Черт побери! — заорал Простак. — Куда это Бартавель так спешит?

Снова заведя "мельницу", мы продолжили погоню.

Простак, считающий расстояние в морских милях, сказал, что мы уже милях в пятнадцати от Пор-ле-Руа. Он уже начинал беспокоиться. Все-таки, каждое утро "Морской еж" вместе с остальными возвращался в порт. Не пересекал же он каждую ночь Средиземное море туда и обратно!..

Еще два или три раза наш друг заглушал двигатель и прислушивался, боясь подойти к "Морскому ежу" слишком близко. Учитывая направление ветра, который, к счастью, дул нам в лоб, Простак прикинул, что Бартавель сейчас где-то в миле от нас. Но на всякий случай он все же уменьшил обороты "мельницы" — и правильно сделал: мой пес снова навострил уши. Он ясно слышал шум "Морского ежа". Сейчас тот шел медленнее, чем мы.

Простак выключил двигатель. Мотор "Морского ежа" крутился все медленнее, мы слышали его размеренный гул… потом он совсем затих. Над морем повисла тяжелая тишина, еще более впечатляющая в полной темноте: только позади мерцали несколько фонарей да огни двух маяков. С бьющимися сердцами мы ждали, что произойдет. Почему "Морской еж" встал? Простак говорил, что глубина тут двести — триста метров и здесь еще никогда не видели ни одного косяка рыбы.

Прошло десять минут. Вдруг Простак вскочил.

Смотрите! Вон там!..

Где?

Впереди!

Я ничего не вижу…

Платье Жермены!..

Как мы ни напрягали глаза, мы ничего не видели.

— Платье Жермены! — повторял Простак. — Платье Жермены! Я был прав: Жермена то с бородой…

Мы испугались, что он сошел с ума, что у него разыгралось воображение и начались галлюцинации. Но через несколько секунд Стриженый тоже завопил:

— Смотрите, там… фиолетовый свет!

Теперь и мы с Корже заметили вдалеке, невысоко над водой, сиреневый огонек; он горел несколько секунд, потом погас и через минуту вспыхнул опять. Это горел фонарь на "Морском же"! Бартавель ненадолго, с равномерными интервалами, включал и выключал фонарь, чтобы его заметил кто-то у берега. В первый раз платье Жермены было зеленым, вчера синим; значит, сегодня оно сиреневое, как нам и подтвердят наши друзья, оставшиеся в лагере… Значит, Жермена— то Бартавель, рыбак с маленькой черной бородой! Нет, Простак не сошел с ума…

Последние неясные слова в посланиях обрели вой смысл. Нет, это были не фантазии радиолюбителей, мсье Шарве ошибся. Сейчас не время мать, почему полиция их не засекла, сейчас ажио другое…

Простак, еще недавно такой возбужденный, теперь казался растерянным. Если он запустит мо-ор, нас могут услышать. Но с такого расстояния мы не сможем увидеть, что происходит на борту "Морского ежа"! Поразмыслив, Простак вполголоса спросил:

Кто умеет грести?

Все. Мы учились на Женевском озере.

В трюме должны лежать две пары старых весел.

Они действительно там лежали, настолько тяжелые и громоздкие, что мы с трудом вытащили их наверх.

— Возьмите по веслу и засуньте их в уключины, а четвертое дайте мне!

Но оказалось, что идти на веслах на тяжелой и неповоротливой рыбацкой лодке, борт которой поднимается над водой не менее чем на метр, — то не то же самое, что вести байдарку по спокойным водам озера. Простак, привыкший к этим "лопатам", объяснил нам, как ими пользоваться, и скомандовал:

— Налегли!.. Главное — тихо!

Я изо всех сил потянул здоровое, как бревно, весло; рядом со мной, как раб на галере, скорчился Стриженый. Сначала мы действовали несогласованно, производя лишь ненужные движения и со стуком сталкиваясь веслами, но под руководством Простака дело постепенно наладилось.

У нас не было никаких ориентиров, и казалось, что мы совсем не движемся. Простак, согнувшись над своим веслом и пыхтя как кашалот, тихо считал:

— Раз, два… раз, два! — И, чтобы подбодрить нас, покрикивал — Поднажмем, малыши! Еще разок!..

Минут через десять я услышал тихое рычание Кафи и, тут же перестав грести, положил руку на плечо Простака.

