Литмир - Электронная Библиотека

— Уэнделл!

Почему у Чарлза женский голос?

Он открывает глаза и видит над собою чернокожее лицо. Сиделка в белом халате, у нее большие голубые глаза.

— Вам снился сон, мистер Най. Доктор Мэтур будет здесь в три часа. Помните меня?

Это происходит шесть лет назад — Уэнделл лежит в больнице «Мэймонидс» и, испытывая муки, всматривается в лицо молодой женщины.

— Алана?

— Я училась в вашем классе гражданского права пять лет назад. В вашей истории болезни говорится, что с вами произошел несчастный случай. Мне очень жаль, мистер Най.

Он пробует закрыть глаза, чтобы вернуться в сон.

Больно.

Алана поправляет подушки, дает таблетки, смотрит, выпил ли он апельсиновый сок. У нее мягкие прикосновения, нежные и умелые, и, помогая Уэнделлу, она говорит, что он — единственная причина, из-за которой она стала сиделкой.

— Я?

— Помните слайды о Кларе Бартон, которые вы показывали? Как она начинала в Красном Кресте? Они заставили меня задуматься. По соседству было полно ребят с ножевыми и огнестрельными ранами — а Красного Креста нет. Вот потому я и стала сиделкой. Вы обычно говорили нам, что хорошо быть идеалистом. И мы обычно смеялись над этим.

Больно говорить.

— Лучше позвоню жене.

Но когда Уэнделл держит в руках аппарат и слышит на другом конце провода гудение сотового, то вспоминает, что не может рассказать жене о случившемся. Не может даже намекнуть.

— Кто это? — раздается голос Марсии.

Она может расстроиться и позвонить в полицию. И так рассердится, что ее не успокоишь.

— Алло?

Из-за дикой боли трудно думать. Вероятно, жена пытается поговорить с ним со вчерашнего дня, оставляя звонки на домашнем автоответчике. Мольба перед аппаратом. «Где ты, Уэнделл?»

За все годы совместной жизни не было такого, чтобы он не говорил с Марсией целый день.

Уэнделл отключается.

На следующий день он звонит директору колледжа, доктору Бирнбауму, и говорит ему: «Я увольняюсь».

«Теперь я умер и более полезен отсутствующий, чем живой. Мои уроки были ложью, мои слайд-шоу — смехотворны. Тот полицейский просто торопился на бейсбол, дурацкий бейсбол. А человек, который пришел ко мне в квартиру, может вернуться. Если я не брошу Марсию, он будет интересоваться, не известно ли ей что-нибудь».

После того как доктор Мэтур сообщает Алане, что Уэнделла избили, она пробует уговорить его позвонить в полицию. «Вам нужна помощь, — говорит она. — Не принимайте решений, пока находитесь в угнетенном состоянии. Поговорите с семьей или больничным психологом», — настаивает она.

Смех, да и только.

Марсия говорит из Вашингтона:

— Звонил доктор Бирнбаум! С тобой все хорошо?

— Меня сбил грузовик.

— Ты уходишь? — плачет она три недели спустя, истерично рыдая, когда он, прихрамывая, двигается от шкафа с чемоданом в руке и начинает кидать туда рубашки и скомканные носки, кладет пластмассовую бритву.

— Не хочу больше считаться женатым. Хочу быть свободным, — говорит он.

— Скажи мне, что произошло! Когда я вернулась из Вашингтона, весь пол был в крови. Почему ты не дал мне позвонить в полицию?

— Я встречался с одной… женщиной. Ее муж избил меня. Ясно?

Каждая ложь уводит Уэнделла еще глубже в могилу. Он находит подходящую квартиру в подвальном этаже — под землей, как в аду. А из города не уезжает из-за того, что хочет иногда издали видеть родных, но те не будут знать, что он смотрит на них.

Хочет убедиться, что тот человек оставил их в покое.

Алана пытается звонить, навещать, как некая бруклинская версия Клары Бартон. Сиделка выслеживает его во время послеоперационного визита к доктору Мэтуру.

— Если не хотите общаться с людьми, ваше дело, — говорит она. — Если хотите бросить семью, тех, кто вас любит, и оставить преподавание, то надеюсь, что передумаете. И все-таки вы делаете ошибку. Вам нужна работа, и я могу помочь.

