Ехать до Рокпорта чуть больше часа. Бросив машину на стоянке в центре города, я прошла мимо всех галерей и туристов окольными дорожками к океану, пробралась к самому берегу между оградами частных владений, села на скользкий здоровый камень, стала смотреть на белые хвостатые волны и стараться ни о чем не думать.

В общем, у меня получилось. Когда вокруг начало слегка смеркаться, а океан посерел, я поднялась, отряхнула слегка подмокшую юбку, обнаружила, что жутко закоченела, и бодрой рысью потрусила к машине.

Ник снова вернулся раньше меня. Он сидел в кухне, опершись руками о стол, на котором стояла яркая коробка с взятой на вынос едой из китайского ресторана, которому мы оба симпатизировали. Сегодня он не спрашивал, где я была, и вообще не кричал, а молча поднялся, кивнул мне, указывая на стол, и пошел доставать тарелки. Я тоже кивнула и села, ничего не говоря в ответ. Из коробки пахло китайскими сладковато-кислыми резкими специями, и я вдруг поняла, что страшно голодна.

Мы так и ели в молчании, быстро и даже, пожалуй, жадно. Возможно, мы просто оба были действительно голодны – я, во всяком случае, точно, а возможно, набитый рот был просто удобным предлогом, чтобы не начинать никаких бесед. Что для меня, опять же, являлось правдой.

Но еда кончилась, и все предлоги для молчания тоже. Я поднялась из-за стола, вышла в прихожую, где бросила, войдя, свою сумку, вынула из нее папку с бумагами и вернулась к столу.

Несмотря на все уговоры Марсии отправить Нику документы для Legal separation официальной почтой, я все же решила сперва сделать это самостоятельно. По крайней мере попытаться.

Все так же молча я протянула ему эту папку со штампами юридической конторы. Он взял ее у меня, автоматически открыл и произнес первые за весь вечер слова.

– Что это?

– Это документы, о которых я говорила. Я подала на Legal separation. Посмотри.

Он захлопнул папку и бросил ее на стол.

– Я тебе уже говорил, что ты спятила. Я не буду ничего смотреть и ничего подписывать. Я ни с кем не развожусь.

Я снова села за стол напротив него, поглядела внимательно ему в глаза.

– Ты – там – все закончил?

Ник не понял.

– Закончил – что?

– Свои отношения с этой… как ее… китайской прос… практиканткой? – пояснила я.

– Нет. Я тебе уже говорил, мне нужно время.

– А я тоже тебе говорила, что так я жить с тобой не буду, мне противно. Собственно, даже если бы ты все закончил, я не уверена, что смогла бы оставить все, как было, а уж так нам с тобой вообще нечего обсуждать. Если ты еще не понял – это не ты, это я с тобой развожусь. Вернее, легально разделяюсь. Вот документы. Хочешь – смотри, не хочешь – мой юрист вручит их тебе официально чуть позже. Меня это больше не касается. Я устала.

Я начала подниматься из-за стола, когда Ник, преодолевая видимое отвращение, снова взял папку, раскрыл ее и начал читать. Я снова опустилась на стул – чтобы не бегать туда-сюда двадцать раз, когда у него возникнут вопросы или возражения.

И они возникли, будьте спокойны.

– Алименты? – возопил он, перевернув очередную страницу. – Какие еще, к черту, алименты?! У нас и детей-то нет!

– У нас с тобой сын, – вежливо напомнила я.

– Это я знаю, – нелогично огрызнулся он. – Про оплату университета я уже прочитал, с этим я и не спорю. Я имел в виду – маленьких детей нет. Какие могут быть алименты?

– Ты невнимательно читаешь. По закону, принятому в штате Массачусетс, в случае, если один из супругов не работает и не работал на протяжении более чем десяти лет пребывания в браке, второй, работающий, супруг обязан при расторжении брака обеспечить ему уровень жизни, адекватный тому, который первый супруг вел в течение жизни совместной. Там же все это изложено. Очень правильный закон.

Ник снова уткнулся в бумаги.

– Шесть тысяч в месяц? Нет, ну ладно, я еще понимаю, что в принципе это может иметь какой-то смысл, но чтобы столько? Нет, ты определенно спятила! Совсем совести нет! Я не согласен!

А я еще за него заступалась. Права Марсия, надо было все десять просить. И это он еще про дом не прочитал.

– Не согласен – оспаривай. Имеешь право. Хотя это меньше, чем половина твоего среднего заработка.