— Стоп!

Где-то невдалеке тарахтел работающий вхолостую мотор. Мы и не заметили, как почти вплотную подошли к лодке Бартавеля.

— Смотрите хорошенько! — прошептал Простак. — Он должен быть недалеко…

В самом деле, невысоко над водой на фоне ночного неба четко вырисовывалась черная тень. Да, это была большая рыбацкая лодка — "Морской еж". С погашенными огнями, неподвижный, он как будто чего-то ждал.

— Еще смотрите, — зашептал Простак. — Ищите везде!

Вдруг Стриженый сжал мою руку.

Посмотри-ка, вон там, слева…

Где?

Вон, — он указал рукой. — Что-то черное на воде.

— Может, это скала?

Простак тоже увидел странный предмет.

Нет, это точно не скала, тут нет скал… Скорее, обломок судна… Нет, это не обломок, он движется!

Да, — вставил Корже, — как будто скала, которая плывет… Она приближается к "Морскому ежу"… но это не лодка.

С бьющимся сердцем мы ждали, всматриваясь в маленькую черную тень, которая неторопливо приближалась к "Морскому ежу". В тот же момент на "Еже" вновь вспыхнул и через несколько секунд погас фиолетовый огонь. Наверно, он зажигался раньше, пока мы гребли, но, сидя к нему спиной, мы его просто не видели… А "скала" все приближалась, как будто стремясь к этому огоньку, и вскоре две тени слились. Яростно жуя свою жвачку, Простак схватил подзорную трубу, но все равно не смог ничего разглядеть.

Не имея возможности что-либо увидеть, мы по примеру моего верного Кафи, вытянувшего вперед кончики ушей, стали вслушиваться. Мы расслышали тихий металлический шум, скрип канатов и глухие удары, как будто по дну лодки двигали что-то тяжелое… Иногда до нас долетали голоса, но мы не могли различить слов. В одном мы были уверены: именно с этой странной "скалой" встречается "Морской еж". Они явно что-то перегружали.

Простак тихо бесился от невозможности узнать, что там сейчас происходит. Но вдруг ему в голову пришла другая мысль: когда свидание закончится и "Морской еж" пойдет обратно к Пор-ле-Руа, мы можем оказаться на его пути. Кроме опасности столкновения, мы рискуем быть узнанными. Вполголоса рыбак скомандовал нам:

— Тихо! Взяли весла!

"Пескаду" повернул, скользя по воде тихо, как по бархату. Научившись обращаться с веслами, мы больше не сталкивались лопастями.

Простаку очень вовремя пришло в голову отойти. Едва мы оказались немного в стороне, как мотор "Морского ежа" заработал на полную мощность. Корабль отошел от "черной скалы"; мы проследили за ним глазами, чтобы узнать, действительно ли он взял курс на Пор-ле-Руа.

Именно тогда и случилось то настолько необъяснимое и неожиданное происшествие, что никто даже не успел понять, что происходит. Как только я отвел взгляд от исчезающего в темноте "Морского ежа" и посмотрел на странную "скалу", мне показалось, что она приближается к нам, но не увеличиваясь, а, наоборот, уменьшаясь в размерах. Я схватил за руку Корже, чтобы показать ему эту ошеломляющую картину… и в этот момент "Пескаду" поднялся в воздух, будто на огромной волне, задрожал, и… все мы очутились в воде.

Запутавшись в своей куртке, которую я незадолго перед этим надел, я забарахтался изо всех сил и, с силой оттолкнувшись ногами, очутился на поверхности.

— Корже! Стриженый! Где вы?..

Их головы появились в нескольких метрах от меня. Что до Кафи, он преспокойно барахтался рядом со мной… Но где Простак? Глаза щипало от соленой воды, и я ничего не видел.

— Простак! Где вы?

Откуда-то из темноты до нас донесся тревожный захлебывающийся голос:

— На помощь!.. На по…

Наш друг тонет!

— Кафи, скорей! Простак тонет… Держи его, как можешь!

Мой храбрый пес, который от принудительного купания не потерял ни зрения, ни ориентации, тут же поплыл к утопающему. Когда мы подплыли к ним, Кафи уже держал Простака за штаны. Втроем мы подняли несчастного так, чтобы он мог дышать. Недалеко от меня плавало весло с "Пескаду".