– Ну-у, на самом деле мы не совсем… мы почти помолвлены, так что в наших отношениях меньше близости, чем если бы мы были помолвлены официально.

Тэтчер присвистнул.

– Почти помолвлены. На мой взгляд, это дает возможность отказаться от своего обещания. – Он протянул руку, чтобы помочь ей снять второй конек, но Фелисити, отстранив его руку, сделала это сама. – Он может в любой момент отказаться.

– Отказаться? – Она поднялась на ноги, содрогнувшись всем телом при этой мысли. – Герцог Холлиндрейк – человек чести. Он никогда не сделает ничего подобного.

– Почему вы в нем так уверены? – спросил Тэтчер. Он тоже поднялся со скамьи и теперь снова возвышался над ней, так что Фелисити поняла, что потеряла свое преимущество. – Откуда вам знать, что он человек чести?

Только было она собралась сказать этому несносному человеку, насколько честным и благородным является Обри Майкл Томас Стерлинг, десятый герцог Холлиндрейк, как откуда-то из-за прилавков раздался пронзительный крик.

– Мой кошелек! Мой кошелек! – кричала женщина. – У меня украли кошелек!

Фелисити повернулась как ужаленная.

Силы небесные! Тетушка Минти!

– Это не похоже на голос вашей тетушки, – сказал Тэтчер прислушиваясь к визгливому женскому крику.

– Вон та женщина! Это она украла кошелек! – кричала какая-то леди. – Позовите стражу! Позовите констебля!

– Ох, тетушка Минти! – пробормотала себе под нос Фелисити, проталкиваясь сквозь толпу к тому месту, где сгрудились зеваки, привлеченные назревающим скандалом. Почему такое невезение? Мало того что ее ливрейный лакей чуть было не отдал Богу душу на глазах у всего Лондона, так теперь еще и тетушка, которая…

Фелисити содрогнулась всем телом при этой, мысли.

– Нe может быть, чтобы она…

– Не вижу причин для такой спешки, – сказал ей вслед Тэтчер. – Нe думаю, что кошелек украли у вашей тетушки.

– Ах, если бы кошелек украли у нее! – сказала Фелисити.

– Капитан Дэшуэлл, что вы здесь делаете? – спросила Пиппин, отступая на шаг при виде человека, который много лет снился ей по ночам. Она сжала руки в кулачки, чтобы унять охватившую ее дрожь.

Мечтать о нем по ночам – это было одно, но видеть его наяву рядом – совсем другое.

– Значит, ты действительно помнишь меня, маленькая Цирцея, – сказал он, подходя к ней, и, поднеся ее руку к губам, поцеловал сквозь варежку ее пальчики. Лицо его было обветренным и загорелым больше, чем когда она его помнила, но взгляд зеленых глаз был все таким же острым и проницательным. – Должен сказать, что ты повзрослела с тех пор, как мы виделись последний раз, хотя по-прежнему так же мило краснеешь.

«Держись, Пиппин, – говорила она себе. – Не забывай, что тебе уже не шестнадцать лет и он для тебя не представляет опасности…»

Не так, как это было в ту темную ночь несколько долгих лет назад, когда они занимались осуществлением одного из сумасшедших матримониальных планов, задуманных Фелисити. Тогда их вмешательство в жизнь лорда Джона Тремонта чуть было не закончилось заключением в тюрьму этого бедняги, и ей, Талли и Фелисити пришлось продолжить за него работу во имя короля и отечества. Она оказалась на безлюдном берегу неподалеку от Гастингса, где находилась тайная бухта – своего рода перевалочный пункт, которым пользовались контрабандисты и бесстрашные сорвиголовы вроде капитана Дэшуэлла. И когда он, подведя шлюпку к берегу, вышел из пены прибоя, попав в ее поле зрения, она сразу же поняла, что ее жизнь уже никогда больше не будет такой, как прежде.

Ее сердце никогда не будет так учащенно биться, как тогда, когда он флиртовал с ней, поддразнивал ее и в конце концов поцеловал в невинные губки.

Но за четыре года, прошедшие с тех пор, многое изменилось. Их страны теперь находились в состоянии войны, и они были врагами, а не союзниками, объединившимися против Франции.

«Ну-у, вернее, почти врагами», – сказала она себе.

