам:

– Вы были правы. Этот человек умер не от потери крови. Смотрите: его губы и десны не побледнели, да и на щеках сохранился румянец.

– Значит, я не убил его? – с надеждой спросил Аркадий.

Я попытался сделать свой тон бесстрастным (хотя едва ли мне это удалось) и ответил:

– Я этого не говорил. Видите его глаза? Обратите внимание: один зрачок намного шире другого. Это один из признаков кровоизлияния в мозг. Апоплексический удар. Возможно, покойный испугался, и это стало причиной смерти.

– Я не вполне согласен с вами, поскольку сделал все, чтобы он не испытывал страха, – пробормотал Аркадий. Видя, что я встал, он заметно встревожился. – Абрахам, вы не можете просто так уйти. Я звал вас не затем, чтобы вы подтвердили факт его смерти.

– Тогда на какую помощь вы рассчитывали?

Я едва сдерживался. Конечно, здесь не Амстердам, не наш дом, и Аркадию уже не обязательно было играть в благородство. Какая наглость: совершить убийство и теперь пытаться сделать из меня пособника! Гнев во мне перемешивался с жалостью к несчастному старику, который ничем не провинился перед Аркадием.

– Я – врач, господин Дракул. Помочь этому человеку я уже не могу.

– Можете, доктор Ван-Хельсинг. Если вы не вмешаетесь, то через два-три дня он воскреснет и станет таким же, как я.

События минувшей недели поумерили мой скептицизм.

– И что же нужно сделать?

– Нужно отрезать ему голову и воткнуть в сердце кол, – прошептал Аркадий.

Я невольно отпрянул. Только сейчас до меня дошло, какую роль он мне уготовил. Повернувшись, я направился к двери, бросив на ходу:

– Это ваше и только ваше преступление. Вам и расхлебывать его последствия.

Я резко дернул ручку и вышел из купе в темный коридор. Аркадий последовал за мной. Он двигался бесшумно, сливаясь с бледным лунным светом. В ушах звучал его шепот:

– Как вы не понимаете? Я не могу сделать это сам, иначе не стал бы к вам обращаться. Подумайте, Брам. Отказываясь мне помочь, вы тем самым выпускаете в мир еще одного вампира, который принесет горе многим семьям, подобным вашей.

Не обращая внимания на его слова, я вошел в свое купе, лег и накрылся одеялом. Мой мучитель следовал за мной по пятам.

– Ван-Хельсинг, помогите мне! Вампир не может уничтожить другого вампира.

– Тогда отправляйтесь оба прямо в ад! – прошептал я дрогнувшим голосом. – По крайней мере, мир сможет вздохнуть спокойно.

Аркадий ответил не сразу. Голос его тоже дрожал, но от душевной боли.

– Абрахам, я давно готов туда отправиться и сделаю это при первой же возможности. Но и для этого мне нужна ваша помощь.

Я завернулся в одеяло и пролежал так до самого рассвета, обливаясь потом. Глаз я больше не сомкнул.

Утром, когда я зашел в купе Аркадия, труп исчез, словно он был всего лишь дурным сном.

Я доберусь до Трансильвании, разыщу Яна и Стефана и вернусь с ними домой. Но я не желаю становиться частью жуткого мира, в котором живет Аркадий, и не собираюсь быть пособником в его гнусных делах. Пусть не ждет, что я соглашусь участвовать в каких-то средневековых ритуалах или забивать себе голову разной чертовщиной. Все равно не дождется...

ДНЕВНИК СТЕФАНА ВАН-ХЕЛЬСИНГА

25 ноября 1871 года

Скоро мы будем дома.

Правильнее было бы написать – в Трансильвании. Для тех, с кем я еду, это родная страна, они возвращаются домой. Мне же предстоит ее увидеть впервые.

Дни и ночи стали похожи друг на друга. Я перестал ощущать течение времени. Днем меня стережет служанка по имени Дуня, ночью – Жужанна. Иногда я оказываюсь под перекрестным наблюдением их обеих.

Поначалу я боялся за свою жизнь, однако Жужанна все эти дни была необычайна добра ко мне. Я ни в чем не нуждаюсь. Никогда еще мне не доводилось путешествовать с таким исключительным комфортом. Мы едем в отдельном вагоне, нам подают изысканные блюда и тонкие вина. Должно быть, Влад сказочно богат, ведь все это стоит неимоверных денег. Я даже не знаю, кто нас обслуживает, поскольку до сих пор не видел ни одного проводника или официанта. Угощение появляется, словно по волшебству, и потом не менее волшебным образом остатки трапезы и приборы исчезают. В наших апартаментах на колесах поддерживается безукоризненная чистота. Либо Жужанна и Дуня сами прибирают в вагоне, либо это делают слуги, пока я сплю.

Вплоть до сегодняшнего дня я думал, что мы едем не только в отдельном вагоне, но и в специальном поезде. Теперь я понимаю: это доставило бы Жужанне значительные неудобства. Вскоре я объясню причины, заставившие меня переменить мнение.

Дуня – мой дневной страж – невысокая худощавая женщина, такая же черноволосая, как и Жужанна, но в ее кудрях заметен рыжеватый оттенок. Судя по внешнему виду, они со своей хозяйкой принадлежат к одной национальности, хотя по сословной лестнице отстоят весьма далеко друг от друга. Дуня – простая служанка, скрытная и, скорее всего, неграмотная. В Голландии таких не встретишь. Она начисто лишена чувства собственного достоинства. По всей видимости, именно этим и объясняется ее робость. Со мною она почти не разговаривает, а на вопросы отвечает односложно. Иногда ее испуганные темные глаза становятся совсем пустыми (я пришел к выводу, что так бывает, когда Жужанна или Влад контролируют ее разум). Я совершенно уверен, что, когда Дуня наставляет на меня револьвер, дабы помешать мне бежать, ею управляют. В такие моменты она смотрит невидящим взглядом, словно манекен в витрине.