Улица привычно готовилась к вечерним развлечениям. Первыми вспыхнули рекламы лотерей. Искатели счастья атаковали электронные машины, выбрасывающие шестизначные числа. Машины учитывали психологию людей, люди старались угадать психологию машин. Угадавший загребал миллион. Иногда в газетах появлялись портреты счастливчиков, и новые сонмы страждущих спешили положить свои медяки у ног ненасытного Молоха удачи.

Одна за другой, как яркие гнилушки, освещающие только самое себя, загорались вывески дансингов и кинотеатров, кабачков с танцами и ресторанов со стриптизом. С пролетающего самолета улица казалась сверкающей змеей, делающей стремительный рывок.

Ли Керри выпрыгнула из вагона монорельсовой воздушки, и эскалатор, мягко шурша, опустил ее на мостовую. Маклин ждал на традиционном месте.

– Салют! – крикнула Ли, поднимая руку, чтобы он разглядел ее в толпе.

При неверном свете реклам она была необычайно хороша в коротком, сильно декольтированном платье нежно-голубого цвета. Светлые прямые волосы небрежно падали на спину и грудь, согласно последней моде. Маклин, высокий, подтянутый, с седеющими висками, походил на преуспевающего бизнесмена.

"Неудачник! – подумала Ли, с внезапным раздражением окидывая взглядом его красивое лицо. – Окончить университет – и работать лаборантом! Беден, но честен. Тоже мне рыцарь Печального Образа!"

Она с облегчением подумала, что эта затянувшаяся и совершенно бесперспективная связь сегодня наконец-то будет прекращена.

– Знаешь что? Пойдем в "Голубую мечту", – неожиданно предложил Маклин.

– Что это тебе захотелось в этот кабак? – удивилась Ли.

– Так. – Маклин рассмеялся: – Сегодня у меня чуть было не появился соперник.

Ли равнодушно пожала плечами.

Против ожидания, в "Голубой мечте" было вполне приличпо. Они прошли в малый, "семейный" зал. Эстраду занимал невиданный музыкальный гибрид – цыганский джаз, и тихие полузабытые мелодии создавали минорное настроение. Две красивые цыганки в мини-юбках заученно поводили плечами, обжигая публику сверкающим от белладонны взглядом. Вдоль стены стояли пальмы в нарочито старомодных горшках. Листья их блестели, будто начищенные. Официант ловко откупорил бутылку с тягучим янтарным ликером.

…А полчаса спустя в большом зале "Голубой мечты" встретились молодой Бигль и Хари.

– За удачу! – сказал Хари.

– За удачу! – откликнулся Джонни. – Финиш! Наконец-то! Двадцать лет тянулась эта история. Я был совсем сопляком, когда впервые услышал о "Берте". И потом, пока рос, отец все время твердил, что эта тайна должна быть нашей. Это было как заклинание. Сколько денег мы ухлопали на поиски! Двенадцать трупов проложили дорогу к этому парню с распылителем. А уж как Форрес прятал его! Слава богу, все это позади. Завтра мы станем королями мира. – Он торжественно поднял бокал и чокнулся с Хари.

…Чей-то взгляд упорно сверлил спину Ли. Наконец она неохотно обернулась. Толстяк за соседним столиком таращил бессмысленные глаза, в которых уже не было ничего человеческого. Ли смерила его презрительным взглядом и отвернулась, судорожными глотками прогоняя внезапную тошноту.

– Вышвырнуть его? – предложил Маклин.

– Оставь, с такими не связываются. – Она нервно закурила. – Какое животное!

– А ведь когда-то, наверное, был кудрявым херувимчиком, чистым, как безоблачное небо, – задумчиво сказал Маклин. – Думали ли папа с мамой…

– Все мы были когда-то как небо, – неожиданно горько засмеялась Ли. Не переводя дыхания она вытянула содержимое пятого бокала, и в ее прищуренных глазах появилась сентиментальность. – Вспоминаю свой первый бал. Мне стукнуло семнадцать, но я еще не задумывалась, почему это нас не приглашают в некоторые дома, хотя мы были богаче всех в городе. И вот я позвала друзей, подружек, и мы всю ночь танцевали, бегали по саду, целовались украдкой… Это было как раз семнадцать лет назад. Когда проступила заря, я вдруг поняла, что детство кончилось, но ничуть не испугалась. Я ощутила себя такой… такой… чистой, что ли. Никакая грязь, казалось, не могла прилипнуть ко мне. Никакая…

Она торопливо схватила бокал, залпом выпила. В углах ее густо накрашенных губ наметились горькие складки. Раньше этих складок не было. Впрочем, Маклин и сейчас их не видел.

