Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– Войдешь в раж и все расстреляешь, – сказал я.

– Я буду есть сегодня куропатку, – сказал Ли Меллон, – голубя, большого зайца, маленького оленя или свиную отбивную. Я хочу жрать.

Патроны для 30:30 кончились две недели назад, и с тех пор каждый вечер к нам с гор спускались олени. Иногда их было двадцать или тридцать штук: жирных и наглых, но для винчестера у нас не осталось ни одного патрона.

Ли Меллону так и не удалось приблизиться настолько, чтобы 22-й калибр хоть как-то им повредил. Однажды он попал оленихе в задницу, но та прыгнула в кусты сирени и убежала.

Так или иначе, я пытался уговорить его оставить два 22-х патрона на черный день.

– Вдруг олень забредет завтра прямо в огород, – сказал я. Ли Меллона это не трогало. С таким же успехом я мог говорить о поэзии Сафо [18].

Он двинулся к плато. Вверх вела узкая грунтовая дорожка. Ли Меллон поднимался по ней, становясь все меньше и меньше, и вместе с ним пять наших 22-х патронов тоже становились все меньше и меньше. Теперь они виделись мне размером с недокормленных амеб. Дорожка свернула в секвойевую рощу, Ли Меллон исчез, забрав с собой все патроны, которые были у нас на этом свете.

Не найдя себе лучшего занятия, да и вообще не найдя занятия, я сел на камень у обочины трассы и стал ждать Ли Меллона. У меня была книга – что-то про душу. Книга утверждала, что если я еще не умер, если я читаю эту книгу, и в пальцах у меня достаточно жизни, чтобы переворачивать страницы, то все будет хорошо. Я решил, что это фантастический роман.

Мимо проехали две машины. В одной сидели молодые ребята. Девчонка была симпатичная. Я представил, как они уезжают из Монтерея на целый день, а перед этим долго завтракают на автовокзале «грейхаундов». Смысла в этом было немного.

Зачем им понадобилось завтракать именно на автовокзале «грейхаундов»? Чем больше я об этом думал, тем меньше это казалось мне правдоподобным. В Монтерее куча других забегаловок. В некоторых даже лучше кормят. То что однажды утром я завтракал в Монтерее на автовокзале «грейхаундов», еще не значит, что все на свете должны есть именно там.

Вторая машина оказалась «Роллс-Ройсом» с шофером и пожилой женщиной на заднем сиденье. Женщину насквозь пропитали меха и бриллианты, словно случайный весенний дождь вместо воды вылил на нее все это богатство. Так ей повезло.

Она слегка удивилась, увидав, как я, словно суслик, сижу на камне. Потом что-то сказала шоферу, и стекло его дверцы плавно и без усилий поползло вниз.

– Сколько отсюда до Лос-Анджелеса? – спросил шофер. У него был превосходный голос.

Затем стекло ее дверцы плавно и без усилий поползло вниз, словно шея прозрачного лебедя.

– Мы опаздываем на несколько часов, – сказала она. – Но я так мечтала взглянуть на Биг-Сур. Далеко ли отсюда до Лос-Анджелеса, молодой человек?

– До Лос-Анджелеса прилично, – сказал я. – Миль двести. Придется ехать медленно, пока не доберетесь до Сан-Луис-Обиспо. Надо было сворачивать на 99-ю или на 101-ю, если торопитесь.

– Уже поздно, – сказала она. – Я им просто объясню, что так вышло. Поймут. У вас есть телефон?

– Нет, к сожалению, – сказал я. – Здесь нет даже электричества.

– Ну что ж, – сказала она. – Пусть немножко поволнуются за свою бабушку, это полезно. Десять лет они держали меня за мебель. Теперь будет повод вспомнить. Давно нужно было так сделать.

Мне понравилось, как она произнесла слово «бабушка», потому что меньше всего на свете она походила на чью-то бабушку.

Затем она очень любезно сказала «спасибо», стекло плавно и без усилий поползло вверх, и лебеди продолжили свое движение на юг. Женщина помахала на прощание рукой, и машина скрылась за поворотом, став чуть-чуть ближе к тем, кто дожидался ее в Лос-Анджелесе, – тем, кто с каждой утекающей минутой нервничал все больше и больше. Им пойдет на пользу, если они немного за нее поволнуются.

Ну где же она? Где? Может, позвонить в полицию? Нет, подождем еще пять минут.

Через пять минут раздался далекий хлопок 22-го калибра, затем второй и третий. Самое безнадежное – эти повторяющиеся выстрелы, снова и снова, а потом тишина.