– Капитан Дэшуэлл, вам не следует…

– Тс-с, Цирцея. Называй меня просто Томас, если не возражаешь. – Он наклонился и прошептал ей на ухо: – Имя Дэшуэлл не пользуется любовью в этих краях. Я имею в виду почти всю Англию и значительную часть Шотландии. За мою голову назначено крупное вознаграждение…

– Я это знаю, – сказала Пиппин.

– Значит, ты следила за моими приключениями, не так ли?

– Этого трудно избежать, сэр, – сказала она. – Слишком много торговцев лишились по вашей милости своих грузов.

– Пусть уж лучше они лишатся грузов чая и шелков, чем я своей головы. Иначе как же я сумел бы сорвать еще один поцелуй с этих сладких губок, если моя голова будет наколота на пику?

Пиппин отобрала у него свою руку, отступила на шаг и посмотрела налево и направо, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

– Что вы здесь делаете?

– Боюсь, что я здесь застрял. По крайней мере до тех пор, пока не растает лед, – сказал он. – Я прибыл в Лондон, можно сказать, по делу и оказался без выхода к морю, – он жестом показал на суда, вмерзшие в лед, – и абсолютно без друзей! По крайней мере до этого мгновения. – Он снова попытался взять ее за руку, но она на сей раз оказалась проворнее и спрятала руку под накидку.

Однако она сразу же поняла, что капитана Дэшуэлла такие пустяки остановить не могут, судя по тому, как он искоса взглянул на торчавший из-под накидки локоток.

Пиппин отступила еще на шаг.

– Наверное, вы себя плохо зарекомендовали, вот и остались без друзей. Леди Джозефина говорит, что вы презренный, бесчестный, бессовестный…

Продолжать не было смысла. Этот негодяй лишь забавлялся, прислушиваясь к перечислению нелестных эпитетов.

– Но, милая Пиппин, мне показалось, что именно это во мне тебе и нравилось.

– Вы мне совсем не нравитесь, – солгала она. – Я вас даже не знаю.

Он внимательно заглянул ей в глаза, и она заметила тень отросшей рыжеватой щетины на его подбородке. Пока он разглядывал ее изучающим взглядом, она учуяла исходящий от него запах моря – запах смолы и соли, который был его визитной карточкой с той далекой ночи, когда они встретились впервые.

Однако он тоже изменился, как изменилась и она. Он стал шире в плечах и выше ростом и, в отличие от лондонских изнеженных денди, как не раз указывала Фелисити, привык жить своим умом и умел бороться за то, что он хочет, а если потребуется, даже украсть это.

– Значит, ты читала обо мне в газетах? Видела, что писали обо мне? Думала о том нашем поцелуе? Когда это было? Два, нет, три…

– Четыре года назад, сэр, – подсказала она. – Тогда я была ребенком, а вы – настоящим негодяем, потому что вели себя так дерзко.

– Ребенком? Который с пистолетом в руке делает мужскую работу в интересах своей страны? Маленькая Пиппин, ты и тогда была не больше ребенком, чем сейчас. И должен признаться, что ты превратилась в обворожительную леди. Настолько же красивую, насколько я бесчестен. – Он протянул руку и кончиком пальца приподнял ее голову. – Я никогда не забывал твои глаза.

У Пиппин перехватило дыхание. Значит, он думал о ней? Вспоминал ее?

Его загрубевшие пальцы нежно прикасались к ней, а взгляд был почти печален.

– Только не говори мне, что ты вышла замуж за другого!

– Нет, я не вышла замуж, – сказала она, прежде чем успела подумать.

Он улыбнулся, шагнул ближе и прошептал:

– Я был бы очень разочарован, если бы ты не дождалась меня и все эти долгие годы в море я провел бы напрасно.

– Я не была…

– Нет, конечно, нет, – согласился он, и в глазах его заплясали озорные искорки, как будто он знал правду. Знал ее тайну. – Нет, я думаю, что ты живешь в Мейфэре, в каком-нибудь великолепном доме, – в его голосе чувствовалась не зависть, а что-то вроде жалости, – со множеством слуг, готовых выполнить любое твое желание.

Она покачала головой, не в силах говорить, загипнотизированная тем, что он так близко. Совсем как во сне. Как она представляла себе. Как ей хотелось, чтобы все так и было.