Короткая дорога домой
Лицо уличного торговца «беспомощное, но грубое, безнадежное, но самоуверенное… не способен что-либо предпринять, но всегда готов мгновенно извлечь выгоду из слабости ближнего… глаза животного сонные и спокойные в присутствии других видов…» Из «Короткой дороги домой» Ф. Скотта Фицджеральда.
— Заходите посмотреть величайшее представление на свете. Биологическое представление. Любое существо, которое вы способны вообразить в самых диких и грязных фантазиях здесь и у него есть цена. Биологическая цена вы понимаете деньги здесь не имеют силы…
— Мы же заплатили за вход, разве нет?
— Разве платить не принято?
Комната розовые обои дымный красный закат двое рыжеволосых мальчишек смотрят друг на друга другой ракурс члены наливаются и крепчают едкий запах наполняет комнату и выползает в уличную жару… (Сдавленный кашель публики)… Соски мальчишки исчезают в водоворотах азотистого пара превращаясь в два жемчужных дрожащих диска… (Возбужденные зрители застегивают пиджаки прячут руки в карманах)… Лицо мальчика сосредоточено словно у рептилии… громкий щелчок, хруст, бутылочные осколки впиваются в стену. Радостные известия в моем ухе говорит о своих молчаливых собаках запятнанных кровью и ветром этого одинокого города школьник умоляющий о защите. Вы хотите и способны заплатить? Не так. Транзисторный приемник показывает фокус. Сияющий Мальчик советует тебе вернуться на большой рынок.
— Возможно кто-то из вас почувствовал странный запах, исходящий от этих персонажей… сладкий гнилостный терпкий азотный озоновый запах точно лисий помет в темной комнате фотографа…
Другой мальчик стремительно разбухает лицо искажено похотью и болью красные оранжевые желтые водовороты исходят от него словно пар соски распухли встают дрожат горят он падает на кровать и быстрым нечеловеческим прыжком другой приземляется рядом разводя ноги дрожащий анус извергает красную лягушачью икру и запах исходит от них пока они ебутся…
— Да это действует как цианид на белого святошу…
Шериф его свиномордый заместитель и члены Лиги борьбы с безнравственностью синеют и валятся вокруг засирая и зассывая землю…
— Теперь детям обычно нравится этот запах и они выходят с красными прыщами и говорят: «Можете держать меня здесь сколько угодно пока вы даете мне это…»
Вот мальчишки кончают зубы оскалены глаза горят волосы встают дыбом… рыжая звериная шерсть покрывает их тела клыки прорываются сквозь кровоточащие десны мальчик дрожит и брыкается жопа вибрирует а хвост прорастает из позвоночника…
Дэви Джонс
— С мальчишками нужно по-особенному.
Парень стоит его ширинка выпирает прыщи взрываются на лице.
Это Одри в 14 лет страх и неуверенность в его взгляде — у большинства он вызывает неприязнь и недоверие. Он похож на пса загрызшего овцу кровь размазана по морде, виляет хвостом и в то же время готов укусить или пуститься наутек. По субботам он ходит в суды и сидит на процессах спертый воздух пот и сигарный дым возвращает все вспять — как Одри дрожал под холодными взглядами сыщиков с сигарами.
Одри пробрался в зал суда и забыл снять шляпу.
— СНИМИ ШЛЯПУ.
Он садится перепуганный как обычно. Поворачивается и смотрит по сторонам. В двух рядах впереди черный мужик локоть закинут на спинку скамьи. Одри разглядывает его, и тот тоже легко может заметить Одри, стоит чуть повернуть голову. Может он и поймал взгляд Одри, но виду не подал. Одри отчего-то уверен: этот человек не подожмется не сдвинется ни на дюйм по чьему-то приказу, его физическая неподвижность порождает силу которую Одри ощущает, как электромагнитное поле. И вот выкрикнули уголовное дело.
— ДЭВИ ДЖОНС.
Паренек лет 15 под конвоем усталого полицейского предстал перед судьей. Вспоминая это я вижу некое подобие сцены с намеком на занавес. Когда выкрикнули его имя Дэви Джонс вошел с левой стороны. Ему 15 он крепко сложен высокий совершенно спокоен и уверен в себе он стоит перед судьей презрительно ухмыляясь. Одри понял, что парень ничего не боится. Одри облизал губы и почувствовал, что у него встает.
