Что будет делать мирный городской обыватель, случайно увидев стадо бегущих слонов в центре города в третьем часу ночи? Испугается до потери пульса? Убежит в дальний угол дома, запрется на все замки и спрячется под кровать? Запишется на внеочередной прием к психоаналитику? Даст себе слово не пить ничего крепче колы?

Ничего подобного. То есть ну просто ни капельки. Он страшно обрадуется и тут же сам помчится за этим стадом – разглядеть слонов поподробнее. Да еще детей разбудит и с собой позовет.

По крайней мере так выглядело то, чему мы сами стали невольными свидетелями. Причем мы-то с Ником вообще не пили. Так, по рюмке шерри после спектакля.

Посидев после бродвейского мюзикла в баре и обсудив постановку, мы направились пешком через Манхеттен к одной из дальних парковок, где оставили машину. Суматоха театрального разъезда схлынула, до моего домика на Лонг-Айленде доберешься за час, не больше. На улице тепло для конца марта. Можно и пройтись. Но вместо размеренной прогулки мы с Ником неожиданно для себя вдруг оказались затянутыми в водоворот толпы, высыпавшей из ресторанов и театров в предвкушении невиданного зрелища. Она разделила нас, закрутила и повлекла туда, где, собственно, само зрелище и происходило. Вовлеченные в этот круговорот, мы потеряли друг друга, но зато почти немедленно увидели причину окружающего переполоха. Во всяком случае я увидела.

По тридцать четвертой улице, окруженные держащими натянутые веревки униформистами, шли слоны. Дюжина, не меньше. Шли быстро, почти бежали, гуськом, в цепочку, и каждый слон старательно держался хоботом за хвостик того, что был впереди. Так маленький ребенок, боясь потеряться в толпе, держится за мамину юбку. А толпа вокруг была будь здоров. Народ, вывалившийся из баров и ресторанов. Люди с детьми на плечах. Влюбленные, туристы.

На самом первом слоне была переливающаяся красная попона с надписью «Люблю Нью-Йорк!» на одном боку и «Барнум» – на другом. На голове у него стояла прелестная юная девушка, похожая на фею в своем наряде из блесток и кисеи, и жонглировала сверкающими булавами. Как она там держалась при такой скорости, да еще с булавами – непонятно. Время от времени слон подымал ввысь хобот и громко трубил.

Толпа была не столько плотной, сколько суетной. Все старались поглядеть на слонов как можно дольше и бежали вслед за ними вдоль тротуаров, хаотически сталкиваясь друг с другом. Мне, тем не менее, все же удалось пробраться в первые ряды, к самому краю тротуара, и еще застать проходившего мимо то ли восьмого, то ли девятого слона. Нас разделяло пространство не более вытянутой руки. Слоновий бок был серо-шершавым, толстым и кожаным. Немного грязноватым, как запыленным, немного потрескавшимся. От него пахло теплом и прелым сеном, совсем не противно, очень по-домашнему. Как осенью на даче.

Девятый слон, качая бедром, прошел мимо. Десятый, держащийся хоботом за его смешно замотанный в петельку хвост, шумно выдохнул, подступая. Меня обдало горячим слоновьим дыханием. Честное слово, это было практически чудо. И это, похоже, ощущала не я одна.

– Эт надо же, – сказал явно подвыпивший дядечка, стоящий рядом со мной, – такое только в Нью-Йорке увидишь. Выйдешь вот так среди ночи, весь хмель сразу слетит, считай, виски даром пропало.

– Они в Мэдисон-Гарден идут, – пояснил кто-то. – Цирк Барнума приехал. Для них даже Мидтаун-туннель перекрыли, это и газетах вчера было.

– Ну, если в газетах… – Дядечка удовлетворенно вздохнул и стал протискиваться из толпы наружу. Наверное, допивать.

А мне захотелось немедленно, ну просто сейчас же все бросить, убежать из дому, пойти в бродячий цирк и наняться к ним работать – кем угодно, хоть уборщицей, лишь бы взяли. Работать там и каждый день видеть слонов. Я бы с ними подружилась, слоны добрые и умные, я носила бы им яблоки и мыла щеткой, а они дышали бы мне за шиворот мягкими хоботами, вот и было бы счастье. Интересно, зачем им в этом цирке столько слонов? И где они их берут? Ловят в какой-нибудь саванне? Вот тоже классное занятие – ловить слонов. Выслеживать их, долго прячась за колючими кустами, выжидая удобного момента, чтобы потом… Что, собственно, потом? Накинуть лассо? Куда, интересно, слону можно накинуть это самое лассо? Или сетку?

