Касатка сторожила его там, у скалы, под разрушенной хижиной, и нетерпеливо плескала по воде хвостом. Переполошившиеся тюлени в страхе старались забраться как можно выше, даже если для этого им приходилось ползти по телам тех счастливцев, которые опередили их. Толкались и лезли, лезли наверх, подальше от берега. Рев и вой! И крики морских птиц, что тревожно вились в потемневшем небе.

Человек решил — плыть! Завтра, может быть, будет поздно…

Он поднял паруса, и ветер тут же надул их, подтолкнул лодку и понес ее туда, где должна была быть суша, к далекой полоске горизонта.

Лишь бы не наткнуться на рифы!

Человек давно уже изучил с вершины скалистого острова все опасные мели, которые кипели при отливе, и все же — вдруг он что-нибудь не разглядел?

Небо померкло — стало почти черным. Померк и океан, впитав в себя цвет неба. Лишь на западе пылал горизонт, пылал воздух, пылала вода. И на фоне этого кровавого заката, кажущийся неестественно огромным, страшным и грозным, среди белой пены прибоя возвышался зубчатый силуэт одинокого острова, где над обломками скал кружили, прежде чем усесться на ночь, поздние птицы.

Бросив случайный взгляд назад, человек снова похолодел. В пенистой дорожке, оставляемой лодкой, угрожающе нырял торчащий плавник касатки с гарпуном. Поняв, что тюлени на сей раз ускользнули от нее, она летела в погоню за добычей, казавшейся ей более легкой. Настигнув, проплыла несколько метров около лодки, как бы изучая прочность ее борта, потом ушла под воду и, прежде чем человек успел догадаться, что она готовит ему, страшный удар подбросил лодку в воздух. Хорошо, что киль был крепким и выдержал. Несчастный едва успел ухватиться руками за мачту. Враг выплыл с другой стороны лодки и удивленно уставился на него своими злыми глазами. Неужели жертва все еще держится?.. После такого удара!..

Невольно человек припомнил все, что слышал об этих опасных хищниках — невероятные, ужасные рассказы-легенды, в которых трудно было отличить правду от выдумки. Такими же неожиданными, молниеносными ударами головой толкали они льдины, ломали их или переворачивали, чтобы спихнуть в воду лежащих на них тюленей.

И вот — то, что он раньше считал моряцкой выдумкой, оказалось жестокой правдой. Только сейчас жертвой был не тюлень…

Касатка отплыла в сторону, ударила хвостом по воде и снова налетела на лодку. Но и на этот раз удар пришелся в прочный киль.

Человек опять удержался, в смертельном ужасе цепляясь за качающуюся мачту. Значит, и он сейчас как тюлень на плавающей льдине и такой же беспомощный.

Вот опять! Касатка разбежалась и снова ударила лодку своей огромной головой. Доска затрещала. Сквозь щель забила тонкая струйка воды.

Человек схватил консервную банку и начал поспешно вычерпывать воду. Что еще мог он сделать?

С какой стороны обрушится на него новый удар? И выдержит ли пробитая лодка?

Откуда? Откуда?

Стиснув мачту до боли одной рукой, он другой лихорадочно вычерпывал воду.

Где подстерегает его смерть, оскаленная, страшная, прячущаяся в черной бездне? Когда и как набросится она на него?

Но почему он, не двигаясь с места, бездействует в пробитой лодке среди океана? Почему ждет, скрестив руки, своей гибели? Почему не пытается предпринять что-то, пусть даже глупое, бессмысленное?

Он убрал парус, сел на весла и пустился обратно к кипящему прибою, туда, где проступали едва заметные очертания скалистого острова.

Вода в лодке, поднимаясь все выше и выше, сначала покрыла ступни его ног, потом дошла до щиколоток, потом до колен.

А рокового удара все еще не было.

Белый вертелся около острова, но не решался подойти поближе. Его острый слух улавливал сквозь водяные массы шумное дыхание касатки и ее звучное фырканье.

Пронеслось стадо тунцов. Самыми последними тащились, стараясь не отставать, хилые и больные рыбы с тусклыми глазами и матовой, потерявшей блеск чешуей.

Дельфин врезался в хвост косяка и проглотил отстающих.