Через некоторое время Ли Меллон спустился с горы. Он шел по грунтовой дорожке, потом пересек трассу. Пистолет он нес небрежно – так, будто от него теперь было не больше пользы, чем от простой палки.

– Ну? – спросил я.

И вот был вечер, и Ли Меллон стоял рядом со мной на узкой балке.

– Скоро стемнеет, – сказал он. Он смотрел на пруд. Пруд казался зеленым и безобидным. – Был бы динамит, – сказал Ли Меллон. Потом он пошел в огород и сорвал там несколько листьев салата. Когда он возвращался, в глазах его была тоска. – Я видел в огороде кролика, – сказал он.

Собрав все свое самообладание, я прогнал слово «Алиса» сперва с языка, а потом и из головы. Мне очень хотелось сказать: «Чего же ты, Алиса, так испугалась?», но вместо этого я заставил себя смириться с тем, что от пяти наших патронов остались только воспоминания.

Ужин этим вечером был так себе. Немного зелени и банка скумбрии. Человек [19], хозяин земли, где мы жили, принес эту скумбрию для котов, которых полно в округе, – но коты не стали ее есть. Рыба была мерзкой настолько, что они предпочли остаться голодными. Что и сделали.

Скумбрия разрывает организм на части. Стоит ей попасть в живот, как в нем поднимаются гул, верещание и хлопки. Желудок закручивается вокруг собственной горизонтальной оси, издавая звуки, которые пронеслись бы по дому с привидениями вслед за подземным толчком. После чего происходят громкий пердеж и отрыжка. Скумбрия рвется наружу даже через поры.

После скумбриевого ужина остается только сидеть, ибо список тем для разговора резко сужается. Я не представляю, как можно после поедания скумбрии говорить о поэзии, эстетике и мире во всем мире.

И чтобы окончательно превратить наш обед в гастрономическую Хиросиму, мы съели на десерт по куску хлеба от Ли Меллона. Хлеб Ли Меллона точно соответствовал описаниям сухарей, которыми кормили солдат Гражданской войны. В этом, разумеется, не было ничего неожиданного.

Я уже научился вставать по стойке смирно и салютовать глазами невидимому флагу – флагу того, кто соглашается заниматься стряпней, – когда раз в два-три дня Ли Меллон провозглашал:

– Кажется, пришло время печь хлеб.

Это потребовало времени и усилий, но я добился своего и могу теперь его есть: твердый, как камень, в дюйм толщиной, безвкусный, похожий на Бетти Крокер [20], отправляющуюся в ад, или на тысячу солдат, марширующих по дорогам Вирджинии – миля за милей по диким просторам.

Приготовления к Экклезиасту

Сразу после ужина я решил, что не буду слушать кваканье лягушек, уже собравшихся в пруду с первыми красками заката, а, забрав пердеж и отрыжку, посижу в одиночестве у себя в будке и почитаю Экклезиаста.

– А я посижу здесь и почитаю лягушек, – перднул Ли Меллон.

– Что ты сказал, Ли? Я не слышу. Эти лягушки. Кричи громче, – перднул я.

Ли Меллон встал, бросил в пруд здоровенный камень и проорал:

– Кэмпбельский суп!

Лягушки умолкли. Камня и крика им хватало на несколько секунд, после чего все начиналось снова. Ли Меллон держал в будке целую груду камней. Лягушки начинались с одного квака, за первым следовал второй – и так до тех пор, пока к хору не присоединялась 7452‐я лягушка.

Самое смешное, что, посылая в пруд какой угодно метательный снаряд, Ли Меллон должен был кричать именно «Кэмпбельский суп!». Чтобы понять, какой именно крик в комплекте с прицельным камнеметанием лучше всего действует на лягушек, Ли Меллон экспериментировал сначала с известными ему ругательствами, потом с бессмысленными наборами звуков.

Он оказался хорошим исследователем и методом проб и ошибок выяснил, что самый сильный страх нагоняет на лягушек фраза «Кэмпбельский суп!». Так что теперь вместо того, чтобы выкрикивать скучную бессмыслицу, он орал в биг-сурскую ночь: «Кэмпбельский суп!»

вернуться

18

Греческая лирическая поэтесса VII в. до н. э.

вернуться

19

Хозяином участка был Лоуренс Ферлингетти (1919–2021), американский поэт и издатель, основавший издательство и книжный магазин «Огни Большого Города».

вернуться

20

Бетти Крокер – автор и торговая марка знаменитой поваренной книги и коллекции кулинарных рецептов.

9
{"b":"129370","o":1}