Пока осиротевшая мусульманская община ищет преемника умершему вероучителю, попробуем кратко сформулировать, что он оставил в наследство этому преемнику. Мы не будем здесь, как делают многие исследователи биографии Мухаммада, давать оценку его личности: в предыдущих главах мы постарались достаточно полно и возможно более объективно показать его дела, по которым читатель может сам составить представление о нем как о человеке, политике и религиозном деятеле. Сложность заключается в том, что, оценивая личность крупного исторического деятеля, мы прежде всего оцениваем уже известные нам результаты его деятельности, совершенно несоизмеримые с первоначальным толчком, с личным вкладом данного деятеля, как несоизмерима ударная сила снежной лавины с мощностью человеческого крика, который может нарушить неустойчивое равновесие и вызвать срыв этой лавины. «Тайна для нас, кажется, во многом заключается именно в диспропорции между его несомненно выдающейся, но далеко не сверхчеловеческой сущностью и огромным размахом и длительностью движения, которому он дал толчок» [+185].

Мухаммад оставил своим преемникам достаточно индивидуализированную и законченную религиозную систему, включающую все необходимое для самостоятельного религиозного учения, от общей концепции взаимоотношений человека и бога до четко регламентированной обрядности, выраженных на родном языке верующих в привычной для них системе образов и представлений. Но дальнейшее развитие общины его последователей могло пойти по-разному: стать религией обитателей Аравийского полуострова или, как это и произошло, выйти за его пределы и стать одной из трех мировых религий.

Однако ни один из этих путей не был запрограммирован сущностью самой религии: как религиозное учение ислам в диспуте на равных вряд ли смог бы вытеснить христианство, располагавшее мощным арсеналом античной философии и логики, поставленных на службу теологии. Монотеизм в аравийском варианте, удобный для восприятия обитателями Аравии, отнюдь не был столь же близок людям стран древних цивилизаций. Чтобы пойти по пути экспансии за пределы Аравии и преуспеть в ней, ислам должен был стать государственной религией.

Мухаммад положил начало созданию новой надплеменной общности, не связанной с подчинением одного племени или области другим племенем (хотя многие племена все-таки расценивали принятие ислама как подчинение курайшитам), скрепленной внутренним сознанием необходимости принадлежать к этой общности. Но это еще не было государством с организованной финансовой системой, административным аппаратом и армией. Никаких предписаний относительно руководства мусульманской общиной как государственным образованием не существовало [+186], было несколько разрозненных прецедентов и политический опыт языческих племен, который еще надо было переосмыслить в духе новых идей.

Религиозно-политическое объединение племен и областей Западной Аравии, сложившееся в 630–631 гг., было скреплено прежде всего личностью Мухаммада, присягами, которые приносили ему, лично ему, а не общине отдельные лица и вожди племен. Принятие новой религии для большинства ее последователей было формой вступления в новый политический союз, глава которого обладал особым, отсутствующим у других вождей, исключительным могуществом. Признание этого облегчало Мухаммаду создание новой общности, но в признании этой исключительности таилась ее слабость — с исчезновением носителя этого могущества исчезали и прежние связи и обязательства.

Преемнику Мухаммада предстояло сохранить эту общность, созданную религиозным вдохновением, политическими методами.

[+1] Антиох, с. 59–63.

[+2] Так по [Ист. Виз., т.! с. 367]; другие исследователи относят создание фем к более позднему времени, в любом случае можно говорить о тенденции к такой децентрализации при Ираклии. О перевооружении армии см. [Derko, 1935; Haldon, 1975].

[+3] Согласно византийским и армянским источникам, Ираклий двинулся на Ниневию из Азербайгана через Равандуз и перед битвой переправился через; Большой Заб [Манандян, 1950, рис. 1]. Согласно арабским историкам, сведения которых основываются на сасанидской исторической традиции, Ираклий двигался с запада, из Нисибина, а иранский полководец, стоя у Ниневии, защищал удобную переправу через Тигр. Ираклий добился успеха, переправившись через Тигр в другом месте ([Таб., I, 1003–1004], так у А. И. Колесникова [1970, с. 84]). Этот ход событий представляется более логичным, чем движение из Равандуза на Ниневию (с переправой через Большой Заб), а затем назад от Ниневии на Ирбил; гораздо проще, достигнув Ирбиля, идти прямо на Дасткарт, прикрывшись заслоном со стороны Ниневии. Впрочем, сведения ат-Табари слишком кратки, чтобы только на их основании отвергать более подробные данные византийских и армянских источников.

[+4] Таб., I, 1045–1060.

[+5] Балаз., Ф., с. 292.

[+6] О договоре см. [Рази, с. 37–39; Пиотровский, 1985, с. 24 и примеч. 4]; о «дне ар-Радм» см. [Пиотровский, 1985, с. 24–25].

[+7] Основная группа источников по истории этого периода — «Книга походов» ал-Вакиди и труды опиравшихся на него Ибн Са'да и ученика последнего, ал-Балазури, — дает в основном единую картину и последовательность событий. Сведения Ибн Исхака (насколько можно судить по версии Ибн Хишама) нередко расходятся с ними в датировке и последовательности событий. Так, поход Мухаммада на бану лихйан, датируемый источниками первой группы раби' I 6 г. х., у Ибн Исхака датирован джумада I, поход Курза б. Джабира на бану урайна в первом случае — шаввал 6 г. х., во втором — джумада I того же года. В некоторых случаях у авторов, использовавших первоначальный текст Ибн Исхака, появляются даты, отсутствующие в версии Ибн Хишама или представляющие иную традицию. Мы следуем линии ал-Вакиди, естественно с учетом вариантов Ибн Исхака — Ибн Хишама.

[+8] И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 56.

[+9] Маршрут этого похода с трудом согласуется с его длительностью: путь от Медины до ал-Усфана через ал-Буват — около 370 км и обратный прямой путь — около 320 км, следовательно, в каждые из 13 дней пути (один день из 14 Мухаммад провел в ал-Усфане) отряд должен был проходить по 50 км. Это — крайний предел средней скорости многодневного марша.

[+10] Возможно, что поход носил характер возмездия за гибель мусульман при Зу-л-Касса.

[+11] Вак., пер., с. 233–234; И Са'д, т. 2, ч. 1, с. 63.

[+12] Арабские историки считают, что посланец возвращался от императора [И. Хиш., с. 975; И. Са'д, т. 2, ч. 1, с. 63, и все зависящие от них авторы]. Однако сомнительно, чтобы он добрался до императора, находившегося в Армении. Скорее всего его принял префект Бостры (Бусры) и вручил одежды от имени императора. Сомнительно также, чтобы Мухаммад в это время претендовал на переговоры с императором. Обращения к правителям сопредельных государств относятся ко времени после Худайбии. Г. Гримме полагал (на основании сведений Феофана), что византийцы узнали о Мухаммаде только после его смерти [Grimme, 1892, Т. 1, с. 126, примеч. 2]. С таким решительным утверждением трудно согласиться. Византийские наместники в Палестине и Сирии не могли не знать о событиях, происходивших в Аравии, иное дело, что в Константинополе поняли все значение этих событий только с началом арабских завоеваний после смерти Мухаммада.