Наевшись, он опять поплыл к острову, но и на этот раз вернулся назад. Касатка все еще бесновалась среди волн…

Стемнело. Волны стали похожи на разлитую тушь. На востоке, из-за мутного горизонта выглянула огненная точка, начала расти, становясь кроваво-красной, и внезапно на небосклон выплыла луна. Ее перламутровые лучи посеребрили поверхность океана.

Белый — сонный, усталый — отдыхал, покачиваясь на волнах, которые с шепотом пробегали над ним. Луна то взлетала золотым мячом над горизонтом, то скрывалась за водяными хребтами, такая близкая, что, казалось, если подпрыгнуть, можно достать до нее, и в то же время такая далекая…

Однорукий!

Дельфин почувствовал толчки его мощного насоса. Дремота мгновенно слетела с него, хвост распенил волны.

Под ним, в сотне саженей от поверхности, легко, невозмутимо неслось огромное морское страшилище, как видно направлявшееся по подводному протоку к острову.

Что ему нужно там?

Страшась неизвестности и в то же время охваченный любопытством, Белый устремился следом за ним. Его звуковой прожектор, поймав своим мощным лучом уродливого гиганта, уверенно следил за ним в непроглядном мраке.

Вскоре дельфин приблизился к месту, где его друг упустил нож, и где лежал пойманный створками тридакны осьминог. Шум усилился. Послышался учащенный плеск водяных насосов, щелканье двух клювов, трение рыбьей чешуи, возня тяжелых тел на дне. Хлопнула раковина гигантской тридакны.

И больше нельзя было разобрать ничего. Под водой проплыли два других великана. Послышалось бульканье — это два кита ловили в глубине рачков и выцеживали воду сквозь свои роговые пластинки.

Как видно, воздух у них кончился. Рой пузырьков полетел с шипеньем кверху, затем выплыла Меченая со своим детенышем. Четыре фонтана забили со свистом над водой. Затем еще четыре и еще четыре при каждом вдохе и выдохе объемистых легких. Вода булькала в широких спинах так, как она плещется о подводные скалы. Детеныш потерся о мать, потом проплыл у нее над головой, нежно погладив ее всем своим массивным телом, и нырнул под нее. Хотя он был длиной в восемь метров и весил, наверное, не меньше чем целое стадо дельфинов — все-таки это было ее дитя, ее милая крошка.

Киты глубоко вдохнули воздух и опять нырнули вглубь, но маленький шалун, увлеченный охотой, отплыл от матери дальше чем следовало. Та сердито позвала его. Рев ее разорвал темную воду. Белый не только услышал его, но и ощутил всем своим телом, словно прикоснулся к электрическому скату.

Внезапно до Меченой донесся шум приближающейся касатки. Оба кита мгновенно всплыли на поверхность и затихли над волнами.

Может быть, она проплывет мимо, не заметив их! Может быть, не услышит их!

Мать коснулась длинной рукой малыша: «Тихо! Не бойся!»

Но касатка с гарпуном не дала обмануть себя. Она устремилась прямо к китику.

Меченая пришла в бешенство. Подпрыгнула над волнами и обрушилась на врага сверху всей своей тяжестью. Оглушенная ударом, ошеломленная неожиданным сопротивлением, касатка ушла под воду, но не отказалась от борьбы. Рассвирепевшая, запыхавшаяся китиха все еще металась над волнами, а кровожадная хищница снова оказалась около детеныша. Тот закричал тревожно и помчался к матери. И когда касатка, разинув пасть, уже хотела впиться в него зубами, Меченая настигла ее. Опять подпрыгнула и замахала своими мощными четырехметровыми плавниками. Под лунным светом вода забурлила, словно серебряный гейзер.

К горизонту поползли огромные концентрические волны, нанизанные одна на другую, будто черные водяные атоллы, которые все растягивались, растягивались и, наконец, исчезли, растворившись в темноте ночи.

Случайно рука китихи коснулась торчащего гарпуна и вонзила его еще глубже в тело касатки.

Хлынула кровь.

Разъяренная мать не останавливалась — ведь от этого зависела жизнь ее сына, — подпрыгивала, ударяла головой, плавниками, и касатка, ошеломленная материнской самоотверженностью, не устояла, обратилась в бегство.