— Кофе, — сказала Сара.

— И все? Может, еще полграфинчика вина?

— Почему бы и нет?

Еще Сара хотела задать один необязательный, но очень интересный вопрос. Она знала, что многие люди, у которых было счастливое детство (и не только они), воспринимают мать и отца бесполыми и не представляют сексуальных отношений между ними. И Джеральд, такой сильный и «земной», казался Саре каким-то асексуальным. Она не помнила, чтобы он целовал мать или хотя бы касался ее руки. И тут в сознании всплыло то утро, в доме на Холи-маунт, когда Сара по обыкновению вбежала в комнату отца и застала его не в одиночестве, а с матерью — оба спали, крепко обнявшись.

— А у Джона была девушка? — резко спросила Сара.

Они возвращались из ресторана в свете фонарей. Стефан пожал плечами:

— Была какая-то. Кажется, тоже работала в газете. Шейла или Шерли. Тогда я в таких вещах еще не разбирался, но, кажется, ничего такого между ними не было. Домой Джон ее не приглашал. Не помню даже, как я узнал о ее существовании. Наверное, встретил их вместе на улице.

— Расскажите, как он исчез.

Стефан отпер дверь, и они прошли в дом. Часы в холле пробили один раз. Половина девятого.

— Чего-нибудь хотите? — предложил дядя. — Вина?

— Не стоит. Мне еще машину вести. — Голова и так плыла, но от глотка бренди она бы не отказалась. — Разве что капельку бренди, если найдется.

— Конечно.

Присев на диване в гостиной, Сара размышляла об отце, его юности, любимых братьях и сестрах. Сегодня она точно не уснет. Нет смысла мчаться домой и мучиться всю ночь бессонницей. Лучше остаться дослушать повесть до конца, не откладывая на потом. Стефан вернулся с бокалом и отнюдь не «капелькой» бренди.

— Спасибо, — поблагодарила Сара и неожиданно для себя подняла бокал. — За Райанов!

— Да, мы еще живы, — улыбнулся Стефан. — Я и мои дети. Двое — Джеймса, двое — Маргарет.

— А у Мэри детей не было?

— Мэри ушла в монастырь.

— Ой! — по-детски вскрикнула Сара.

— Точно, «ой». Я сам долго не мог привыкнуть. Но это действительно было ее призвание, по-другому и не скажешь. Джозеф это сразу понял и обрадовался. Мэри умерла пять лет назад. Видите ли, мы не долгожители. Кажется, я собирался рассказать, как исчез Джон.

— Да.

Стефан уселся напротив, откинулся в кресле, созерцая потолок, а потом выпрямился, словно готовясь к тяжелому испытанию.

— Это случилось летом 1951 года. Второго июля Мэри праздновала день рождения. Джон пришел к нам, он бы в жизни не пропустил такой праздник. Гостей не звали, это нам было не по карману. Мэри пригласила только двух одноклассниц на чай. Ей исполнилось шестнадцать. Все собрались — Джеймс, правда, работал в ночь, зато Джекки и малыш Питер сидели с нами. Твой отец, Джон, подоспел к восьми — заканчивал репортаж о ежегодном собрании какого-то общества. Какого именно, не помню. Джон принес Мэри подарок, даже два: коробку шоколадных конфет (шоколад выдавали по карточкам, целая коробка была роскошью) и сборник стихотворений «Юный Пегас». Мэри его долго хранила. Книг у нас было мало, и эту я запомнил. Потом мы играли в Игру. Даже мы с Мэри считали ее слишком детской, но в семье всегда в нее играли, когда собирались вместе. Мы обожали проверять ее на одноклассниках — сообразят ли они, в чем загвоздка. Смешная игра: ты говоришь…

— Я передаю ножницы закрытыми, — тихо продолжила Сара.

— Ага, — Стефан кивнул, подумал и снова кивнул. — Значит, он и вас научил?

— Да.

— А я научил своих детей, а Маргарет — своих. Насчет Джеймса сомневаюсь. Кстати, Маргарет жива, а вот Джеймс умер — от инфаркта, как и твой отец. Только мы с Маргарет и остались. Так, о чем я? Точно, о дне рождения. В тот день мы последний раз видели Джона. Он пожелал всем спокойной ночи и поспешил на автобус в Уолтамстоу. Автомобилей тогда почти не водилось. Ни у кого из наших знакомых машины не было. Когда Джон уходил, он выглядел веселым и бодрым, как обычно. Был понедельник, он пообещал маме заглянуть в среду и попить у нас чаю перед очередным заданием. Может быть, речь шла о собрании городского совета Лейтона, не помню. Еще Джон хотел нам что-то рассказать, но это, сказал, не к спеху.

