Даже если курьер к Михаилу был послан сразу около 5 часов вечера 12 декабря, то сначала ему, а потом Михаилу в обратном направлении предстояло проехать по триста верст! Проделать шестьсот верст на лошадях зимой (даже при частой их замене) невозможно ни за 27 часов, остававшихся до 8 часов вечера 13 декабря, ни за 31 час, остававшийся до полуночи с 13 на 14 декабря! Так что ждать Михаила к заседанию Госсовета не было никакой возможности! И действительно, он появился в Зимнем дворце только около 10 часов утра 14-го, хотя мчался изо всех сил, а отставший от него К.Ф. Толь (ему не хватало запаса отдохнувших почтовых лошадей, которых забирал себе Михаил) — еще на три-четыре часа позже.

В чем дело? Изменила вдруг Николаю его почти маниакальная пунктуальность и способность к аккуратным расчетам? Но уж больно велика ошибка! Или все-таки случилось нечто другое, что заставило его по сути иррационально затягивать время, возможно — борясь с охватившей его паникой перед приходом на Совет, который он заранее назначил безо всякого расчета на помощь Михаила?

Разумеется, нам еще предстоит возвращаться к этим интересным вопросам.

Так или иначе, теперь уже приблизительно наметился момент начала восстания, к которому только что призвали Рылеев и Оболенский юнцов-офицеров.

Следует ли считать, что Милорадович изначально исходил из неизбежной обреченности восстания?

Ни в коем случае, хотя, как мы объясним ниже, у Милорадовича были серьезные основания для сомнений в окончательной победе даже независимо от того, чем завершатся события 14 декабря в столице. Но план, спущенный участникам дневного совещания 12 декабря, мог и должен был привести к захвату власти в самой столице даже при том незавидном соотношении сил, какое вызывало обоснованные опасения у квалифицированных военных профессионалов Булатова и Якубовича. Для этого не хватило немногого: последовательности в осуществлении назначенного плана.

Применение сослагательного наклонения в исторических исследованиях под запретом: невозможно рассуждать, что было бы, если бы случилось то, чего на самом деле не случилось! Совершенно нелепы поэтому рассуждения Герцена и Огарева типа: «попытка 14 декабря вовсе не была так безумна, как ее представляют; книга Корфа это доказывает, она не удалась, вот все, что можно сказать, но успех не был безусловно невозможен. Что было бы, если б заговорщики вывели солдат не утром 14, а в полночь, и обложили бы Зимний дворец, где ничего не было готово?»

Ответ на такой дурацкий вопрос очевиден: среди декабристов не было ни одного командира полка или лиц, формально способных исполнять обязанности командиров полков. Поэтому декабристам не были подвластны никакие передвижения войск — до момента приведения последних в состояние неповиновения законным властям. Привести же войска в неповиновение можно было лишь приказом о присяге Николаю I.

Вот предварительно обмануть солдат, убедив их в незаконности этого приказа, было возможно — в чем декабристы частично преуспели. Начать же распоряжаться войсками декабристы могли лишь после приказа о присяге. Если бы этот приказ был отдан до полуночи между 13 и 14 декабря, то вопрос Герцена и Огарева имел бы смысл. Если бы Николай I задержал присягу до вечера 14 декабря, то и декабристам тоже пришлось бы ждать вечера. Но приказ был отдан утром, а потому события и развивались так, как, с некоторыми погрешностями, и описано в книге Корфа.

Выдавать же задним числом полезные или вредные советы Николаю I, Рылееву, Милорадовичу или кому-либо еще — занятие не для историков, хотя и это в некоторых случаях разумно — как урок для потомства!

Мы же используем возможность, нереальную для Герцена и Огарева, хотя вполне доступную для всех историков после 1917 года. Увы, последние ею до сих пор не воспользовались!

Дело в том, что ситуация, сложившаяся в Петербурге в ночь на 14 декабря 1825 года, оказывается практически полностью повторилась там же в ночь на 27 февраля 1917 года.