– Моего! Моего – заметь – заработка. Я на этой фирме сутками гроблюсь, а ты, между прочим, все это время на моей шее сидишь и палец о палец не ударила!

Вот, значит, как оно бывает. Я, конечно, слышала о случаях попрекания куском хлеба, но представить себе, чтобы вот так… Чтобы меня… Чтобы Ник…

Но, с другой стороны, я, хотя и была, безусловно, неприятно удивлена и обижена, но, как ни странно, далеко не так сильно, как могла бы, если бы… В общем, скажи Ник мне что-нибудь подобное, скажем, неделю назад – я бы его убила. Или, как вариант, умерла бы сама. Просто тут же, на месте. А сейчас… Даже странно. Нет, в первый момент вдохнула, конечно, глубоко, но уже во второй – выдохнула, собралась и была готова к отражению атаки.

– Ну, насчет суток напролет ты явно преувеличиваешь, времени заводить романы и шляться по мотелям тебе все-таки хватает. И силы, что очевидно, еще на многое остаются, не прибедняйся. Да и насчет меня ты, по-моему, слегка зарываешься. Тебе самому-то не стыдно, Ник?

– А тебе? Устроила тут, понимаешь, энтерпрайз! Адвокат, договор! Бегаешь, сама не знаешь, чем заняться. Я это не подпишу и делать ничего не буду, так и знай.

– Сколько влезет. И без тебя все сделают, я тебе уже говорила.

– И денег я тебе не дам ни копейки! Плати своему адвокату, чем хочешь.

Ладно, Ники. Сам нарвался. Я хотела по-хорошему.

– Очень хорошо, – насколько могла ласково сказала я. – Не давай. Не плати мне алиментов, попрекай меня деньгами, трать отнятое у меня на зайчиков, закладывай мой дом, сколько тебе угодно, замечательно. Кстати, обрати внимание – дом я теперь заложила сама, и кредитная линия будет оформлена на мое имя.

– Что-о? – взревел Ник. – Дом? Да как ты посмела?

– Это не я посмела, Ники. Ты вспомни получше. Я только подтвердила свое согласие на твоем заявлении.

– Это… Да это… Это тут вообще ни при чем! – захлебнулся он.

– Да? Очень странно. А я-то думала… Нахожу, понимаешь, твои телефонные разговоры неизвестно с кем, и тут же залоговое письмо лежит… А оно, оказывается, и ни при чем совсем…

– Ни при чем! – Ник, кажется, обрел возможность разговаривать. – Это у меня на фирме… Для дела… Надо было быстро перехватить денег, там по контракту дыру заткнуть…

– Так что же ты мне не сказал? Про дыру?

– Чтобы ты крик подняла? А то я не знаю, как ты над этим домом тряслась. Все равно бы ты не согласилась.

– И поэтому ты заложил его втихаря. Сюрприз такой, да?

– Я ничего не закладывал! Они же мне отказали! А потом я перекрутился и думать про это письмо забыл, замотался, а ты, за моей спиной…

Интересно, врет он или нет? Может ли быть, что нет? Что действительно надо было для дела, что замотался… Хотя – какая разница? Закладывать мой – наш – дом за моей спиной все равно мерзко, и одного этого достаточно, а уж в сочетании с зайчиком… Не верю! Не могу, не буду больше верить. Единожды совравший… И не единожды. Как я могу теперь верить хоть чему-то, что ты мне говоришь?

– Ну извини. За спиной. Это потому, что твой перед был так прочно занят разными зайчиками, мне было не подступиться.

– Это твои проблемы. Ни копейки ты от меня не получишь!

Ну конечно. Мой дом, моя жизнь – и твои драгоценные деньги. Фиг тебе.

– Да не надо мне твоих копеек, успокойся, Ники. Только напомни мне, пожалуйста, сколько процентов акций компании записано на меня? Двадцать, правильно?

– Ну… да, – согласился он. – Дурак я был, что на тебя их оформил.

– Когда ты это делал, ты рассуждал слегка по-другому, – улыбнулась я. – Ты хотел, чтобы твой пакет был больше, чем у твоего компаньона. А так как я участвовала, можно сказать, в процессе зарождения фирмы буквально и непосредственно, в виде супов и жареной картошки, да и не только, и все это сознавали, тебе удалось его уговорить принять меня в учредители. Но это неважно, Ники. Акции записаны на меня, и у меня, тем самым, есть право голоса в совете директоров?