Не надо на слона ничего накидывать. Слоны умные и добрые. К ним надо подойти, уважительно представиться, протянуть руку и доходчиво все объяснить. И тогда он сам с тобой пойдет куда хочешь.

А еще лучше – выращивать себе слонов прямо на месте. Столько, сколько нужно, и таких, каких нужно. И дрессировать их сразу в процессе роста. Тоже ничего себе работка – вон, небось, как у той девушки наверху. А что? Одеваться в блестки, командовать всеми слонами и ездить у них на голове. Можно только позавидовать.

Стоп. Не надо никому завидовать. И убегать никуда не надо, хватит уже. И вообще надо перестать думать на эту тему. Сейчас слоны пройдут, я выберусь из толпы, отыщу Ника, мы сядем в машину и поедем ко мне, в домик на Лонг-Айленде. Может быть, прогуляемся перед сном вдоль моря. Потом заснем, потом проснемся. Пробежка, завтрак, еще одна неспешная прогулка по берегу – привычный уикенд, завершаемый привычным же ужином в ресторане. Потом Ник уедет, потом… Ничего интересного. Нет, я не жалуюсь, в обычное время я очень даже люблю свою размеренно-предсказуемую житейскую рутину, не зря же я так старательно ее выстраивала все это время. Просто пройдет вот так мимо слон, вспомнятся невольно «русские горки»…

В кармане тоненько заверещал мобильник. Ну, так и есть, это Ник меня ищет, чудо кончилось, добро пожаловать в обыденную жизнь.

Но чудо, как ни странно, решило продолжиться. Хотя, возможно, это было совсем другое чудо – мы же не можем досконально разбираться в ходе чудес. Так или иначе, оно случилось.

На следующее утро мы почему-то не пошли, как обычно, на море – ночью штормило, а я не люблю гулять среди груд гниющих водорослей. Вместо этого мы решили прогуляться по окрестным городским улочкам, и на одной из них, довольно далеко от моего дома, не уверена даже, что я когда-то раньше сюда доходила, я заприметила раскинувшийся ярдсейл.

Я страшно люблю ярдсейлы, эти субботние мини-распродажи, которые люди устраивают у себя во дворе. Кто-то переезжает, или делает ремонт, или просто вдруг решает избавиться от накопившегося с годами барахла. Тогда он пишет несколько объявлений, развешивает их в округе, а в выходной день вытаскивает это самое барахло на лужайку перед домом. И все желающие или просто проходящие мимо могут от души копаться в заманчивых кучах, покупая за гроши что-нибудь прекрасное. По-моему, замечательный обычай.

И тут я, конечно, тоже не смогла удержаться, попросила недовольного Ника подождать минуточку и пошла исследовать россыпи. Они, правда, были не такими уж большими, время давно перевалило за полдень, и ярдсейл явно подходил к концу, но сбоку, в дальнем углу, я вдруг заметила прислоненную к дереву картину…

Вернее, она буквально прыгнула на меня. То ли, как у бывшей охотничьей собаки, сработали старые инстинкты, то ли в ней на самом деле была та самая притягательная сила, присущая настоящим работам, но, едва заметив ее краем глаза, я больше не могла оторваться. Так и косилась туда все время, неторопливо шагая по двору, нагибаясь то тут, то там и небрежно оглядывая остальные выставленные вещи.

Наконец, выдержав положенно-незаинтересованную паузу, я наклонилась к картине и взяла ее в руки, подымая на свет.

Городской, немного наивный пейзаж. Яркие пятна желтоватых домиков с красными крышами и чуть-чуть нарочито скошенными стенами, на которые чем дольше смотреть, тем прямее они будут казаться. Солнечные, теплые краски, многослойные смелые штрихи, «подвешенная» перспектива. Легкий, воздушный, необязательный пейзаж, от которого невозможно отвести глаза. Трудно не узнать этот почерк, слишком уж характерный. Я точно знаю эту манеру. Хорошая подделка. Даже копия, можно сказать. Только если…