Через пару недель их поджег кто-то, скромно оставшийся неизвестным. Сгорели в основном архивы Полицейского и Жандармского управлений. В Нижнех Новгороде хранившиеся в башнях тамошнего Кремля архивы за 1918–1920 гг. горели и подвергались разгрому тридцать один раз. Причем разгромы были не стихийные, а отчего-то проводились красноармейцами под непременным командованием начальника артиллерийского училища… Других дел у него не было в то нелегкое время? Кто-то сверху определенно давал указания…

Точно так же, с завидным постоянством, горели и громились полицейские и жандармские архивы в Твери, Костроме, Коломне — и не только там…

Однако и тех документов, что остались, достаточно было для шокирующих открытий. Выяснилось, что в Советах рабочих депутатов насчитывалось более тридцати осведомителей охранного отделения. Двое оказались редакторами «Известий народных депутатов», третий — председателем одного из Советов, целых трое в разных местах — товарищами председателя (заместителями), один — председателем Союза деревообделочников. В Красноярске в семнадцатом году, как повсюду водилось, создали комиссию по ревизии местного охранного отделения. В числе первых ее открытий стало разоблачение одного из членов означенной комиссии Николаева-Ассинского как секретного сотрудника…

Всех имен тех, кто работал на тайную полицию, мы уже не узнаем никогда. И не только потому, что погибли архивы. Начальник Петербургскою охранного отделения генерал Герасимов вспоминал в своих написанных в эмиграции мемуарах, что со многими своими агентами среди большевиков связь поддерживал лично, не внося их имена в какие бы то ни было документы и не докладывая о них в Департамент полиции. И рассказывал еще, что, уходя в отставку из Охранного отделения, предложил своим наиболее ценным агентам выбор: либо они переходят на связь к его преемнику, либо оставляют службу в охранке. Многие выбрали второе, и их имена останутся тайной навсегда, потому что Герасимов их так и не назвал. А бывший директор департамента полиции Васильев, опять-таки в эмиграции, писал: «Мы могли бы купить очень многих революционеров, но не сошлись с ними в цене».

И Герасимову, и Васильеву верится как раз оттого, что они не называли никаких имен. А посему… Сегодня принято считать, что расстрелянные в 1937–1938 гг. «старые большевики» признавались на допросах в связях с охранным отделением исключительно потому, что их принуждали себя оговаривать злые следователи НКВД. Не слишком ли поверхностная точка зрения? После всех прямых и косвенных сведений, что оказались доступны, с учетом общей тенденции?

Не забывайте о той самой «революционной морали», о которой уже шла речь в разделе о «германском золоте». Революционеры всех мастей и оттенков не только готовы были брать деньги хоть у самого черта — но и сотрудничать ради успеха дела с самим чертом. Пример Азефа это прекрасно иллюстрирует. Существуют высказывания Ленина о том, что неизвестно ещё толком, кто получает больше выгоды в случае работы подпольщика на охранное отделение — полиция или революционеры…

После таких высказываний начинаешь подозревать, что и с Малиновским все обстояло не так просто. Покинув в своё время страну, уйдя из Думы по приказу полицейского начальства, он отчего-то все же вернулся в Россию — и был большевиками тут же расстрелян.

Это, простите, странно и вызывает серьезные вопросы. Почему Малиновский повел себя так беспечно? Уж ему-то, старому партийцу, было прекрасно известно, что с разоблаченными агентами полиции разговор бывает короткий… И почему его расстреляли так поспешно? После суда, продолжавшегося всего один день? Причем, что интересно, вернувшись в Россию, Малиновский сам просил арестовать его и провести следствие, всерьез рассчитывая оправдаться! Дело окончательно запутывается… В последующие годы, когда террор набрал обороты, разоблаченных агентов охранного отделения проводили через довольно долгие судебные процессы — и частенько к стенке все же не ставили… Полное впечатление, что Малиновскому торопились заткнуть рот. То ли он знал об агентуре в рядах большевиков слишком много, то ли его отношения с полицией были гораздо сложнее, чем принято думать (например, не исключено, что все делалось с молчаливого одобрения Ильича), то ли, нельзя исключать, кому-то, стремившемуся скрыть свою службу в качестве секретного сотрудника, с перепугу показалось, что Малиновский может знать и о нем… Странная история, в общем. Скоропалительные смертные приговоры, находящиеся в противоречии с общей ситуацией и состоянием дел, всегда выглядят предельно странно…