Такие случаи — не редкость в истории. Хорошо известно и знаменитое утверждение Маркса, что все значительное в истории происходит дважды: сначала как трагедия, потом — как фарс! Подтверждений этой идиотской формуле мы в истории России не обнаружили: до фарса тут редко доходило дело, зато трагедий, в том числе повторяющихся (порой не один раз!) — хоть пруд пруди!

И вот с утра 27 февраля 1917 года чистейшим образом сработал план, провозглашенный незримым Диктатором еще днем 12 декабря 1825 года! Повторим: «с первым полком, который откажется от присяги, идти к ближайшему, а там далее, увлекая один за другим» — вплоть до полного захвата власти в столице и свержения прежней!

Рассмотрим теперь для сравнения, что же произошло в 1917 году.

Еще до окончания Первой Мировой войны ее стали именовать Великой войной. После следующей мировой войны название это вышло из общеупотребительных, а зря, ибо Великая война была и осталась действительно величайшей войной современности, поскольку завершилась только в наши дни — и то это пока под вопросом! Многочисленные мирные соглашения: Брестский мир, Версальский, Рижский (завершивший войну между Польшей и Советской Россией в 1920 году) и т. д. — вплоть до Потсдамского, расчлененившего Германию в 1945 году, оказались вовсе не началом мирного сосуществования стран и народов, а всего лишь временными передышками.

Снова и снова все те же противники (с незначительным изменением состава союзников) оказывались непримиримыми врагами — либо сцепившимися в непосредственной военной схватке, либо наращивающими свою военную мощь. Период 1945–1991 был самым мирным по внешности и по числу непосредственных людских потерь, но самым грандиозным по экономическим ресурсам, вложенным в борьбу. Результатом был полный и беспощадный крах одного из заглавных героев мировой драмы — Советского Союза.

После этого пожар Великой войны догорал и догорает там же, где и разгорелся в начале ХХ века, хотя цели Великой войны теперь практически достигнуты.

События 11 сентября 2001 года можно, по-видимому, посчитать стартом новой Великой войны — уже с несколько иным сюжетом. Так ли это — покажет будущее.

Что бы ни говорили и ни писали накануне 1914 года и много позже политические лидеры Запада (Великобритании, Франции, а затем и США), но, судя по их решениям в самых разнообразных ситуациях, калейдоскопически сменявших друг друга в ХХ веке, идеальным исходом для них был бы разгром четырех великих империй Востока (речь идет, конечно, о Европе) — Германской, Российской, Австро-Венгерской и Турецкой — и возведение на их обломках желательно демократических, а главное — безопасных для Запада режимов. В такой, увы, эгоистической цели не было и нет ничего ни противоестественного, ни аморального.

В настоящее время диссонанс безоговорочной победе Запада создает лишь ядерное оружие, остающееся в российских руках…

Оставим пока в стороне важнейший вопрос о персональных виновниках Великой войны — ответ на него емок и не прост. Слишком много тумана напущено для того, чтобы скрыть обстоятельства, позволяющие оценить виновность каждого из действующих лиц. Рассмотрим сразу, в какую ситуацию попало человечество уже через несколько месяцев после начала общеевропейской войны.

Особенностью Великой войны, определившей ее дальнейшую беспрецедентную (по сравнению с войнами ХIХ века) продолжительность, было то, что в период 1914–1918 ее невозможно было закончить военной победой одной из сторон. Это было и остается до сего времени одной из важнейших политических тайн ХХ века.

Невозможность же победы объяснялась чисто техническими факторами.

В истории человечества были периоды, порой весьма продолжительные, когда уровень военной технологии (если можно употребить такой термин) предопределял безоговорочное преобладание оборонительной стратегии над наступательной. Так было, например, в средневековье, когда годами продолжались осады неприступных крепостей, иногда завершавшиеся позорным отступлением осаждавших, истощенных не менее осаждаемых бесплодным противоборством.