А парижанки не увидят, как мы убегаем?
Мы сделаем вид, что бежим за Кафи, как будто он удрал.
А если выйдет луна? — забеспокоился Гиль.
Луна сейчас в последней четверти, так что она встает очень поздно.
Было уже восемь часов, а мы еще не начинали готовить. Пока Бифштекс разогревал на плитке котелок с макаронами, Стриженый на своих длинных худых ногах помчался в порт за рыбой, которую Простак оставлял нам в прохладном месте на дне своей лодки. Поужинав, мы принялись играть в карты при свете фонарика, но никто не мог сосредоточиться на игре.
В десять Гиль отправился на разведку. Парижанки ушли из-под тента и сидели в фургоне, сквозь окна которого пробивался свет. Затем свет в фургоне погас, никаких звуков не было слышно. Видимо, женщины легли спать.
— Пора, — сказал Сапожник.
Я привязал веревку к ошейнику Кафи, который покорно наклонил голову, решив, что я хочу взять его на поводок. На стоянке было тихо. Сделав большой крюк, мы вышли к фургону, и я велел Кафи слушать внимательно. Но все было тихо.
Сапожник молнией проскользнул под фургон и прижался к земле, а я сел на землю около другого фургона, держа Кафи за ошейник. Ночь была туманной и темной, так что Сапожника совсем не было видно, но нас с Кафи легко мог заметить всякий.
Время шло. Был момент, когда я услышал шум внутри фургона, у которого сидел, и вздрогнул. Но это плакал ребенок. Мать встала, успокоила его, и опять все стало тихо.
Был уже час ночи. Кафи устал сидеть на одном месте и начал нервничать. Когда часовая стрелка подошла к двум часам, я стал прислушиваться, но на таком расстоянии, конечно, ничего не услышал. Прозвенел ли будильник в фургоне? Говорили ли парижанки между собой?
Вдруг я увидел, как Сапожник вылезает из-под фургона и бежит ко мне.
— Бежим скорей! Я все объясню.
Бифштекс уже спал, а остальные с нетерпением ждали нас.
Ну, что там? — спросил Корже, как только мы пришли.
Я так и знал, — ответил Сапожник, — что в этом фургоне творится что-то странное.
Они разговаривали?
Сейчас расскажу… Как и тогда, ровно в два зазвонил будильник. Но одна из женщин тут же нажала на кнопку и пробормотала: "Какая я глупая! Это же не сегодня!.." Потом она заснула обратно.
И это все? — разочарованно спросил Гиль.
А тебе мало?.. — обиделся Сапожник. — Если она так сказала, значит, она привыкла вставать в это время. В прошлый раз мы решили, что она больна. Ну и дураки же мы были! Она что, пьет лекарства по ночам, причем некоторые ночи пропускает? Нет, это ерунда… но я узнаю, в чем дело! На следующую ночь я опять пойду туда! — Поморщившись, он добавил — Не знаю, что со мной, у меня так ноет поясница! Наверно, я просто неудобно лежал. Пойду-ка я спать…
Все залезли в свои мешки и последовали примеру Сапожника, который, несмотря на свою поясницу, тут же уснул как убитый.
Когда на следующее утро мы проснулись, солнце уже было высоко в небе. Только Бифштекс, единственный, кто проспал всю ночь, проснулся рано и отправился на набережную. Рыбаки, которые всю ночь ловили рыбу, как раз возвращались в порт. Бифштекс вернулся, когда мы только вставали, и рассказал, что видел парижанок. Они следили за разгрузкой лодок и за отправкой грузовичков с рыбой в магазины Нима и Монпелье. Но вообще-то в том, что две женщины утром отправились в порт, не было ничего необычного. Возвращение рыбаков было одним из немногочисленных развлечений в городке.
Теперь придется ждать следующей ночи, чтобы попробовать еще что-нибудь узнать. У Сапожника разболелась спина, и снова лезть под фургон он не мог. Я предложил заменить его, а Стриженый, который хорошо управлялся с Кафи, вызвался постоять на страже. На этот раз мы решили выйти попозже: все равно будильник звонил только в два часа.