Спустя два месяца, опираясь на новую трость, он с трудом первый раз выходит на работу в качестве водителя грузовика Комитета чернокожих ветеранов войны. Ему будет платить наличными Тони, брат Аланы, председатель комитета и отставной сержант.

— Алана сказала, что тебя поимели.

Двое других членов бригады с удивлением косятся на новичка. Сердитый человек подходит к Тони и стучит костяшками пальцев по лбу, словно желая спросить, в уме ли он.

— Здесь что, никого нет, сержант? Ты взял белого? Они что, мало крадут у нас работу?

А работа для мертвого идеальная. Не надо думать и говорить. Ведешь фургон по знакомым улицам, изученным вдоль и поперек за многие годы. Комитет ветеранов принимает пожертвования мебелью, одеждой, электроприборами, играми и распределяет все это среди нуждающихся ветеранов. «Отдайте нам старые телевизоры, книги и компьютерные клавиатуры, спишите их, помогите ветеранам — и будете иметь хорошие отношения с налоговой полицией».

Уэнделл едет к Хантс-Пойнт, Гринсборо-авеню и дальше на север и вниз, на Брайтон-Бич, где живут русские. Он помогает Тони вынести старые кушетки из квартир во Флэтбуше, где живут арабы, забрать ночной столик, пожертвованный хорватами, и совершенно новый ящик, «Панасоник» с большим экраном, выпущенный пять лет назад в «Рот дискаунт электроник». Уэнделл тащит все это в демонстрационное помещение склада, так что ветераны смогут по дешевке почувствовать себя гражданами Нью-Йорка.

Уэнделл работает за шесть долларов в час наличными. Это его первый заход в экономику городского дна. Пятидолларовые чаевые тут и там. Шесть упаковок кока-колы. Эспандер. Сломанное кресло себе домой.

Мертвые много не тратят. Им не надо много еды, и они не пьют спиртного. Не покупают подарки или сладости и не ходят в кино. Они не общаются вне работы. Мертвые невидимо скользят между работой и домом. Ночью они совершают долгие одинокие прогулки или часами сидят перед телевизором, но едва ли видят, что происходит на экране.

Иногда Уэнделл следит за Марсией. Из-за угла здания, из окна автобуса или в парке, где она сидит часами в слезах, но проходит несколько месяцев и плач прекращается. Он удовлетворенно отмечает, что она начинает новую жизнь. Одобряет, когда они с Беном меняют фамилию на девичью фамилию Марсии. Так человеку в маске будет труднее их найти.

Уэнделла переполняет гордость, когда Бен становится взрослее, сам поступает в школу Натана Хейла и делает броски с дальнего конца огороженной проволочной сеткой баскетбольной площадки. Кажется, Бен еще и смеется, хотя был стеснительным, когда Уэнделл уходил.

«Они вне опасности и до сих пор. Но я никогда не смогу поддерживать с ними связь».

Каждые несколько месяцев Уэнделлу кажется, что прошло куда больше времени. Незаметно проходит два года.

— Ты хороший работник, но моя сестра беспокоится за тебя, — говорит как-то Тони.

— У нас завтра удачное приобретение. Я знаю кратчайшую дорогу, — отзывается Уэнделл, стараясь оборвать этот разговор, пока он не зашел слишком далеко, и рассматривает карту города.

— Неужели ты не хочешь заработать еще денег? У меня связи в строительных профсоюзах, ты же знаешь, ветераны. Сунь парню два куска, и ты в союзе. Сунь еще три купюры, и окажешься на месте, где хочешь работать, или поблизости от своего дома.

— Мне и здесь неплохо.

— Неплохо? — переспрашивает Тони, свинчивая пробку с бутылки «Тропиканы»; он сидит на переднем бампере с пропотевшим клетчатым платком на большой лысой голове. — Ты честный, проворный. Водитель что надо. Недостает только счастья, Уэнделл.

— Я подумываю о нем. Все нормально.

— Врун. Веди машину.

Комитет чернокожих ветеранов войны — идеальный снабженец для мертвого. Одежда? Юрист, переезжавший из Гарлема на Гавайи, подарил дубленку, две пары теннисных туфель большого размера, четыре свитера с высоким воротом. Ну и что с того, что на них чернильные пятна?

Зонтик? Наследники покойной женщины в Бенсонхарсте жертвуют большой зонт с эмблемой Уолта Диснея.

41
{"b":"129131","o":1}