– Семнадцать лет, странное совпадение! – усмехнулся он. – Семнадцать лет назад я окончил университет и с новеньким дипломом в кармане шел по дорожке. Да что там шел – летел! Такая белая мягкая дорожка из речного песка. Она кончалась у красивых металлических ворот, а за ними – твердое гудронированное шоссе. Закрыл ворота – и куда хочешь. И, шагая по этой дорожке, я был непробиваемо уверен, что удача зажата у меня в кулаке… Теперь я частенько сомневаюсь, а была ли она, та дорожка?

Он, не глядя, протянул руку, и его пальцы безошибочно обхватили резную стеклянную поверхность бокала.

А в соседнем зале шел свой разговор:

– Уж и не помню, кому пришла в голову эта идея – телепортировать бутылку с вином. Наверное, профессору, он мастер был на всякие выдумки. Синтезатор в тот раз стоял у него на квартире; мы переносили аппарат с места на место, чтобы проверить, как влияет на телепортацию расстояние, а также всякие экраны – железные, свинцовые, магнитные и какие-то там еще. В конце концов оказалось, что "Берте" все нипочем – и расстояние и экраны. Профессор просто молился на нее за такую мощь, как какой-нибудь язычник на своего деревянного идола. И надо сказать, "Берта" достойна преклонения: достаточно посмотреть, как ловко она синтезирует всякие предметы. Ты еще увидишь это. Сначала из раструба синтезатора появляется легкое голубое сияние. Только оно не растекается вокруг, а дрожит на одном месте. Потом оно начинает густеть, темнеть, становится угольно-черным, и у тебя почему-то делается нехорошо на душе. Профессор пытался объяснить, каким образом это сияние влияет на психику, но, по-моему, он и сам этого не понимал, а уж я и подавно. Под конец ослепительно вспыхивает молния, и ты невольно зажмуриваешься, а когда открываешь глаза, у раструба уже лежит посылка. И хотя на этом сеанс кончается, ты ходишь целый день с таким чувством, будто прикоснулся к чему-то недозволенному. Как если бы подобрался к замочной скважине ада, полюбовался на поджариваемых грешников и благополучно вернулся на землю. Нельзя людям наблюдать зрелища богов. Поэтому после второго иди третьего раза мы предпочитали быть подальше от синтезатора, когда он работает.

Хари передохнул и отпил глоток.

– Так вот насчет бутылки. Мы распылили ее в лаборатории, а потом вскочили в машину и помчались на квартиру профессора. Я первый обратил внимание, что этикетка на бутылке как-то пожелтела, будто выгорела, и надпись на ней почти не видна. Профессор сказал, что, вероятно, с атомами что-то случилось в пути, что это явление он безусловно расследует, а пока надо поскорее "закончить" опыт. Он частенько прикладывался к рюмке в последнее время. Денежки-то надо было отрабатывать, а Форрес не любил долго ждать. Ну, и я тоже был не дурак хлебнуть. Что это было за вино! – Хари восторженно закатил глаза. – Оно постарело. Понимаешь? Профессор сидел как пришибленный и только облизывался. А потом вскочил и начал трясти меня за плечи, и глаза у него были такие, что я крепко перетрусил. "Хари! – орал он. – Хари! Да понимаешь ли ты… понимаешь… Это же бессмертие!" И он с ходу объяснил, что, очевидно, старение организма или там любого вещества вызывается тем, что атомы меняют расположение друг относительно друга по заданной программе. В организме эта программа записана в генах, но можно управлять атомами и извне. Дело в том, что каждому отрезку времени соответствует определенное пространственное поле, в котором атомы располагаются в единственной, неповторимой комбинации, и что "Берта" именно такое поле и создает. А следовательно, можно ее заставить дать такие параметры поля, чтобы атомы скомбинировались так, как они лежали, положим, двадцать лет назад или как будут лежать двадцать лет спустя. Если ты, скажем, умираешь от рака, достаточно тебя телепортировать с минус упреждением и ты снова молод. Тогда-то он и выдвинул идею создания фирмы "Молодость", которая должна была сделать его самым богатым бизнесменом на земле. Признаться, мне это не очень понравилось. Сейчас-то я смотрю на это дело по-другому, а тогда подумал, что в таком случае твой родитель вечно будет руководить фирмой и нет никакой надежды выдвинуться. И я подумал: хорошо, что профессор сегодня умрет, иначе он такое натворит…