Теперь Геморроеву приходилось отдавать долг. Время от времени они встречались с Валентиной Ивановной и занимались любовью. Для Геморроева это была тяжелая работа. Сейчас он смотрел на женщин не старше дочери Кобыленко. Правда, сегодня была особая ночь. Наверное, не врут астрологи, которые вывели на этот день Геморроеву пятерки за любовь и секс. Он засобирался домой только в третьем часу ночи. Ездить по Покровску приходилось на «девятке»: оба джипа оставались в московских гаражах. Круто развернувшись, Геморроев поехал в сторону шоссе. На повороте на Лунную улицу он заметил человека, шагающего по обочине с канистрой. Проскочив мимо, Геморроев узнал идущего. Он тормознул и сдал назад.
– Максимов, что случилось?
– Бензин кончился. Указатель врет, а я вовремя не заправился, – ответил испугавшийся Максимов.
– Слушай, тут еще идти и идти, а у меня есть канистра с хорошим бензином.
Максимов пытался возразить, но Геморроев вылез из машины и уже открыл багажник.
– Держи, – Геморроев поставил на землю канистру. – Давай твою, заправлю по дороге.
– Да я… – невпопад забормотал Максимов.
– Угольками на том свете рассчитаемся, – весело ответил Геморроев. – Ну, бывай!
Почти в четыре часа ночи, когда небо уже болело зарей, Шварц начал сворачивать свои наблюдения. Майская ночь коротка, и свет начал мешать. Данные по затмению придется еще изучать всему институту целый год, а за ночь ничего интересного не произошло. Промчался в сторону Москвы Геморроев – вот и все, пожалуй. Тут Шварц в предрассветной дымке увидел крадущуюся «Волгу». Волков возвращался в город.
А вот у кого не было накануне трудного дня, кто спал сном праведника – так это местный коммерсант Львов. День у него выдался непростой, зато прибыльный. Со времен перестройки не было еще такого прихода, как вчера. Из далекого города Долдома неделю назад ему позвонил приятель. Там на обувной фабрике произошло ЧП. Фабрика – совместное предприятие, где руководили итальянцы, – славилась на все Подмосковье итальянской обувью, которую делали по лицензии. Естественное явление для России, но не понятное для итальянцев – все гуляли с 1 по 9 мая. Заграничный менеджмент между праздниками заставил выйти рабочих на смену. Результатом стал вагон бракованной обуви. Брак был небольшой, непрофессионалу даже не заметный: немного кривой получилась подметка. Львов примчался в Долдом на следующий день. В переговорах с итальянцами он предлагал забрать всю партию за полцены. Итальянцы думали день, а затем решили уничтожить брак, чтобы не позорить честь марки. Трагический результат этой сделки был таков: дядя Вася, который повез ботинки на свалку, получил свои двести баксов, и у ворот помойки ботинки перегрузили в покровские машины.
Львов не был жлобом. Он честно считал, что получать больше тысячи процентов прибыли безнравственно. Поэтому в покровском Доме ученых устроили распродажу, как в советские времена. Всем вспомнилось то доброе время, когда купить было нечего, и с удовольствием потолкались, как раньше, в очереди и раскупили дешевую красивую итальянскую обувь. Разглядывать подметки было негде и некогда. За несколько дней не осталось ни одной коробки. И в эту теплую весеннюю ночь коммерсанту Львову снилось, что все совместные предприятия страны работают на него в праздники.
Солнечное утро
Алкоголики, скрытые они или явные, просыпаются рано. Это еще одно мучение, которое выпадает им в жизни. У Глеба Бездриско было обычное пробуждение. Болела голова, стучало в висках, во рту сушь и какой-то мерзкий запах, но беспокоило его не это. В голове стучало только одно: Стоянов, Стоянов, Стоянов. Во время выборов в областную думу Глеб даже не обращал внимания на конкурента Стоянова, как на пыль на стекле. Немножко хуже видно – и все дела. Потерянов обещал купить место в думе, и все получилось как надо. Как ни старался Стоянов в своей предвыборной кампании, ничего у него не вышло. Но сегодняшней ночью он стал врагом на всю жизнь.