— Я невиновен, — произнес парень дерзко.
Судья вжался в кресло. Втянул жирную плоть, отступая:
— Ты виновен. Тебя признали виновным и я приговариваю тебя к пяти годам в Бунвилле.
БУНВИЛЛЬ. Одри застегнул пальто, чтобы прикрыть ширинку. Он вспомнил газетную статью о подростках из городской тюрьмы, ожидающих перевода в исправительную колонию в Бунвилле, Миссури… жалобы на «мерзости которые творили мальчики, заметные прохожим в окнах заведения»… Он представлял себя в камере с Дэви Джонсом…
— Я невиновен, — повторил парень, улыбаясь с откровенным презрением.
— Есть ли родственники в зале? — спросил судья.
Чернокожий заговорил, не вставая со скамьи… «Я его отец. Он не такой, он не мог это сделать». Он не пошевелился, не сменил позу. Слова повисли в воздухе таким явным оскорблением, точно крепкий черный кулак заехал судье по морде.
Судья моргнул откинулся назад…
— Такой-такой… Его признали виновным в вооруженном ограблении…
— Он не такой.
Одри понял, что судья боится этого человека. И судья, и судебные приставы. Никто не велел ему встать и обращаться к судье «ваша честь».
Много лет спустя в Новом Орлеане, сидя в тюрьме по обвинению в употреблении наркотиков, он встретил еще одного черного такого же типа. Из-за изуродованной руки того прозвали Лапой. Он был похож на скелет тощий невозмутимый хладнокровный с другими зэками держался надменно, а наркоманов терпеть не мог.
— Что, крючит без герыча, парень? — старый джанки весело хлопнул его по спине.
— Не понимаю, о чем вы? — холодно отозвался Лапа.
Наркоман убрал руку и кашляя отвалил. Почему они его терпели? Потому что боялись. Дэви Джонс отец и сын и Лапа разрушили весь белый мир.
Вечерние новости
старый сержант мрачно разглядывает фотографии
разыскиваемых желтые облупившиеся
30-й день без ареста в Нью-Йорке
они рискуют 15-ю световыми годами, все будущее,
разговоры о чем-то, прохладные сады
и вечерние бассейны.
Старый тюремщик обходит пустые камеры.
«Спите крепче, ребята».
Там ни души
бормочущие призрачные голоса
взломщиков торчков жуликов
старые укуренные миры
бормочут год за годом.
Моряк повесился на ремне
пьяница колотит в дверь камеры
худой седой карманник останавливает его.
«Вынесешь эту записку Вертухай
Получишь сотню».
вытаскивает сотню из дырявого башмака джанки.
«Мне б арестовать кого-то, Майк. Я на мели».
«Отвали шпана
Не могу найти старого алкаша»
Никто не арестован. Она читает это в его грустных глазах.
«Conservez toujours une bonne morale».
острый холодный рев смеха
ускользает в небо
«Cher ami, voici mon dernier livre»,
Не мог вырваться из старого фильма про легавых.
Вертел дубинкой мощеные улицы
солнце заходит за его спиной
в темнеющем парке
не смог докопаться
«et personne n'a ri»
Вам не нужно напоминать
что законы тверды как Соединенные Штаты…
моча в соломе желтое небо
его велосипед из света
«poumons sensibles».
синий запах надежды когда он завернул за угол
и морской воздух ударил в лицо
«Покиньте поблекший фильм пожалуйста»
Встал. Не забыл «спасибо».
Старое здание суда пустые камеры и полицейские участки
поручители судьи адвокаты надзиратели
бумажные стаканчики с кофе на столе
ОТДЕЛ ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ… дверь открыта
папки и картинки разбросаны по полу
в моче и дерьме.
На стене тараканьей отравой:
ЗДЕСЬ ДРОЧИЛ АХ ПУЧ
Законы жестки как Соединенные Штаты,
«L'indecision ne servirait pas votre cause ce soir».
