– Выдадим Дармалу?

– Светлым разумом своим ты должен понять, что, сохранив жизнь Дармалы, мы погубим на войне много хороших нукеров. А кто скажет, чем закончится война?

– Так. Что скажешь ты, Сача-беки?

– Я всегда готов надеть боевые доспехи. Но воевать за жизнь Дармалы, нукера, каких у нас не мало, я не желаю.

– Ну, а ты, Бури-Бухэ?..

– Тайчара давно надо было убить. Я бы и сам оборвал его путь. Но почему это сделал Дармала? Тайчар был высокого рода. А кто наш Дармала?..

Сцепив на животе большие неподвижные руки, Дармала недоуменно смотрел прямо в лицо говорившим. Его уши горели, на приплюснутом носу блестели капельки пота. Он явно не понимал, в чем его вина. Да ее и нет, его вины.

Дармала все делал так, как должен был сделать любой другой нукер. Но как же все-таки быть? В своем желании сохранить мир родичи единодушны и не колеблясь готовы откупиться от Джамухи головой несчастного Дармалы. Они, наверное, правы. Война с Джамухой опасна. Его воины отважны, сильны единением, закалены сражениями. Устоять будет трудно, скорее даже невозможно. Да, нойоны правы. Но есть во всем этом и другая сторона. Хан должен оберегать и весь свой улус, и каждого человека от посягательств врагов, от несправедливости. Дармала защищал улус от грабителей и за это должен лишиться жизни – разве это справедливо? Кто после этого захочет идти с ним? Нукеры отвернутся от него, и останется он со своими родичами.

Что же выбрать?

– Друг Боорчу, я хотел бы знать, что думаешь ты.

– Хан Тэмуджин, я лучше скажу тебе потом…

Он понял, что Боорчу не согласен с его родичами, но спорить не хочет.

Заколебался. Может быть, все это обдумать сначала с Джэлмэ и Боорчу, а потом уж говорить с нойонами? Дело не шуточное, любой неверный шаг может оказаться гибельным. Но как прервать начатый разговор? Родичи будут обижены. А их сейчас обижать нельзя – переметнутся к Джамухе.

– У нас мало времени, Боорчу. Встав с этого места, мы уже должны знать, что будем делать. Я прошу всех подумать еще и еще…

Боорчу повернулся к Бури-Бухэ:

– Я слушал тебя с большим вниманием, но по недостатку умудренности не все понял. Ты ставишь в вину Дармале, что он, низкородный, убил высокородного. Ты как будто забыл, что Тайчар вор. Выходит, прежде чем убить грабителя, нукер должен справиться, кто его отец… Я слушал и твое слово, Сача-беки. Ты говоришь: жизнь Дармалы не стоит того, чтобы за нее сражаться. Но только ли о жизни нукера Дармалы идет речь? Джамуха принуждает поступиться честью, склониться перед ним. Когда я был маленьким, моя бабушка говорила: за свою честь отказывается драться только тот, у кого ее нету…

– Но-но! – угрожающе вскинулся Сача-беки. – Болтаешь языком, как овца курдюком!..

– Я не хотел тебя обидеть, храбрый Сача-беки! Я знаю, как высоко ты несешь свою честь, потому и не понял твоих слов… Не понял я и тебя, многознающий Даритай-отчигин. Ты опасаешься, что война с Джамухой погубит много нукеров, потому легче отдать Дармалу. Но это все равно что, спасая стадо овец от волков, бросить стае на растерзание ягненка – жажду крови не утолишь, и стая будет преследовать тебя до тех пор, пока не перережет всех овец.

И сам Тэмуджин, наверное, не смог бы сказать лучше. Молодец, Боорчу!

– Теперь скажи ты, Джэлмэ.

– Хан Тэмуджин, ты много делаешь для того, чтобы в куренях властвовала не прихоть, а твердое установление. Выдав Дармалу, мы левой рукой разрушим то, что делает правая.

Все верно. Ничего другого его друзья и не могли сказать. Их голос это голос нукеров. Немыслимо ждать, что они будут безучастны к судьбе одного из своих товарищей. Но как все-таки быть? О выдаче Дармалы, ясно, не может быть и речи. Значит, война. Как удержать при себе родичей, отбить у них охоту даже думать о тайном сговоре с Джамухой?

В юрте было тихо. Все ждали, что он скажет. Вошла Борте, бесшумно ступая в легких чаруках по войлоку, взяла светильник, вышла, тут же вернулась с огнем. В юрте было еще не очень темно, но огонек светильника разом сгустил сумерки.

