Литмир - Электронная Библиотека

Барбара Вайн

Черный мотылек

Патрику Махеру

*

Он хотел семью. Он знал это смолоду, с пятнадцати или шестнадцати лет, — уже тогда вглядывался в свои мысли, изучал сердце, а потому внес поправку: он хочет семью, которая добавилась бы к уже существующей. Не только братьев и сестер, но и собственных детей. У его родных появятся племянники и племянницы, у его детей будут любящие братья и сестры. В мечтах ему представлялось, как все они будут жить вместе, в большом доме, более просторном, чем их нынешнее жилье. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать, насколько несбыточна эта мечта.

Позже он понял кое-что другое: мужчины относятся к жизни совсем иначе. За редким исключением. Это женщины мечтают о ребенке, а мужчины снисходят к их желанию. Мужчина думает о рождении сына, чтобы передать ему свое имя, семейное дело. А он хотел детей потому, что ему нравилась большая семья и хотелось, чтобы она стала еще больше. Друзья мало значили в их жизни. Зачем человеку друзья, когда у него есть семья?

Многие из его мыслей и чувств были неуместны для мужчины. Неправильны. Скажем, в той семье, о которой он грезил, должна быть женщина, мать. Он знал правила, знал, как это случится: встретит девушку, полюбит ее, станет ухаживать, обручится и женится. Почему это так сложно? Девушки ему нравились, но «не в таком смысле». «В таком смысле» — это поцелуи, прикосновения и все прочее, о чем бесконечно и однообразно рассуждали одноклассники. Мальчики только и думали о том, как проделать все это с девочками, некоторые похвалялись, что уже сделали это. Но он осознавал, что для него и сам акт, и даже подступы к нему окажутся тяжким испытанием, пыткой и подвигом, словно экзамен по французскому языку, в котором он далеко не силен, или участие в ненавистном кроссе по пересеченной местности.

И он знал уже — как? откуда? — что для него это — не настоящее.

Джеральд Кэндлесс.

«Меньше значит больше»

1

Мы заблуждаемся, говоря о «выразительных глазах». Веки, брови, губы — все черты лица передают состояние чувств, но глаза — лишь цветные стеклянные капли.

«Вестник богов»

— Ни слова моим девочкам, — сказал он по пути из больницы. «Моим девочкам» — словно к ней они не имели никакого отношения. Урсула привыкла — Джеральд всегда говорил так, и дочери действительно принадлежали ему.

— Я этого не слышала, — сказала она. — Тебе предстоит серьезная операция, и ты хочешь скрыть все от взрослых детей?

— «Серьезная операция», — передразнил он. — Точь-в-точь сестра Саманта в сериале про госпиталь. Не хочу, чтобы Сара и Хоуп знали заранее. Они будут переживать за меня.

Не льсти себе, мысленно съязвила она, зная, что несправедлива. Он прав: девочки будут переживать за него, мучиться. Это ее чувства сводились к легкой обеспокоенности.

Он заставил ее дать слово, и она согласилась без возражений. Ей вовсе не хотелось брать на себя роль горевестника.

Девочки приехали в конце недели — как обычно. Летом они проводили с родителями все выходные, и зимой тоже, если снег не заметал дорогу. О том, что на ланч приглашены Ромни, они забыли. Хоуп скорчила гримасу — ту, что отец называл «большой пастью»: оскалилась, вытянув шею.

— Хорошо, хоть только на ланч, — заметил Джеральд. — Когда я познакомился с этим парнем, то пригласил его на все выходные.

— Он отказался? — Судя по интонации, с какой Сара задала этот вопрос, скорее можно отказаться от бесплатного круиза.

— Нет, он-то не отказался. Но потом я написал ему, предложил остановиться в гостинице и зайти на ланч.

Рассмеялись все, кроме Урсулы.

— Он везет с собой жену.

— Боже, папа, их там много? У него еще и дети есть?

— Не знаю, детей я не приглашал. — Джеральд ласково улыбнулся дочерям и добавил не без лукавинки: — Можем поиграть в Игру.

— С ними? О, давай, — подхватила Хоуп. — Мы уже целую вечность не играли в Игру.

Титусу и Джулии Ромни польстило приглашение от Джеральда Кэндлесса, а если они рассчитывали поселиться в доме и не платить за номер в «Дюнах», то не признавались в этом даже друг другу. Джулия ожидала столкнуться с эксцентричностью, возможно, даже грубостью Кэндлесса — человек-то гениальный, — и для нее приятным сюрпризом стала встреча с гостеприимным хозяином, приветливой; хотя и молчаливой хозяйкой и двумя красивыми молодыми женщинами (как выяснилось, дочерьми).

