Когда мы все закончили, мистер Грешем очнулся. Откинувшись на спинку стула, он вытер губы салфеткой и улыбнулся мне своей быстрой стеклянной улыбкой.

– Ну, Люси, я не сомневаюсь, что ты очень удивилась, когда узнала, что станешь жить в английской семье.

– Да, сэр, – смиренно ответила я. Я была скорее расстроена, чем удивлена, но не хотела обидеть его, сказав об этом.

– Ты ни за что не догадаешься, зачем папа привез тебя сюда, – сказала Аманда, бросив шаловливый взгляд в сторону Эдмунда, который раздраженно пожал плечами и пробормотал:

– Естественно.

Я не понимала, почему они считают, что я должна быть заинтригована. До сих пор я не думала об этой стороне своей будущей жизни: мне было страшно. Я сама часто бывала свидетелем подобных историй.

Аманда сказала:

– Попробуй отгадай.

Я была в нерешительности. В китайской семье намерения главы семьи не обсуждались. Но здесь была Англия. Люди вели себя по-другому. Все выжидающе смотрели на меня. Я вежливо поклонилась мистеру Грешему и сказала:

– Я знаю, что вы заплатили миссии большие деньги, сэр… – я говорила медленно. На ум приходили лишь китайские слова. Мне пришлось переводить: – Для меня большая честь, что вы выбрали такую ничтожную и недостойную, как я, себе в наложницы, когда ваша жена постарела.

Тишина была ужасающая. Казалось, что все перестали дышать, и у каждого остановилось сердце. Я замерла. Кровь застыла в жилах. Я поняла, что сказала что-то ужасное. Я боялась пошевелиться. Не меняя позы, я украдкой посмотрела на других: они остолбенели.

Миссис Грешем побелела, рот отвалился, глаза выпучены от шока и возмущения. Эмили выглядела так же, как и ее мать, но в ее испуганном взгляде можно было прочесть и восторг вперемешку с ужасом. Брови Эдмунда взлетели так высоко, что почти слились с волосами. У Аманды округлились глаза. Она была скорее озадачена, чем потрясена, потому что не совсем понимала, что вызвало такой шок. Но в его значительности она не сомневалась.

Мистер Грешем встал. Его лицо потемнело от ярости.

– Как ты смеешь? – жутким шепотом спросил он. – Как ты смеешь так говорить в присутствии моей жены и моей семьи? В тебе нет ни капли стыда? – Он указал на дверь трясущейся рукой: – Ступайте в свою комнату, мисс! Немедленно!

Меня как громом поразило. Я поняла! Я вела себя, как последняя дура. У английских джентльменов нет наложниц. Если бы я подумала, если бы я решилась подумать, я бы вспомнила. Но по своей глупости, узнав, что меня купил богатый человек, я решила, что меня купили для того, для чего купили бы в Китае. Поэтому я запрещала себе думать о будущем.

Ярость мистера Грешема привела меня в такое оцепенение, что я не чувствовала под собой ног. Я взглянула на Аманду и увидела, что даже она испугана. Эдмунд вытер платком лоб и сказал:

– Отец, я думаю, мы должны принять во внимание…

– Помолчи, Эдмунд! – оборвал его мистер Грешем. – Не смей оправдывать бесстыдные разговоры за моим столом! Здесь, под моей крышей, в присутствии твоей матери, этот… этот испорченный ребенок заявляет, что я купил ее с гнусной целью!

Мой голос, когда я смогла говорить, звучал не громче шепота:

– Я умоляю вас простить меня, мистер Грешем. Я привыкла, что в Китае…

– Довольно! – закричал он. – Нечего разыгрывать из себя невинность, мисс! В свою комнату, немедленно!

За моей спиной раздался голос Марша:

– Пожалуйте, мисс Люси, – он отодвинул стул, чтобы я встала. Я повернулась к нему, он был спокойным, как обычно. Он проводил меня до двери и открыл ее. Мистер Грешем хрипло сказал:

– Оставьте нас, Марш. Я позвоню, если вы понадобитесь.

Дворецкий ответил:

– Хорошо, сэр, – и вышел вслед за мной. Дверь еще не закрылась, как миссис Грешем заговорила. В ее голосе слышались страдальческие нотки:

– Господи, Чарльз, что ты наделал? Я умоляла тебя подумать. Что за существо ты навязал нам?