— Рассказать? Но что?

— Мы так и не узнали. Он не пришел. Джон был очень обязательным, всегда держал слово. Если такие люди подводят, значит, случилось что-то серьезное. Мама сразу заволновалась, а когда Джон не явился и на следующий день, то чуть с ума не сошла.

— Она не звонила ему?

— У нас не было телефона, Сара. И у Джона не было. В пятницу мама попросила Джеймса сходить в офис «Индепендента» — там размещалась типография — и все разузнать. На работе Джона тоже не видели. Он исчез, даже не попрощавшись. Впрочем, коллег это не удивило: оказывается, за несколько недель Джон подал заявление об увольнении — ему оставалась всего пара дней. Мама решила, об этом он и хотел рассказать: Джон перешел в другую газету и уезжал от нас.

— Так и случилось, — подтвердила Сара. — А когда вы перебрались в Плимут, Стефан?

— В 1971 году. А что?

— Отец работал в Плимуте, в «Вестерн Морнинг Ньюс» с 1951 по 1957 год.

— Но уже не как Джон Райан?

— Нет, как Джеральд Кэндлесс.

— А! — в который раз воскликнул он и замолчал. Потом продолжил: — Джозеф заявил в полицию об исчезновении пасынка, но власти не проявили интереса. Молодой человек, живущий отдельно от семьи и не представляющий угрозы для общества…

— А вы? Кто-нибудь из вас пытался его найти?

— Наша семья не детективное бюро, — сухо ответил Стефан. — Мы не знали, с чего начать. У нас и телефона-то не было. Джозеф — не помню, говорил ли я вам — работал почтальоном. Джеймс — автомехаником. Мы с сестрами были еще слишком молоды, к тому же Маргарет готовилась к университету — тоже чудо в глазах мамы и Джозефа. Постепенно мы все смирились с уходом Джона. Мы горевали, нам очень его не хватало — но что мы могли поделать? Кажется, спустя какое-то время Маргарет разослала в провинциальные газеты запросы, не работает ли там наш брат, Джон Чарльз Райан, но везде ей ответили отказом. Ничего удивительного, судя по тому, что вы рассказали. Это все, что я знаю. С тех пор прошло сорок шесть лет, но Джона мы не видели. Никто из нас не видел.

— Насколько вам известно.

— Да, — согласился Стефан с некоторым удивлением. — Насколько мне известно.

Пора ехать. Разумеется, она еще заглянет. Им со Стефаном есть что обсудить. Саре хотелось узнать, как жила семья потом, после исчезновения старшего брата, но времени не было. Они и так просидели больше шести часов. Стефан устал, щеки ввалились от напряжения и горестных воспоминаний. У Сары разболелась голова. Она чересчур много выпила, а теперь еще нужно ехать много миль через болота до Тавистока, а потом до Окхэмптона и Бидефорда. Остался всего один вопрос. Сара уже стояла в прихожей, Стефан подал ей пальто.

— Вы рассказали обо всех членах семьи, кроме одного. Третьего брата, Десмонда. О нем вы ни не проронили ни слова.

— Да, — согласился он.

— Насколько я понимаю, он тоже умер. Вы сказали, в живых остались только вы с Маргарет. Что же случилось с Десмондом?

Стефан проводил Сару до выхода, открыл дверь и на минуту сжал руку племянницы. Ей показалось, что дядя хотел ее поцеловать, но не стал.

— Не сегодня, — сказал он. — В следующий раз. Мы оба слишком устали. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Стефан, — попрощалась она.

24

— На самом деле закат не бывает багровым, — сказала она. — Небо багровеет, лишь когда солнце скроется.

«Человек из Фессалии»

Над болотами висел туман. Он стелился по дороге в низине, повисая обрывками на ветровом стекле. Сара вела машину медленно, неуверенно, сама не понимая, что именно — алкоголь или эмоции — тому виной. Часами она сдерживала слезы, а теперь они давили, обжигая глаза. И в то же время Сара боялась заснуть за рулем, боялась, что нога соскользнет с педали и машина въедет в густой туман — в какую-нибудь реку или пруд, или врежется в стену.