Как у всякой медали, здесь есть и оборотная сторона. Те же хитромудрые, не до конца проясненные переплетения между революционерами и спецслужбами иногда приводили к тому, что помощь в выявлении секретных сотрудников оказывали довольно высокопоставленные чины МВД. Вроде бывшего директора Департамента полиции Лопухина, который по непонятным до сих пор и не объясненным мотивам вдруг взял да и выдал знаменитому «охотнику за провокаторами» Бурцеву многих агентов охранного отделения из среды революционеров, в том числе и ценнейшего из них — Азефа. Так же поступили чиновники Департамента полиции Меньшиков и Бакай.

С именем Лопухина связана еще одна предельно загадочная и дурно пахнущая история. После кровавых событий 9 января 1905 г. боевая организация эсеров вынесла смертный приговор генерал-губернатору Москвы великому князю Сергею Александровичу, и боевики стали готовить покушение. Через осведомителей об этом стало известно Московскому охранному отделению, и оно попросило у директора Департамента полиции Лопухина выделить тридцать тысяч рублей на усиление охраны великого князя.

Лопухин отказал и сделал это со странной формулировкой: мол, по его глубокому убеждению, террористы «не посмели бы напасть на члена императорской фамилии». Как будто и не было гибели от бомбы террориста не просто члена фамилии, а императора Александра II!

Денег охранное отделение от Лопухина так и не добилось. Великий князь был убит бомбой.

Поневоле начинаешь после такого обдумывать все возможные версии. Например: а что, если Лопухин поступил подобным образом по приказу кого-то из элиты!

Кое-где в жандармерии творилось черт знает что. В 1907 г. наконец-то сняли начальника Тифлисского охранного отделения ротмистра Рожано-ва. Он не просто «небрежно обращался с находившимися в его распоряжении суммами», но еще и полностью развалил агентурную работу, свёл на нет службу наружного наблюдения, проваливал секретных сотрудников. Заместителя Рожанова Раковско-го тоже пришлось вытурить за пособничество революционерам…

В 1908 г. Тифлисское губернское жандармское управление разослало другим управлениям и охранным отделениям совершенно секретное приглашение на совершенно секретное совещание, касавшееся насущных вопросов агентурной работы на Кавказе. Всего через месяц с небольшим об этом сообщила местная печать. Утечка могла быть только изнутри…

В 1909 г. в Бакинское губернское жандармское управление явился раненый секретный сотрудник и доложил, что едва не был убит тифлисскими эсдеками, которые получили все сведения о нем… в Тифлисском охранном отделении.

В столице дело обстояло не лучше. Директор Департамента полиции С. Г. Коваленский, занимавший этот пост всего четыре месяца в 1905 г., успел за это время по неведомым причинами скомпрометировать заграничного агента того же департамента Манусевича-Мануйлова, отслеживавшего в Европе связи между революционерами и тем самым японским полковником Акаши. Составил донесение, в котором Манусевич представал лжецом и авантюристом, поставлявшим вместо точной информации высосанную из пальца «дезу» (и эта байка дожила до нашего времени!). Меж тем сразу после ухода Коваленского в отставку выяснилось, что Манусевич нисколько не халтурил, информацию собирал точную и важную…

По косвенным данным прекрасно известно, что революционеры покупали информацию в Департаменте полиции — и отнюдь не у рядовых чиновников. В 1916 г. Московское охранное отделение установило, что пять тысяч рублей на эти цели получил от «либералов» Керенский — но выяснить, для кого деньги предназначались, уже не успели…