После полуночи мы вылезли из палатки. Сапожник посоветовал мне подползти к колесам фургона, а потом просто лежать и слушать.
Эта ночь, как и предыдущая, была безлунной, но стало светлее из-за множества звезд, сверкающих в небе. В фургоне было тихо. Я пролез между колес и застыл в неудобной позе, которая так подействовала на Малыша. Теперь оставалось только слушать и надеяться в случае чего на Стриженого и Кафи. Прошел час… полтора… Ничего не происходило. Без четверти два я переменил позу и крепче прижался ухом к днищу фургона.
Наконец зазвонил будильник. На этот раз его выключили не сразу. Через несколько секунд пол фургона задрожал: это одна из парижанок спрыгнула с кровати. Она не стала зажигать свет, но я догадался, что она открывает окна фургона и осматривает окрестности. Может, она собирается выйти?.. Я приготовился к бегству. Но окна снова закрылись, и женщина прошла в другой конец фургона. Вторая парижанка так и не встала.
Что-то тяжелое или громоздкое проскрежетало по полу прямо над моим ухом; звук показался мне оглушительным. Дотащив предмет до места, женщина с облегчением вздохнула. Прошло еще несколько секунд, и я услышал какие-то шорохи, свист, который то усиливался, то затухал. Потом женщина вполголоса заговорила:
— Алло!.. Говорит ноль-шесть-три… Алло!.. Вы слышите меня?
Она повторила это несколько раз и стала ждать, нетерпеливо постукивая ногой по полу фургона. Я сразу понял, что она говорит по рации. Через минуту она заговорила еще тише:
— Говорит ноль-шесть-три… Слышу вас хорошо… С Жерменой все в порядке… С Жерменой все в порядке… Она уехала к дяде… уехала к дяде… Она надела зеленое платье… Как слышите?
Потом ее собеседник что-то ей ответил; я же слышал лишь тишину, иногда прерываемую словами:
— Да нет, повторяю, у Жермены все в порядке… Это была ложная тревога. Ее юные друзья уехали… А теперь внимание: завтра Жермены не будет дома. Да-да, завтра ее не будет. Говорит ноль-шесть-три… Конец связи.
Все кончилось. Через несколько секунд я опять услышал глухой скрежет и понял, что женщина ставит передатчик на место. После этого все затихло; я слышал только поскрипывание рессор. Женщина снова легла. Из осторожности и для очистки совести я подождал еще немного, потом вылез из-под фургона. Сердце у меня бешено колотилось. Стриженый уже нервничал, видя, что в фургоне что-то происходит.
Я чуть было не поднял тревогу. Ну что? Удалось что-нибудь узнать?
На этот раз я все услышал. Пошли скорей!
В палатке никто не спал. Друзья ждали нас с еще большим нетерпением, чем вчера. Осветив фонариком мое лицо, Корже даже испугался.
Что-нибудь случилось, Тиду?
Нет, все в порядке. Скорей, бумагу и ручку!
Боясь что-нибудь забыть, я нацарапал все, что слышал, включая повторения, которые тоже могли иметь смысл. Склонившись надо мной и тяжело дыша от нетерпения, друзья расшифровывали мои каракули, едва я успевал их написать.
— Я так и думал! — воскликнул Малыш. — Вчера я не решился сказать, вы бы не поверили, но я сразу подумал, что у них может быть передатчик… Вот почему мы слышали только один голос, причем с перерывами. Каждую ночь, или почти каждую, они говорят с кем-то, чтобы договориться о тайной встрече!
Корже, не торопясь, несколько раз перечитал то, что было написано.
Да, — сказал он, — речь идет о встрече. Но с кем? И где?..
С кем, мы не знаем, — отозвался Бифштекс, — но эти женщины слишком хорошо одеты для Пор-ле-Руа. Они здесь не просто так.
Вдруг меня словно током ударило.
— А если… если они из ТОЛ?..