– Тэмуджин, не слишком ли долго заставляешь ждать Улук-багатура? – тихо сказала Борте.

– Пусть баурчи приготовит на ужин все самое лучшее. Мы сейчас закончим разговор.

Борте вышла.

– Садитесь ближе, – попросил он: хотелось видеть лица родичей и друзей. – Дармала, ты поступил, как полагается воину, охраняющему мой улус. – Снял с пояса меч. – Возьми. Рази им всех моих врагов.

Шумно вздохнув, Дармала принял меч, вынул его до половины из ножен, приложил лезвие к груди.

– Хан Тэмуджин!.. Великий и справедливый хан!..

– Иди, Дармала, и будь спокоен за свою жизнь. Ну, а вам, старшие родичи мои, думаю, понятна моя воля. Иначе я поступить не могу. Вы возложили на меня заботу о вашем спокойствии, безопасности и благополучии.

Ради того, чтобы над нашими юртами вился мирный дымок, я отдал бы не только жизнь Дармалы. Но вы плохо знаете Джамуху, если думаете, что он, обагрив меч кровью Дармалы, успокоится. Судите сами. У кого были давние раздоры с Тайчаром? У тебя, Бури-Бухэ. Чей табун отогнал Тайчар? Твой, Бури-Бухэ. Кому служит Дармала? Тебе, Бури-Бухэ. Так чью голову он потребует вслед за головой Дармалы? Твою, Бури-Бухэ. Разве не так?

Бури-Бухэ отвесил нижнюю губу, выпучил маленькие глаза, пробормотал недоверчиво:

– Ну уж… Так уж…

Сача-беки окатил его надменным взглядом:

– Меньше надо было задираться!

– Мы выдадим Джамухе Бури-Бухэ. Чья очередь следующая? – Тэмуджин остановил свой взгляд на Сача-беки.

– Я ни с Тайчаром, ни с Джамухой не ссорился, – сказал он.

– Но ты, Алтай и Хучар, думает Джамуха, поссорили его со мной – разве не так? Разве вы не обманули его, когда покочевали с ним, а потом возвратились? Вы думаете, он позабыл это? Кого из вас он захочет первым насадить на копье – Хучара, Алтана или тебя, Сача-беки?

– До меня ему еще дотянуться надо! – с усмешкой сказал Сача-беки.

Но эта усмешка не могла скрыть от Тэмуджина смуты в душе Сача-беки.

Храбрится, виду не показывает, но сам-то чувствует. Джамуха, попадись он в его руки, спросит и за отступничество, и за то, что согласились возвести над собой хана.

– Я ваш хан и ваш младший родич. Так могу ли я спокойно смотреть на угрозу вашей жизни, если даже эта угроза исходит от моего лучшего друга и клятвенного брата?

– Поистине твоим разумом правит само небо! – воскликнул Даритай-отчигин. – Мы должны стать локоть к локтю и отразить врага!

– Пусть только сунется сюда! – пробурчал Бури-Бухэ.

Сача-беки молчал.

– Готовьте людей, коней, оружие… А сейчас придет сюда Улук-багатур.

Будем пировать. Сбросьте с себя уныние!

Но пир все равно получился невеселым. Нойоны, озабоченные думами о будущем, разговаривали без охоты. Старый Улук-багатур и семеро его сыновей почувствовали, что тут не все ладно, быстро переглянулись. О чем они подумали? Может быть, о том, что им здесь не рады? Тэмуджин решил ничего не скрывать от нойона племени чонос.

– Мудрый Улук-багатур, у нас сегодня тяжелый день…

Он рассказал об убийстве Тайчара, о требовании Джамухи. Старик на это никак не отозвался, но стал разговорчивее. От него Тэмуджин узнал, что тайчиуты ведут дело к миру с татарами. А от рук татарских воинов пало немало лучших людей племени чонос. И кровь не отомщена. Вот почему они больше не захотели кочевать вместе с тайчиутами, ушли от них. Шаман Теб-тэнгри посоветовал держаться ближе к хану Тэмуджину, у которого не может быть мира с татарами.

– Он говорил правду. Татары убили моего отца, выдали Алтан-хану деда Сача-беки Окин-Бархака. Хана Амбахая…

– Я это знаю…

Тэмуджин ждал, что Улук-багатур попросит принять его племя под высокую ханскую руку. Но он ничего не сказал.

Утром в юрте Тэмуджина снова собрались родичи. Пришел и Улук-багатур.

Остановился у порога, вглядываясь в людей подслеповатыми глазами.

– Мне зайти позднее?

– Почему же! Ты наш друг, а разве может быть что-то такое, что надо прятать от друзей?