Ее супруг — наивный человек — надеялся получить доступ в кабинет, где вершится таинство творения. Он и на подарок рассчитывал, — конечно, не на первое издание, это уж слишком, — но был бы рад любой книге с автографом писателя. И поговорить о литературе: как Кэндлесс пишет, когда пишет, а теперь, завидев дочерей, хотел выяснить, что значит для них быть его дочерьми.

Стоял жаркий солнечный июль, но до начала сезона оставалось еще несколько дней, поэтому Ромни удалось снять комнату в гостинице. Ланч подали в темноватой и прохладной столовой, из окон которой моря не видно. Кэндлессы и не думали беседовать о книгах, они обсуждали погоду, отдыхающих, пляж и мисс Бетти, которая убирала в доме и мыла посуду. Джеральд сказал: мисс Бетти не лучшая помощница по хозяйству, но у нее такая смешная фамилия, за то и держим. Имелась еще одна мисс Бетти и мать, миссис Бетти, все они жили в небольшом коттедже в Кройде. Новый вид карточной игры — «Несчастливое семейство», сказал он и засмеялся, а вместе с ним и дочери.

Французские окна приемной — так называл Кэндлесс это помещение — выходили в сад с розовыми и лиловыми гардениями, за садом начиналась оконечность мыса, длинный, изогнутый луком берег и море. Джулия спросила, как называется остров, и Сара, поморщившись, ответила: «Ланди». Сразу ясно: только круглый невежда мог задать подобный вопрос. Кофе принесла какая-то женщина, наверное та самая мисс Бетти, Хоуп разливала спиртные напитки. Джеральд и Титус выбрали портвейн, Джулия попросила еще «Мерсо», Сара и Хоуп пили бренди — Сара неразбавленный, Хоуп со льдом.

И тут Джеральд сделал объявление. Джулия терпеть не могла подобных штучек. Разве нормальные люди занимаются подобными глупостями? В наши дни? Взрослые люди? Высокообразованные? Увольте!

— А теперь мы сыграем в Игру, — провозгласил Джеральд. — Посмотрим, насколько вы умны.

— Вот бы найти человека, который сразу разберется что к чему, — сказала Хоуп. — Или нас это взбесит, как ты думаешь, папа?

— Взбесит, — подтвердила Сара, нежно целуя Джеральда в щеку. Уже не первый поцелуй, но Ромни каждый раз смущенно поеживались.

Отец перехватил ее руку, легонько похлопал:

— Ну, такого еще не бывало, верно?

Джулия поймала взгляд Урсулы. Должно быть, та что-то разглядела в ее глазах — вопрос или страх.

— Я не стану играть, — сказала Урсула. — Мне пора на прогулку.

— По такой жаре?

— Ничего страшного. Днем я всегда выхожу погулять вдоль моря.

Титус, тоже не любитель салонных забав, спросил, как называется эта игра.

— «Несчастливые семейства», о которых вы упоминали?

— Нет, эта игра называется «Передай ножницы», — ответила Сара.

— Какие правила?

— Правило одно: делать как надо.

— То есть мы все что-то делаем, и можно сделать это правильно, а можно неправильно?

Сара кивнула.

— А как узнать, правильно или нет?

— Мы вам скажем.

Хоуп достала ножницы из ящика высокого комода. Когда-то в ход шли кухонные и портновские ножницы Урсулы, даже маникюрные — любые, какие под руку попадутся. Но Игра и все ее принадлежности доставляли игрокам столько радости, что еще в те времена, когда девочки были маленькими и жили дома, Джеральд приобрел викторианские ножницы с кольцами в виде серебряных птиц и острыми кончиками. Эти самые ножницы Хоуп протянула отцу, чтобы тот начал Игру.

Подавшись вперед в кресле — он сидел спиной к окну, — широко расставив ноги, Джеральд раскрыл ножницы так, что лезвия образовали прямой угол. На губах его играла улыбка. Это был крупный мужчина, чью шевелюру журналисты сравнивали с львиной гривой. Но курчавая грива уже поседела, приобрела оттенок металлической стружки. Руки большие, пальцы длинные. Он протянул ножницы Джулии Ромни, промолвив:

1
{"b":"129646","o":1}