Отвернувшись к стене, Квазимодо навострил уши. В клетку вели новосела. Похоже, на этот раз дело обошлось без волшебного напитка, путающего мозги. Пленник яростно сопротивлялся. Обычно молчаливые надзиратели натужно пыхтели. Кто-то из них шепотом выругался. Возня шла у крайних решеток, там, где сидел Ныр. Квазимодо с интересом слушал звуки яростной молчаливой борьбы. Да, нелегкий день нынче выдался у тюремщиков. Что ж так? Снадобье не действует или кто-то такой догадливый нашелся, что пить отраву не желает? Видать, крутой тип – никак его в клетку не запихнут.

Там раздался крик боли, посыпались полновесные проклятия. Пленник умудрился укусить одного из конвоиров.

Нет, нужно посмотреть на этого молчаливого отчаянного парня. Квазимодо рискнул осторожно подобраться к решетке, выглянуть.

Шесть надзирателей, путаясь в балахонах, впихивали в загон пленника. Удивительно, но особым здоровяком упрямец внешне не казался. Сухощавая тонкая фигурка, скованные за спиной руки. Но вырывался хлипкий пленник на диво ловко. Ящерицей выскальзывал из рук, рвался прочь от распахнутой дверцы клетки. Рыжие длинные волосы мелькали темным огненным факелом. Парень падал на колени, ввинчивался между ног надзирателей. Два раза он почти вырвался. Но в коридоре было слишком тесно.

Вор наблюдал за сопротивлением незнакомца с искренним восхищением. Вот это ловкач. В свое время Квазимодо немало поработал на улицах и рынках прибрежных городов. Там было где проявить шустрость и изворотливость. Вор и проявлял, довольно успешно, раз остался жив и даже сохранил последний глаз. Но до этого рыжего ловкого незнакомца вору было далеко, и сам Квазимодо это прекрасно понимал.

Зло сопели тюремщики. Раскачивались, бросая судорожные тени, светильники, шаркали подошвы по плитам пола, трещала одежда. Упрямый пленник не получил «форменную» красную набедренную повязку, но теперь его собственная одежда из свободных светло-коричневых штанов и такой же рубахи уже превратилась в живописные лохмотья. Надзиратели старались не причинить вреда пленнику, но его одежду никто щадить не собирался.

Вор искренне болел за новоприбывшего, но понимал, что сопротивление бессмысленно. Раньше нужно было биться за свободу. А теперь попал ты, парень. Вшестером не справятся, еще десяток набежит. Здесь этих козлов в балахонах что сардели[38] в море.

Но пока рыжий парень держался. Превосходящему противнику никак не удавалось запихнуть его в узкий проем в решетке. Квазимодо никак не мог понять – вроде скрутили бедолаге руки, сжали ноги, а из клетки его словно что-то выталкивает. Видно было плохо, и вор не сразу понял, что и правда пленника выталкивает. Отчетливо мелькнули ноги в мягких башмаках из сыромятной кожи. Выходит, новоприбывших двое, и засунутый первым в клетку пленник чем может помогает оставшемуся в относительной свободе коридора товарищу. Что ж это делается? Не положено по двое в одно стойло пихать. И куда лорд Дагда смотрит? Никаких условий для нормальной тюремной жизни.

Квазимодо с сожалением покачал головой. Вроде геройски держится этот рыжий с товарищем. Бьются молча, яростно, а толку что? Поберегли бы силы для дела.

Прибежали еще трое надсмотрщиков. Перед свежими силами рыжий парень не устоял. Его наконец впихнули в клетку, клацнул замок. Представление было закончено. Квазимодо юркнул на свой матрац. Мимо, распространяя запах едкого пота, прошуршал рясой один из тюремщиков. Через мгновение в тишине зашаркала метла. Надзиратель торопливо подметал коридор. Порядок здесь все-таки уважали.

Квазимодо принюхивался к куску выданного на ужин мяса, раздумывал, можно ли его есть или лучше подождать и стащить что-нибудь не столь питательное, но уж наверняка более безопасное ночью. Питалась челядь и охрана замка хорошо. Вообще жизнь в городе Калатер проистекала благополучно. В этой мысли сходились все, кого удалось подслушать вору. Действительно – везде порядок, все одеты, обуты, ярмарки каждую неделю. Ну а то, что господа с преступниками да с дарками приблудными чудят, так на то они и господа. Где ж их умом понять?