Бездриско начал приводить себя в порядок. Пошел в душ, развел две таблетки растворимого аспирина, тщательно вычистил зубы и стал пить кофе. В такую рань делать было нечего. Помучившись еще немного ненавистью к Стоянову, Глеб Никифорович не выдержал – решил все-таки разобраться со Стояновым прямо сейчас. Он хотел подъехать к дому Потерянова и попросить прикрыть бизнес Стоянова сегодня же. Потерянов выходит из дома ровно в восемь, оставалась еще куча времени. Бездриско примерил свой самый красивый белый костюм и рубашку в тон, после чего позвонил шоферу, чтобы подал машину без четверти восемь. Шофер освоился с привычками шефа-жаворонка и был готов. Машина прибудет вовремя.
Не один Глеб Никифорович проснулся рано. Два таджика на «шестерке» подъехали и встали за домом Потерянова. Квартира Потерянова находилась не в простом доме, а в элитном, и чужие здесь не останавливались. «Шестерка» была, конечно, та самая, которая застряла вчера ночью без бензина.
«Жигули» служили всего лишь отвлекающим маневром, предназначенным для ментов. Киллер сидел в подвале дома. Свой «макаров» он не утяжелял глушителем, поскольку в армии с глушителями не стреляют. Его выстрелы должны услышать таджики в «шестерке». Чтобы не собирать гильзы по подвалу, пистолет был в полиэтиленовом пакете. Мушки, конечно, через пакет не видно, но для тех, кто столько раз стрелял из «макарова», она не нужна.
Рано проснулся и сам Потерянов. Вставать не хотелось, но он привык преодолевать себя. Послушал бы он вчера повнимательнее Волкова, мог бы поспать еще и не торопиться. Его убийство без него все равно бы не состоялось. Но сегодня он действовал по многолетней привычке. Все делал секунда в секунду. Киллер в подвале мог быть спокоен.
Все пошло бы совсем по сценарию, если бы не депутат Бездриско со своими маниями. Он без пяти восемь подкатил к дому Потерянова, и его «Волга» встала рядом с черной «Волгой» мэра. Он спросил, скоро ли шеф выйдет, услышал, что как всегда, и стал ждать.
Ровно в восемь, когда радио на кухне у соседей говорило: «В эфире последние известия», – Потерянов вышел из квартиры. Еще пару минут он спускался по лестнице, затем открыл дверь подъезда. Шофер привычно вышел и открыл дверцу боссу. Это было предусмотрено: шофер оказался спиной к киллеру. Неожиданным оказалось появление Бездриско: тот сначала ругал своего шофера за грязную машину, а потом полез навстречу Потерянову. Мешкать было некогда. Первая пуля в голову, остальные в корпус, как на тренировках с поясной мишенью.
Через тридцать секунд, как положено, за домом рванула «шестерка» с таджиками. Бездриско и шоферы бросились к Потерянову.
– Живой, – первым радостно закричал Бездриско, подбегая к лежащему на земле в крови Потерянову. – Черт, весь костюм измазал.
Светлый костюм Глеба Никифоровича оказался в брызгах крови. Тут на него нашел ступор. Бездриско представил себе, что киллер промахнулся. Он замер на площадке перед домом, уставился в землю и замолк.
– Скорую зови! – сообразил шофер. Оба шофера стали искать мобильные телефоны. Из окрестных домов собирался народ.
Киллер спокойно вышел в заранее открытую дверь подъезда вместе с зеваками. Толкаться у лежащего в лужи крови Потерянова он не стал и спокойно отправился к своей машине.
Потерянов находился уже по ту сторону жизни и смерти. Он ясно видел положение пули у себя в голове и жалел о том, что прогулял лекции прекрасного нейрохирурга, ученика самого Бурденко, по трепанации черепа. Ему казалось, не пропусти он их, смог бы вынуть эту чертову пулю из мозга. Дышалось плохо. Видимо, была задета плевральная полость. Давление падало, потеря крови росла. Потерянов осознал, что он врач и помнит все, чему его учили много лет назад.
Приехала скорая. Потерянов, наблюдая из прекрасного мира, что делает фельдшер, спокойно, будто не о нем речь, решил, что есть шанс, хотя фельдшер-то сказал: «Положение крайне тяжелое», – что в переводе с медицинского языка означает «не жилец».
На место преступления приехал, а точнее, пробился и Иван Гурченко. Картина обычная. Очередной висяк под контролем губернатора гарантирован. Затоптано все. Сейчас приедет начальство из Москвы, прокуратура, телевидение и еще хрен знает кто. Работать в такой ситуации все равно невозможно.