Я медленно шла через холл к большой лестнице. Я была в отчаянии. Теперь я понимала свою ошибку. Но почему она вызвала такой шок? Что такого гнусного в наложнице? Китайские девушки, покидая миссию, радовались, когда их брали в наложницы, а не в батрачки. Я сама предпочла бы стать батрачкой, но разумно объяснить почему, не смогла бы. Может быть, это врожденный инстинкт или кровь, кровь чужой, заставляет меня думать именно так:

Я была уже у лестницы, когда услышала:

– Мисс Люси!

Я оглянулась. Мистер Марш проводил меня до лестницы и теперь смотрел на меня сверху вниз со странным выражением, в котором за суровостью я увидела что-то похожее на сочувствие, удивление и даже радость.

– Не переживайте сильно, мисс Люси, – сказал он, – я полагаю, мистер Эдмунд уже понял, что ваше оскорбление было не намеренным, что вы по-другому воспитаны. Он обязательно поговорит с хозяином, когда мистер Грешем остынет.

Моя благодарность была настолько сильна, что у меня выступили слезы.

– Вы очень добры, мистер Марш.

Он улыбнулся.

– Только слуги зовут меня так. Для вас я – Марш.

– О, сэр, я не могу: вы – мужчина, старше…

– Вы уже не в Китае, мисс Люси. Для своего же блага вы должны вести себя так, как того требует ваше положение здесь.

– Да. Извините. Мне так тяжело, – мой голос задрожал, и я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Я знаю, что вела себя глупо. Но что мне делать? Что бы я ни сказала, они сердятся, особенно миссис Грешем. Она считает, что я все выдумываю.

– Что выдумываете, мисс Люси?

– Ну… Эмили спросила, видела ли я палача, и, когда я сказала правду, миссис Грешем рассердилась и сказала, что это глупая выдумка. А вечером они все на меня рассердились за то, что я сказала, что кролик вкуснее кошки.

– Не удивительно, что они вам не верят, мисс Люси.

– Но вы мне верите, мистер Марш? – спросила я. – Извините… Марш.

– Это уже лучше. Да, конечно, я вам верю, мисс Люси. Я знаю Гонконг, Шанхай, Порт Саид, Бомбей и еще много таких мест по всему миру. – Увидев, что я удивлена, он объяснил: – Я не всегда был дворецким, мисс Люси. Я долго служил в армии денщиком и много путешествовал. – Он стряхнул невидимую пылинку с рукава. – Могу я дать вам один совет? Вы живете в английской семье, принадлежащей к высшему классу. У них есть свои достоинства и недостатки. Одним из недостатков является некоторая слепота по отношению к тому, что находится за пределами их маленького мира. В глубине души они верят, что Бог – это английский джентльмен, а отсюда следует, что их обычаи и традиции священны.

Я была потрясена тем, как мистер Марш говорил: как образованный джентльмен, а не как слуга. Он, наверное, снова заметил мое удивление, потому что замолчал, затем сказал:

– Вас, наверное, удивляет, что слуга может выражаться подобным образом, мисс Люси? Мне повезло, я служил офицеру, который к тому же был ученым – редкое сочетание, должен заметить. Я старался походить на него и научился свободно и легко разговаривать. Он оказал мне честь своей дружбой, и мы провели много часов в беседах за годы нашей совместной службы.

Я вспомнила мисс Протеро, обучавшую меня искусству беседы, и сказала:

– Да, я понимаю, мистер Марш.

– Марш, – резко поправил он.

– О, извините, Марш.

Он удовлетворенно улыбнулся, затем сказал:

– Слово «наложница» нельзя произносить в присутствии английских дам. Вы прожили в Китае всю свою жизнь, и я не сомневаюсь, что вы носили брюки. Здесь женщина в брюках шокировала бы всех. Даже ножки рояля драпируются, как вы, наверное, могли заметить, потому что ноги считаются чем-то не совсем приличным. Если вам придется упомянуть о них, мисс Люси, вы должны говорить о «нижних конечностях». – Он насмешливо посмотрел на меня: – Я надеюсь, что сказанное как-то объяснит вам, почему вся семья оказалась так потрясена тем, что вы предположили, будто мистер Грешем купил вас как наложницу?

– Да. О, да! – тихо ответила я и прижала руки ко лбу. – Но ведь вы пошутили про ножки рояля, правда?