Квазимодо поразмыслил, не стоит ли попробовать поговорить с рыжим парнем и его товарищем. Ребята они решительные, если их из клетки выпустить, пойдут до конца. Вор решил все-таки не рисковать – решительные они, конечно, решительные, только шибко горячие, хоть и молчат как рыбы. С боем из замка не вырваться, будь ты хоть самим Туата Де Дан.[39] И кусаться без толку здесь неуместно. Нет уж, лучше Ныра взять. Он хоть слушаться будет и зубами своими мелкими цапать, когда необходимость возникнет.

В тишине вор привычно нащупал отмычкой замочную скважину. Замок легко открылся. Вокруг уже стояла ночная сонная тишина. Вор на цыпочках выбрался в коридор. Тускло горел светильник. Ровно дышали обитатели клеток. Внутрь вор предпочитал не заглядывать. Никакого толку – одни нервы. Особенно Квазимодо старался не смотреть на чудовищно укороченное, почти потерявшее человеческий облик существо. Впрочем, остальные узники также не вызывали у вора симпатии. В камере рядом сидел орк, зубастый, длиннорукий, шерстяная шапка волос совсем скрывала его глаза. Только, кроме зубастости и косматости, ничего свободного и независимого в бывшем горце не осталось. Такой же вялый овощ, как и остальные.

Рядом с клеткой новоприбывших валялась рассыпанная по плитам пола каша и куски мяса. Не жрать отраву – это, конечно, правильно, но выставлять напоказ свое упрямство зачем? Эх, где только таких гордых рыжих делают?

Квазимодо прокрался к клетке фуа.

– Валяешься, лягушка? Жир належиваешь?

– Ну, валяюсь, належиваю, иногда сижу, хожу в ведро и хочу бабу, – сердито прошептал ныряльщик, подползая к решетке. – Ты когда за водой пойдешь? Я сейчас издохну.

– Не издохнешь. – Вор ухмыльнулся. – Раз бабу хочешь, значит, до настоящей жажды далеко.

– Сволочь ты однобокая, – грустно прошептал фуа. – Я пить хочу.

– Ладно тебе, – пробормотал Квазимодо. – Принесу и воды, и пожрать чего-нибудь легенького. Завтра нам силы понадобятся. А то, что бабу хочешь, как раз и обнадеживает – настоящим бойцом становишься. А то как же – «меня от ваших баб воротит», «и взглянуть побрезгую».

– Лучше бы меня по-прежнему воротило. Ты не знаешь – она такое мучение.

– Ну, где мне понять. Это ты у нас такой любовник пылкий, неукротимый, – морщась, прошептал вор. – Ладно, ты мне своими влюбленностями похотливыми голову не забивай. Я на разведку и за водой.

– Эй, селянин, подойди сюда, – громко прошептали из соседней клетки.

Направившийся было к ступенькам, Квазимодо неохотно остановился.

– Подойди сюда, одноглазый, не пожалеешь, – настойчиво прошипели из стойла, где сидели новые пленники. – Не будь дураком, селянин, лови свое счастье.

– И где это вы такую кучу счастья надыбали, что раздаете так легко? – пробурчал вор, приседая перед решеткой.

Рыжий драчун прижался к брусьям. Яркие темно-карие глаза второго пленника сверкали в глубине клетки.

– Одноглазый, открой замок. Получишь сотню серебром. Тебе такое богатство и не снилось.

Квазимодо фыркнул:

– Выгодное предложение. Вы, наверное, монетки на теле держите? В самом темном месте?

– Выйдем – получишь. Слово даю. – Рыжий парень яростно стиснул брусья решетки. – Я не обману.

– Мне-то что? Я ваш замок все равно открыть не могу. На моей двери стоит старый, разболтанный, сам открывается. Так что не судьба, извините.

– Врешь! – Рыжий даже зарычал по-собачьи. – Попробуй, урод. Если получится, я тебя отблагодарю по-княжески. Только открой решетку, быдло тупое.

– Не могу, сказал же, – раздраженно прошипел Квазимодо. – Да что вам сдался этот замок? Дальше караулки ведь не уйдете.

– Уйдем! Я вырежу всех в этой смрадной дыре разврата. Кровь будет хлюпать под ногами, они утонут в ней, я сдеру шкуру с их воинов и сделаю из них…